Алтер Ребе и старик Державин

Алтер Ребе и старик Державин

Александр Элькин 8 декабря 2017

Поделиться251

 

Твитнуть

 

Поделиться1

 3 596

Согласно Мишне, в еврейском календаре есть целых четыре даты для празднования Нового года. Первого числа месяца нисан начинается отсчет месяцев: 1-й месяц – нисан, 2-й – ияр и т. д. Кроме того, эта дата – новый год для отсчета правления царей: если некий царь начал царствовать, например, в месяце адар, то отсчет второго года его царствования начинается уже со следующего месяца, с первого нисана. Во времена Храма каждый еврей должен был отделить десятину от приплода своего скота. Отсчет годичного цикла для этой цели начинался первого числа месяца элул. Пятнадцатое число месяца шват – это новый год для деревьев, начало отсчета урожая деревьев для отделения от него десятины. А первого тишрея – Рош а-Шана, годовщина сотворения человека, новый год для счета лет от Сотворения мира и для суда Создателя над миро­зданием.

Рабби Шнеур-Залман из Ляд. Микрография на основе прижизненного портрета

Портрет Г.Р. Державина. Владимир Боровиковский. 1811 год

В конце XVIII столетия у хасидов, особенно у относивших себя к движению Хабад, появился еще один, пятый, Новый год. 19 кислева 5559 года (27.11.1798) из Петропавловской крепости был освобожден основатель этого направления хасидизма Алтер Ребе («Старший Ребе»), рав Шнеур-Залман из Ляд. Арестованный по доносу противников хасидизма, он провел в казематах Петропавловской крепости 53 дня, пока российские власти не убедились в его невиновности. Необычайная энергия, громадный организаторский талант, репутация выдающегося талмудиста, философский характер его учения (он привел учение хасидизма в соответствие со строгими требованиями талмудических авторитетов), обаяние личности способствовали исключительному влиянию рава Шнеура-Залмана на хасидское движение. С этого времени основное внимание митнагдим сосредоточилось на его деятельности, а их борьба с хасидизмом превратилась в борьбу с ним и его хасидами.

Из Вильны в Петербург поступил донос «о вредных для государства поступках руководителя каролинской секты Залмана Боруховича». Осенью 1798 года Алтер Ребе был арестован и «под крепким караулом» отправлен в столицу. Шнеур-Залман был обвинен в создании вредной секты, распространении нежелательных религиозных идей и государственной измене, нелегальной отправке денег в Палестину для каких-то политических целей. В частности, утверждалось, что он – с преступными целями – переправляет большие суммы денег во враждебную России Турцию (в действительности деньги шли на поддержку еврейской общины Эрец-Исраэль, которая входила тогда в Османскую империю).

Ответы Шнеура-Залмана на вопросы, заданные в Тайной канцелярии, убедили правительство, что его деятельность не носит преступного характера. Вместе с другими узниками Шнеура-Залмана освободили, хотя за ним установили «строгое наблюдение». Поскольку в результате расследования обвинение было снято, он вышел из тюрьмы победителем, и его последователи ежегодно отмечают этот день, получивший в хасидской традиции название «Новый год хасидизма».

Однако и после освобождения рав Шнеур-Залман мог только мечтать о спокойной жизни. Противники хасидизма не отступили. В начале 1800 года митнагдим направили Авигдора бен Йосефа-Хаима (в русских документах Авигдор Хаймович), бывшего раввина Пинска, ранее смещенного хасидами с должности, в Петербург, где от него поступила жалоба Павлу I на «вредную и опасную» секту, которая может «подать повод к величайшим дерзостям и злодеяниям». Ребе обвинялся в ежегодной отправке крупных сумм в Турцию, то есть в «помощи турецкому султану» (так доносчик называл денежные средства, которые посылали хасидам, поселившимся в Эрец-Исраэль). В ноябре 1800 года рава Шнеура-Залмана вновь арестовали и привезли в Петербург. Важную роль в его аресте сыграла представленная императору докладная записка сенатора Г.Р. Державина. Анализируя причины голода в Белоруссии, он, в частности, писал о вредной деятельности рава Шнеура-Залмана. Чиновники Тайной канцелярии устроили ему очную ставку с доносителем. Письменные ответы Ребе понравились императору, по приказу которого его вторично оправдали и освободили из-под ареста.

