Нехама Дробер живет в небольшой квартире в Кирьят-Ата – городе- спутнике Хайфы. А 80 лет назад она жила в Кёнигсберге, где стала свиде- тельницей «Хрустальной ночи». История жизни Нехамы – это за- хватывающий сюжет с неожидан- ными поворотами, драматически- ми кульминациями и отнюдь еще не завершенный. В своем возрасте (ей 91 год) Нехама сохраняет редкую яс- ность ума: она точно знает нынеш- ние названия улиц Калининграда и их прежние кёнигсбергские названия, помнит подробности событий той трагической ночи. Она много раз бы- вала в Калининграде, обычно приез- жала в сопровождении сына Эдуарда, у которого как раз 9 ноября был день рождения. Но этим летом Эдуард Дробер умер после тяжелой болезни. И вот, не вполне оправившись от горя, Нехама нашла в себе силы при- ехать в родной город на открытие отстроенной через 80 лет синагоги. – Я очень рада, что меня пригласили. Мне было нелегко отправиться в дорогу, но все же я поехала. – Вы видели, что происходило в ту ночь 80 лет назад? – Мы жили неподалеку, на Вай- дендам, сейчас это улица Октябрьская. Тут стояла и теперь вновь стоит синагога. Вдруг пришли соседи и сказали, что синагога горит. Мы побежали к окну, с нашего третьего этажа было все видно. Там, в сина- гоге, располагалась наша еврейская школа. Потом старший по дому пришел в нашу квартиру с людьми из СА. Они увели папу, он три не- дели был под арестом. Я видела, как из стоящего рядом сиротского дома бежали дети, их выгнали в одних ночных рубашках на улицу в эту хо- лодную ноябрьскую ночь. Наутро мы побежали к синагоге. Она еще горела, нам было страшно: это же наша школа, где же мы теперь будем учиться?.. Итак, я видела, как си- нагога горела. Теперь вижу, что ее опять построили. Я дожила до это- го, и это хорошо. – Вы родились в Кёнигсберге? – Да, 17 августа 1927 г. Мои роди- тели – Пауль и Марта Марковски. У меня были два младших брата. Один – Ханс-Георг – умер в 1936 г. от дифтерита, а другой – Денни – в 1945-м от голода. Старшая сестра Рита (Рива) живет со мной в Израи- ле, в том же доме, что и я. Ей 93 года, она не может ходить, но все время сидит в Интернете. – Да, я постоянно получаю от нее «лайки» на мои посты в Facebook… Скажите, а как вам возрожденная синагога? – Очень понравилась. – Она похожа на ту, прежнюю? – Похожа, хотя не совсем. – А ведь в Кёнигсберге были и дру- гие синагоги? – Были. Я помню, на праздник Симхат-Тора все танцевали, а детей угощали конфетами. И вот когда конфеты в большой синагоге кон- чились, мы побежали в другую си- нагогу – на Фойергассе. Это была хасидская молельня, там конфеты еще были. – Так это же был вездесущий «Хабад»! Скажите, а с кем-то из друзей детства вы общаетесь? – Иногда говорю по телефону с Амели Бер, она живет в Америке. Там был еще Фред Флатов, но он мне давно не отвечал. Михаэль Вик живет в Штутгарте; он болел, но по- правился, давно мне не звонил... Я думала, что он сейчас приедет… У нас у всех, к сожалению, не то здо- ровье, и сами понимаете, какой воз- раст... – А что произошло со зданием си- нагоги после пожара в «Хрусталь- ную ночь»? Как она была разруше- на? – Через несколько месяцев ее взорвали. Потом нас, остававших- ся в городе евреев, заставили сво- ими руками расчистить площадку, где затем были построены бараки, в которые привозили из концлаге- рей ремесленников и специалистов, чтобы они работали на гестапо. Ге- стапо разместилось в сиротском доме, который уцелел и был конфи- скован у общины. – Почему вы не уехали? – Чтобы уехать, были нужны деньги. Мы хотели уехать, и папа отправился в Гамбург за билетами на пароход. Но все билеты в третий класс были распроданы, а на вто- рой у папы не хватило денег. После 1939 г. уже уехать нельзя было. Мы даже хотели нелегально перейти границу. – Вы избежали депортации в концлагерь потому, что, с точки зрения нацистов, ваша семья счи- талась смешанной? – Да, моя мама была немкой-хри- стианкой. Но, выходя замуж за папу, она конвертировалась в еврейскую веру, окуналась в микву. – Я хочу понять, как все-таки в условиях нацистской диктатуры жила еврейская община? Что-то происходило? Вот, например, Ми- хаэль Вик описывает в книге «За- кат Кёнигсберга» свою бар-мицву, состоявшуюся летом 1941 г. в сина- гоге «Адас Исроэл». Это была ма- ленькая синагога, плотно окружен- ная «арийскими» строениями, поэтому ее не сожгли в «Хрусталь- ную ночь»… – До лета 1942 г. работала еврей- ская школа, а потом все закрыли, учителей отправили в концлагерь. Мы – молодежь, остававшаяся в го- роде, – продолжали общаться, со- бирались по очереди на квартирах друг у друга. В июле 1944 г., проходя Вайдендамский мост, мой отец уви- дел баржи с людьми. Евреев пере- правляли из Вильнюсского гетто, чтобы их не освободила Советская армия. Мы с сестрой тут же побе- жали в еврейскую общину и рас- сказали про баржи. Ганс Вайнберг, который раньше был учителем физкультуры в нашей школе, в послед- ние годы в Кёнигсберге работал в еврейской об- щине, имел доступ в ге- стапо и спасал многих. Он сразу пошел в гестапо и добился разрешения покормить людей. Наша молодежь – те, кому мы успели сообщить, – соби- рали продукты не только в еврейских семьях, но и в немецких. Мы собрали большую повозку с едой. Это была тяжелая рабо- та, но мы хоть как-то по- могли несчастным. – Получается, что ев- рейская община функци- онировала в Кёнигсберге до прихода Советской армии? А что стало с Вайнбергом? – В городе оставалось несколько десятков евреев, уцелевших по раз- ным причинам. А Вайнберг… Он имел какие-то заслуги и, кажется, даже «выходил из еврейства» – крестился. Это защищало его от депортации. Рассказывали, что в 1945 г., когда в Кёнигсберг пришла Красная армия, его, не разобрав- шись, расстреляли. Зимой 1945 г. он ездил в Берлин к бывшей жене, и она уговаривала его остаться, а он ответил: «Я не могу бросить моих евреев». Он был очень хороший че- ловек. – Евреям, пережившим в Кёниг- сберге нацистскую власть, тоже пришлось не сладко после прихода Красной армии? – Нам не верили, что мы евреи. Говорили: «Гитлер всех убил». Од- нажды нас остановила группа сол- дат, поставили нас к стене и хотели расстрелять. Мы показывали наши желтые звезды, но нам не верили. На наше счастье подошли офицер и солдат – оба евреи, они спасли нас от смерти. Папа сказал, что Б-г послал их. Солдата звали Миша Браверман, он даже несколько раз кормил нас. Потом папу отправи- ли в Сибирь, мама и братик умерли от голода. Я осталась с Ритой, она тоже была больна, опухала. Зима 1945–1946 гг. была ужасно холод- ной. Топить было нечем, я искала дрова среди развалин: брала топор и откалывала щепки от дверей, где они еще были. – Как получилось, что вы оста- лись в СССР? Ведь все немецкое на- селение бывшей Восточной Прус- сии в 1948 г. было депортировано в Германию. – Весной 1946 г. мы ушли из Кёниг- сберга – города нашего детства. По- сле разных злоключений оказались в Каунасе. Там в еврейской общине нам тоже не верили, ведь немецкие евреи не говорили на идише. Мы вспомнили случай с баржами, и сре- ди людей, окружавших нас, оказал- ся мужчина, который там был. Он подтвердил наш рассказ и добавил, что немногие из тех людей остались живы. Мы были рады, что хоть кто- то спасся. Нам дали еврейский си- дур. Иврит мы учили в школе и мог- ли читать. После этого нам поверили и помогли. Рита была старше меня, но выглядела как 12-летняя девочка, ее устроили в еврейский детдом на улице Дауканто. Меня взяли домра- ботницей в еврейскую семью, тоже пострадавшую во время войны. За то, что я говорила по-немецки, маль- чик Максим обзывал меня «фашист- кой». Я понимала, что люди так стра- дали от немцев, что не хотели даже слышать немецкую речь. Много раз я спрашивала себя, почему жизнь так жестоко с нами обошлась. Мы ведь столько страдали от нацистов, и нам посчастливилось остаться в живых, чтобы страдать от наших освободи- телей, не поверивших, что мы евреи. Потом община оформила в детдом и меня. Нам поменяли документы, чтобы никто не знал, что мы из Гер- мании, ведь нас могли отправить в Сибирь. В Каунасе я познакомилась со Шмуэлем. Он родился в Киши- неве. У Шмуэля тоже было трудное детство: отец пропал без вести, мать умерла. Шмуэль был один, и у меня, кроме Риты, никого не было. Мы по- ехали в 1949 г. жить в Кишинев, там и расписались. Рита тоже приехала в Кишинев. Я всем говорила, что мы из Литвы. В 1949 г. папа нашел нас через еврейскую общину Каунаса. Он был болен и звал нас к себе. Мы получали от него письма, отвечали, но писать обо всем боялись – письма проверя- ли. Папа так и не узнал, что с новыми документами мы не можем вернуть- ся в Германию. Он умер в Гамбурге в 1958 г. Лишь в 1989 г. мы впервые побывали на его могиле. В конце 1980-х Нехама хотела с се- мьей переехать в Германию, но гер- манское консульство почему-то не признало ее документы. Тогда было решено уехать в Израиль. В 1989 г. вышла в свет книга одноклассника Нехамы Михаэля Вика «Закат Кё- нигсберга», благодаря которой поч- ти все ученики еврейской школы и многие евреи Кёнигсберга нашли друг друга. Так Нехаме удалось до- казать, что она – Хелла Марковски из Кёнигсберга, и получить герман- ский паспорт. Отверженная «арий- ским» обществом и «награжден- ная» в юности желтой звездой, прожившая жизнь скромной совет- ской работницы, а потом – скром- ной израильской пенсионерки, она с середины 2000-х гг. становится участницей различных форумов и церемоний, посвященных памяти жертв Катастрофы, ее награждают германским орденом «За заслуги». На немецком и на русском языках вышла книга ее воспоминаний «Те- перь меня зовут Нехама». Послы ФРГ в разных странах извиняются перед ней и за преследования на- цистов, и за невнимательность кон- сулов. Ее приветствовал президент ФРГ. Нынче на открытии калинин- градской синагоги она опять была собеседницей высоких чиновников МИДа Германии. – Мы надеемся летом провести в Калининграде фестиваль еврей- ской культуры и знаний. Пригла- сим бывших кёнигсбергских евреев и их потомков. Надеемся, Михаэль Вик приедет. Приезжайте и вы! – Надо дожить. – Мы на вас надеемся. – Я тоже надеюсь.
Беседовал Виктор ШАПИРО
Комментариев нет:
Отправить комментарий