В ЛЕСАХ ПАШУТОВКИ

В лесах Пашутовки

ЦВИ ПРЕЙГЕРЗОН

1

Дорогие читатели – в нашей стране и за ее пределами! Я уверен, что найдется среди вас некоторое количество отважных душ, которые не ведают страха. Вот их-то я и приглашаю отправиться со мной в густые пашутовские леса.

Ох уж, эти леса в окрестностях Пашутовки! Сказочная голубая корона, улыбка красавицы! В самом-то местечке мало чего интересного: покосившиеся домишки, грязь и мусор, неряшливые псы и евреи с еврейками. Зато в лесах… В лесах небо звенит голубыми заплатами в верхушках сосен, тени спят под деревьями, а птичий щебет брызжет отовсюду, как капли драгоценных духов. Вечный праздник поселился и живет в лесах Пашутовки.

Летом собирается здесь настоящий интернационал: евреи из Пашутовки, евреи из Судилкова, евреи из Хролина, евреи с Филинки, и есть даже такие, которые приезжают из далекой Одессы!

И вот, самые бесстрашные из моих читателей, крадемся мы под покровом ночи в мертвой тени пашутовских лесов… Струйки лесного воздуха омывают наши разгоряченные лица, стаи звезд прокладывают нам путь в просветах между деревьями, тут и там падает на спящую землю еловая шишка. Где-то позади остались освещенные оконца, чьи-то восклицания, чей-то смех, чьи-то томительные песни, звучащие на верандах летних дач…

Позвольте же мне взмахнуть волшебной палочкой – она тоже отсюда, из пашутинского леса – и вот мы уже здесь, на укромных полянах, бок о бок со стройными стволами деревьев, на ковре прелой прошлогодней листвы, меж курчавых кустов, среди тонких стеблей и мягких лесных трав. Прохладный ночной ветерок радует наши отважные души – радует и звенит памятью былых дней, как кузнечик среди колосьев месяца Сивана.

Ну, а тех читателей, которые по робости не примкнули к нашему отряду, я попрошу дать волю воображению. Их удивленным глазам предстанут драмы, трагедии и комедии – целая симфония всевозможных страданий и душевных передряг. Тут вам и история Пинхаса-Петра Бука, самоотверженного борца за счастье трудящихся, и рассказ о Фанечке Кац, дочери нэпмана Яакова-Йешиягу, и повесть о Переце Маргалите, члене профсоюза работников просвещения, и даже несколько слов о простой шиксе по имени Дашка.

2

Если бы мне удалось задать вопрос всем без исключения девушкам со вкусом: что вы, милые девушки, думаете о парне по имени Пинхас (он же Петя) Бук? Способен ли упомянутый Пинхас-Петя пленить вашу душу? Сможет ли он сплести вокруг вас сеть любовных надежд, зажечь мечтой сердце на ночном девичьем ложе, вызвать смущенную улыбку на ваших устах?

Если бы представилась мне такая возможность, то все без исключения девушки дружным хором ответили бы мне: Да! Конечно, да! Несомненно, товарищ Бук обладает вышеперечисленными качествами надежного соратника и верного друга!

И вот, представьте себе такую картину: лес разбросал по земле свои обманчивые тени, глубокая дремота затаилась в усыпанной хвойными иглами пыли, и девушка Фанечка Кац беспечно раскачивается на веревочных качелях, закрепленных между стволами двух близко стоящих сосен. Фанечка раскачивается, а рядом лежит в траве выпавшая из ее рук книжка, и любопытные полевые цветы заглядывают на испещренные черными значками страницы. А мимо всего этого великолепия совершенно случайно проходит товарищ Пинхас Бук. Он наклоняется, поднимает книжку и произносит глубоким мягким голосом:

– Пожалуйста, уважаемый товарищ, ваша книга…

Фанечка улыбается в знак товарищеской благодарности, и эта улыбка вонзается прямиком в Петино сердце, зажигая там некий огонек, упрямый и негасимый, как язычок пламени в субботнем светильнике. Петя переводит взгляд на обложку: там нарисован джентльмен в вязаных штанах, а на коленях у джентльмена – кот с замечательно пушистым хвостом.

– «Страсть мистера Марерфита», – вслух читает Петя и продолжает: – Ну да! Опять мировая буржуазия провоцирует нас своими кошечками и собачками. Видали мы в Гражданскую таких кошечек! Если желаете, я мог бы рассказать вам, товарищ, как наша рота захватывала поместье князя Оболенского…

И Петя рассказывает Фанечке, как вот этими вот руками порвал в мелкие клочья старую княжну Оболенскую и ее рыжего кота. Рыжего! Кота! В клочья! Тогда был пасмурный осенний день, и рыжие листья, как рыжие клочья, летали по мокрому саду, и падали на землю, и стучались в окна бывшего княжеского замка.