История взаимоотношений Алтер Ребе с Гавриилом Романовичем Державиным, великим поэтом и государственным деятелем, одним из первых сановников Российской империи, заслуживает отдельного разговора.

После разделов Польши сотни тысяч евреев стали российскими подданными. Рав Шнеур-Залман почти сразу понял, что необходимо еще внимательнее следить за любыми мерами российского правительства, связанными с евреями, поскольку предвидел неизбежные изменения в государственной политике. Еще в правление Екатерины он создал специальный комитет из двенадцати доверенных лиц, поручив им установить личные контакты с российскими чиновниками и вельможами. Нам известны имена лишь девяти членов этого комитета: рав Авром-Янкель и рав Гедалья-Зеэв из Минска, рав Авром и рав Борух-Йосеф из Борисова, рав Зундель-Ицхок и рав Хаим-Моше из Шклова, рав Дов-Бер-Моше из Дисны, рав Элиас-Шмуэль из Рогачева, рав Мордхе из Витебска. Всем этим людям рав Шнеур-Залман поручил войти в доверительные деловые, а по возможности и личные отношения с местными властями и влиятельными лицами. Кроме того, Ребе считал, что евреям необходимо как можно активнее арендовать целые имения, мельницы, шинки, рыболовные пруды, леса, сенокосы и т. д., чтобы стать экономически необходимыми для местных землевладельцев.

Поскольку основные решения принимались в Петербурге, комитету нужен был свой человек в столице. Им стал некий ювелир рав Авром-Моше, и Алтер Ребе составил для него программу действий. Когда Авром-Моше скончался, представителем комитета в Петербурге стал его сын Шмуэль, умный и энергичный. Деятельность комитета была довольно успешной. Так, достоверно известно, что рав Зундель-Ицхок наладил контакт с князем Потемкиным, всесильным фаворитом Екатерины. Другие члены комитета «завербовали» влиятельного польского магната князя Любомирского (впоследствии Ребе поселится в местечке Ляды, находившемся во владениях князя).

Уличная сцена в Лозне Могилевской губернии. 
Иллюстрация из альбома Фабера дю Фора, участника похода 
1812 года. Издание С.М. Гинзбурга «Отечественная война 
1812 года и русские евреи». 1912 год

Между тем белорусские крестьяне жестоко страдали от нищеты и лишений. Расследовать причины бедствия и разработать меры для его преодоления император Павел, сменивший на престоле Екатерину Великую, поручил сенатору Державину, относившемуся к евреям без особого дружелюбия.

Интересно, что в детстве Гавриил Романович, живший недалеко от Десны, хорошо знал одного из членов комитета, Дов-Бера-Моше, и даже часто бывал у него в доме. Впоследствии, приезжая в Петербург, Дов-Бер нередко посещал поэта и убеждал его изменить мнение о евреях. Однако Державин неизменно отвечал: «Если бы все они были, как ты…»

Рава Шнеура-Залмана своевременно проинформировали о поручении, данном Державину. Дов-Бер-Моше, приехав из Петербурга в Лиозно, сообщил Ребе эту новость. Дов-Бер добавил, что побывал у сенатора и, поговорив с ним, понял: ничего хорошего ждать не приходится.

Рав Шнеур-Залман поручил членам комитета подробно узнать предстоящий маршрут Державина: в каких городах и местечках он собирается останавливаться. Выяснив это, Ребе распорядился, чтобы его последователи вошли в контакт с местными польскими помещиками. Предполагалось, что те дадут Державину отзывы и рекомендации, самые благоприятные для евреев.

