Ровно 80 лет назад Большой террор Иосифа Сталина уже стремительно набирал обороты. В городах по всему Советскому Союзу штаб-квартиры НКВД — советской секретной полиции — наполнились криками, звуками избиений и щелканьем клавиш печатных машинок. В Кремле Сталин подписывал списки выдающихся большевиков, которых необходимо было расстрелять. Действовавшие во внесудебном порядке тройки, ставившие печати под смертными приговорами, вряд ли можно было считать инструментами обеспечения законности.

Большой террор был инициирован указом Сталина от 2 июля 1937 года, который требовал от местных руководителей предоставить списки «врагов народа». Печально известный приказ НКВД № 00447, который был издан 20 июля, устанавливал квоты: репрессировать 268 950 человек, из которых 75 950 расстрелять. Однако об этих «ограничениях» очень быстро забыли, поскольку регионы начали соревноваться друг с другом, пытаясь продемонстрировать максимально высокие результаты. К моменту окончания чисток, которые Сталин остановил одной единственной телеграммой от 17 ноября 1938 года, было расстреляно 687 тысяч человек. Между тем Сталин заявил о своей непричастности к этому кошмару, обвинив во всем сотрудников НКВД.


Позже ужасы, творившиеся в Китае, Камбодже и Северной Корее, показали, что Большой террор 1937-1938 годов был вовсе не результатом паранойи одного единственного человека. Вместо того чтобы стремиться к минимизации ложных обвинительных приговоров, как это делается на Западе, та система стремилась к минимизации числа ложных оправдательных решений. В конце концов, единственный оставшийся в живых враг народа может стать убийцей Сталина.


После смерти Сталина в 1953 году в СССР проводилась политика «менее жестокого террора». Советские лидеры научились не становиться жертвами репрессий. Кроме того, политических врагов можно было контролировать другими способами, к примеру, отказывая им в праве на высшее образование, путешествия и медицинскую помощь. Выдающиеся оппозиционные лидеры, такие как Андрей Сахаров, принудительно отправлялись на лечение в психиатрические клиники, хотя их уже не убивали. Родственники и дети нонконформистов были лишены многих благ, и их возможности в жизни были ограниченными. Поэтому люди, находившиеся под таким давлением, редко решались открыто бросать вызов советской системе.


Инструменты менее жестокого террора активно применяются до сих пор. Владимир Путин использует их, чтобы оставаться у власти, несмотря на слабую экономику, рост уровня бедности и повсеместную коррупцию. Кремль распределяет государственные активы, правительственные кредиты и должности в руководстве высших учебных заведений среди тех, кто его поддерживает. Проявления независимости или непокорности наказываются обвинениями в коррупции, грабительскими налогами и лишением лицензий. Политическим оппонентам не дают возможности принимать участие в выборах, а участников акций протестов отправляют в тюрьмы или под домашний арест. Сотрудники ОМОНа имеют полное право открывать огонь по участникам демонстраций. Диссидентов, представляющих реальную угрозу, могут отравить или застрелить. И убийцу никогда не найдут, несмотря на долгие расследования и судебные разбирательства.


В Северной Корее до сих пор применяются методы Большого террора. Но современные диктаторы в России, Китае, Вьетнаме, на Кубе, в Иране и Венесуэле уже поняли, что менее жестокий террор тоже эффективен и что при этом он привлекает гораздо меньше внимания и не ставит под угрозу преданность их радикальных сторонников на Западе. Но менее жестокий террор — это все равно террор.


Пол Родерик Грегори — профессор экономики Хьюстонского университета и научный сотрудник Института Гувера при Стэнфордском университете.