На лес благодатным дождем в пустыне опускается вечер, растекается меж соснами, томит и радует душу. Фанечка кокетливо хохочет и соскакивает с качелей, опираясь на мужественное плечо покорителя князей и котов.

3

Ах, эти первые свидания – осторожные и волнующие! И не просто свидания – но свидания в лесах Пашутовки, на тенистых тропинках, на стволе поваленного дерева, у нежно журчащего ручья! И вот, наступает канун субботы, томный пятничный вечер. Сегодня товарищ Бук приглашен для знакомства на дачу, занимаемую Фанечкиной семьей. А там – гитара, горшки с цветами, стол, скатерть и еще много чего буржуазного. Конечно, это не совсем поместье князей Оболенских, но все же… все же…

Последние лучи солнца еще цепляются за верхушки сосен, в воздухе звенят комары, смолкли дневные птичьи голоса. За столом восседает мадам Кац и ее супруг, реб Яаков-Йешиягу. Подает прислуга – девушка Даша, она же шикса Дашка. На белоснежной накрахмаленной скатерти – вино, субботняя хала, сияющее праздничным блеском столовое серебро. Присутствует также чья-то тетя Тамара Александровна, обладательница чрезвычайно интеллигентной внешности.

Петя Бук затравленно оглядывает всю эту картину. Вот ведь попал парень в западню! И не просто в западню, но прямиком в гнездо мировой буржуазии! В открытые окна врываются звуки вечернего леса, проникают сквозь колышущиеся занавески, ложатся у стен. Петя, слегка вспотев от волнения, ведет буржуазно-светскую беседу с мадам Кац, Фанечкиной матерью.

– Какой приятный воздух! – замечает мадам, и ее пухлые руки, праздно лежащие на скатерти, слегка вздрагивают, словно желают заграбастать лесной воздух Пашутовки в свое буржуазное владение.

Петя выражает молчаливое согласие с оценкой качества атмосферы. Фанечка зевает, смотрится в маленькое зеркальце и по ходу дела интересуется, хорошо ли отстирала Дашка ее субботнее платье. Товарищ Бук клятвенно заверяет подругу, что платье выглядит поистине безупречно, а затем, помолчав, выражает весьма уместное желание поскорее вернуться в боевые красные отряды, дабы продолжить борьбу с мировым капиталом.

Сделав это заявление, Петя откашливается и утирает со лба пот, в то время как мадам Кац продолжает делиться с присутствующими своими наблюдениями – на сей раз не о воздухе, а о молодежи. Как ей кажется, нынешние молодые люди прямо-таки жаждут крови.

– Дашка, неси голубой бокал! – говорит нэпман Яаков-Йешиягу Кац.

Он встает со стула, наполняет бокал портвейном и начинает торжественно произносить субботние благословения. Его громкий голос разносится далеко по окрестным дворам. После каждого упоминания святого Имени Кац делает небольшую паузу, и товарищ Петя Бук печально подтверждает:

– Благословен Он и Имя Его!

Но вот торжественная часть завершена, ее сменяет громкий перестук вилок и ножей. Интеллигентная гостья Тамара Александровна заворачивает настолько умную фразу, что мы даже не в состоянии воспроизвести ее здесь. За окнами темнеет лес, с соседней веранды слышно бренчание мандолины. По окончании трапезы Петя просит Фанечку дать ему в руки гитару и, решительно ударив по струнам, исполняет за столом одесского нэпмана главный пролетарский гимн «Интернационал». При этом все присутствующие встают, а реб Яаков-Йешиягу сдергивает с головы ермолку.

Вот так, едой, выпивкой и пением отметил товарищ Бук свое посещение летней дачи гражданина Каца.

4

Ах, эти летние свидания! Гром и молния – иначе и не скажешь! Ах, леса Пашутовки, сказочная голубая корона, улыбка красавицы, обещание золотого счастья!

Певчим жаворонком слетает с небес необъяснимая радость, разжигает костер в душе, заставляет забыть скучную суету повседневности. Не раз уже случалось нам описывать эти волнующие моменты юношеской любви, благословенного чувства, связующего две молодые души! А коли так, то можно сразу перейти к появлению в лесах Пашутовки нового персонажа – Переца Маргалита, члена профсоюза работников просвещения, еврейского поэта, чьи стихи регулярно печатались в авторитетном периодическом издании «Красный мир» и чей приезд начисто разрушил счастье товарища Бука, пылкого борца за права трудящихся всего мира.