Особые поручения рав Шнеур-Залман дал двум богатым купцам, имевшим дело со знатью и крупными чиновниками: раву Шмарье-Залману из Полоцка, торговцу дорогими тканями и женской одеждой, и раву Носону из Шклова, торговцу драгоценными камнями. Ребе просил, чтобы в своих деловых поездках они неуклонно следовали за Державиным. Посещая местную знать с торговыми целями, они собирали сведения о поездке сенатора, а тем самым выполняли предписание внимательно следить за тем, не скомпрометирует ли себя Державин получением взяток, ценных подарков и т. д. Впоследствии это можно было бы использовать против него.

Рав Шнеур-Залман сделал все возможное, чтобы местные помещики дали сенатору самые благоприятные отзывы о деятельности евреев в экономической сфере и приносимой ими пользе. Однако он напрасно прилагал столько усилий. Отчет Державина содержал нелицеприятные высказывания обо всех слоях белорусского общества: помещики, по его мнению, «не суть домостроительны, управляют имениями <…> не сами, но через арендаторов», а в аренде «нет общих правил, коими бы охранялись как крестьяне от отягощения, так и хозяйственная часть от расстройки», крестьяне «ленивы в работах, не проворны, чужды от всех промыслов и нерадетельны в земледелии» . Однако едва ли не главной причиной нищеты в Белоруссии Державин назвал местных евреев-арендаторов, которые к тому же активно использовали зерно для изготовления водки, «хлебного вина», коим торговали в принадлежащих им корчмах и шинках. Как писал сенатор в своем отчете, «многочисленность же их [евреев] в Белоруссии <…> по единой только уже численной несоразмерности с хлебопашцами совершенно для страны сей тягостна <…> она есть единственно из главнейших, которая производит в сем краю недостаток в хлебе и в прочих съестных припасах».

О примерном содержании доклада Державина рав Шнеур-Залман узнал от своих агентов в Витебске. Понимая, что мнения сенатора уже не изменить, евреи попытались нанести удар ему самому. Поэтому, вернувшись в столицу, Гавриил Романович обнаружил, что против него возбуждено следствие: некая еврейка из Лиозно (место, где проживал рав Шнеур-Залман) подала жалобу, что «на тамошнем винокуренном заводе» Державин якобы «смертельно бил ее палкою, от чего она, будучи чревата, выкинула мертвого младенца». Державин категорически отверг эти обвинения: «Быв на том заводе с четверть часа, не токмо никакой жидовки не бил, но ниже в глаза не видал <…> Пусть меня посадят в крепость, а я докажу глупость объявителя таких указов <…> Как вы могли <…> поверить такой сумасбродной и неистовой жалобе?» Дело закончилось оправданием Державина. Впрочем, он в это время уже утратил доверие Павла, и тот не позволил даже, чтобы сенатор сам вручил ему свою записку.

Хотя деятельность рава Шнеура-Залмана и его комитета держалась в строжайшей тайне, Державин, видимо, узнал о том, кто был его главным противником в Белорусии. Он дал самый нелестный отзыв об Алтер Ребе («жиде Зальмане»), обвинив его во всех смертных грехах: «Славится здесь в разбирательстве тяжб чрезвычайными собраниями, даже иностранных Иудеев, некоторый Жид Зальман Борохович, живущий в местечке Лезне, пред глазами которого ополичил я винокурение, производимое Жидами под предлогом дворянского права. В лицемера сего, лично виденного мною, веруют наиболее Хасиды, почитая его своим патриархом. Слово его – им закон. Хасиды cии суть раскольники или секаторы, в недавнем времени от древних их преданий некими новыми обрядами отличающиеся. Уже приметно видим между ими раздор. Первые жалуются на последних, что они детей их, а особливо богатейших купцов, сманивая в свою секту, обирают у них золото и серебро, которое остается в неизвестное употребление вышеупомянутого ханжи. Многие утверждают, что будто чрез него переводят они серебряные и золотые деньги в Палестину на богоугодные там дела, чаятельно при случае пришествия Мессии, которого всечасно ожидают на создание их храма» .

В столкновении Ребе с одним из первых сановников Российской империи силы были слишком неравны. Державинская записка сыграла важную роль в ужесточении законов, направленных против евреев. Тем не менее рав Шнеур-Залман сделал в этой ситуации все возможное, чтобы отвести беду, грозившую евреям.