Потому что Перец Маргалит тоже влюбился в Фанечку Кац. У него был сильно выдающийся кадык, острый подбородок и длинный, зачесанный на затылок чуб. Для начала Перец наговорил Фанечке много приятнейших слов, а затем встал в позу и пылким громовым голосом прочитал одно из своих стихотворений. Прошло совсем немного времени, и вот уже девушка с благосклонной улыбкой взирает на прыгающий кадык вдохновенного поэта, а сердце несчастного Пети Бука сжимается от невыносимой ревности. Дошло до того, что товарищ Бук заперся дома и после долгих мучений сотворил следующие берущие за душу строки:

Фаня Яковлевна, милая Фаинка,

Ты красива, ну прямо как картинка.

Даже если плюнешь на меня

Все равно не разлюблю я тебя!

Петя грыз карандаш и старательно подыскивал правильные слова. Рядом жужжала нахальная муха. Затем, вконец истомившись, товарищ Бук протяжно зевнул и отправился на поиски Фанечки. Поздно! Ветреная Фанечка Кац и кадыкастый Перец Маргалит уже скрылись под укромной сенью необъятного пашутинского леса. И если бы не случайно повстречавшаяся Пете шикса Дашка, красивая служанка семейства Кац, то и вовсе некому было бы излить всю горечь Петиных любовных страданий.

5

Беседа между товарищем Пинхасом-Петей Буком и отзывчивой девушкой Дашкой получилась довольно содержательной. Теплая летняя ночь наигрывала свои воздушные мелодии в концертном зале пашутинского леса. Одно за другим гасли окна в окрестных местечках от Пашутовки до Судилкова, и евреи, позевывая, ложились спать в свои удобные постели. Пинхас курил папиросу сорта 2-А и говорил, что надо бы порубать их всех до единого – всех этих интеллигентов, паразитов, сидящих на шее трудового народа.

Он поедет в Кремль к товарищу Рыкову Лексею Иванычу. «Как же так?» – скажет он. – «Не я ли проливал кровь за республику рабочих и крестьян? Не я ли голодал за нее, Лексей Иваныч? И что же? Отчего вновь ходят меж нами дочери буржуазии, чьи тела белы и красивы, в чьих венах течет пролитая нами кровь, чьи накрашенные губки пьют нашу слезу?»

«Лексей Иваныч, – скажет он, – ты, верно, и знать не знаешь обо всех этих поэтах-интеллигентах, которые смеются над нами и затевают недоброе: сердца их отданы белым генералам. Давай соберемся с силами, боевой товарищ, соберемся и порубаем их всех к чертовой матери!»

И сказав это все, товарищ Пинкас Бук скрипнул зубами и вдруг крепко обнял девушку Дашку.

– Эх, Дашка, – сказал он, жарко дыша в нежное Дашкино ухо, – ты-то ведь не такая? Ты-то хорошая. Простая дочь простого угнетенного народа. Ты-то не пишешь этих гадских стихов…

– Все вы, мужики, обманщики! – отвечала Дашка слабеющим голосом.

Она разок-другой попробовала высвободиться из сильных рук товарища Бука, но потом, как видно, передумала, закрыла глаза и тихо опустилась на землю – простая и хорошая дочь угнетенного народа.

Некоторое время спустя Петя лежал под кустом, подобно раненому зверю, и с болью в сердце наблюдал за Фанечкой Кац и Перецом Маргалитом, которые, мило болтая, сидели рядышком на толстом стволе поваленного дерева. Тут и там слышался звук упавшей шишки, меж кронами сосен тихонько звенели звездные бубенцы.

Ах, если бы сейчас выскочил из чащи страшный дикий медведь и порвал в мелкие клочья этого Переца и его проклятый кадык! Фанечка, конечно, завизжала бы в жутком испуге. И вот тут выпрыгнул бы из кустов он, Пинхас-Петр Бук, и, одним ударом свалив медведя, подхватил бы на руки упавшую в обморок девушку. Подхватил – и так и понес бы – через леса и озера, горы и поля, прямиком на остров посреди синего моря. А там – золотое солнце, бьющее через край счастье, чистые песни радости, любви и свободы.

– Фанечка, – шепчут пересохшие Петины губы, – любимая моя…

Ночной ветер качает над головой темные верхушки сосен, развеивает пустые мечты. Закипают слезы в разбитом сердце товарища Бука:

– Нет! – едва слышно шепчет он. – Нет медведей в лесах Пашутовки!

1927

Перевод АЛЕКСА ТАРНА