Исаак Трабский 

Любовь в жизни Исаака Дунаевского

 

Исаак Дунаевский

Кто из россиян старшего и среднего поколения не знает жизнерадостной музыки классика советской песни и оперетты композитора Исаака Осиповича Дунаевского, которая из кинофильмов "Весёлые ребята", "Дети капитана Гранта", "Цирк", "Моя любовь", "Светлый путь", "Кубанские казаки" и оперетт "Вольный ветер", "Белая акация" на всю жизнь запала в наши души. Но что, кроме чудесной музыки вызывало у меня особый интерес к Исааку Дунаевскому? Его имя и личность. Всю мою почти тридцатилетнюю службу советского офицера с "пятой графой" я начисто отвергал советы "доброжелателей" изменить моё имя, Исаак, "более благоприятным" для наиболее успешной военной карьеры, и оставался его тезкой. Был также его земляком: будущий композитор родился и рос в уездном городке Лохвица на Полтавщине, а я, правда, на треть века позже – в областном центре Полтаве, где посчастливилось встречаться с его родной сестрой Зинаидой Осиповной Дунаевской.

Увидеть Исаака Дунаевского довелось лишь однажды, когда в 1945 году в разрушенную фашистами Полтаву приехал выступать руководимый им Ансамбль песни и танца Центрального Дома железнодорожников. Его концерт состоялся в актовом зале чудом уцелевшей школы. Да ещё какой концерт! Все его номера были связаны темой недавней Победы. А в моей памяти остался небольшого роста грустный дирижер в черном костюме. Но когда он поднял свои трепетные руки, вмиг началось подлинное волшебство Искусства. Затаив дыхание полтавчане, недавно пережившие гитлеровскую оккупацию и возвратившиеся из эвакуации, слушали фронтовые советские песни, песни американских и английских солдат: "Путь далёкий до Типперери", "Зашел я в чудный кабачок"… Тогда впервые я услыхал потрясающую душу песню Дунаевского о Москве ("Я по свету немало хаживал…"). С тех пор о советской, а ныне российской столице написано немало песен, но эта остается лучшей.

В конце сороковых годов прошлого века я, старшеклассник русской мужской школы (в то время образование было раздельное) после уроков часто перебегал через улицу Шевченко к дверям соседней украинской женской средней школы № 1, где преподавала физику Зинаида Осиповна. Хотелось хотя бы взглядом проводить спешащую домой с большим портфелем в руках сестру любимого композитора. Тогда, в то нелёгкое и смутное время она смотрелась очень пожилой женщиной, хотя ей было лишь около пятидесяти, и была одета, как большинство полтавчан, довольно бедно. А когда, случалось, попадался ей (она знала нашу семью) на глаза, останавливала и строго спрашивала о моих оценках…

В те годы мы, городские подростки, завороженные музыкой Исаака Дунаевского, Гленна Миллера, Бенни Гудмена, по многу раз бегали в кинотеатр на "Весёлых ребят", восхищались зарубежными музыкальными фильмами "Джордж из Динки – джаза", "Серенада Солнечной долины"… И "заболели" джазом. Руководитель школьного духового оркестра, стараясь поддержать юных "трубачей", набрался смелости и добился разрешения у директора школы организовать небольшой джаз-оркестр, куда бы, кроме духовых инструментов, вошли скрипка и мой аккордеон, на котором я учился в музыкальной школе. После долгих совещаний было дано "добро". И вскоре зазвучала в джазовой обработке популярная мелодия Дунаевского из кинофильма "Моя любовь", в которой мне было доверено сыграть сольную партию. Зная, что я немного знаком с Зинаидой Осиповной, новоиспеченные джазисты ("лабухи", как мы себя называли) снарядили меня в соседнюю школу, чтобы она согласилась прослушать в нашем исполнении произведение своего брата. После неоднократных хождений и просьб, она обещала прийти на репетицию. И зашла. А наша игра "Песни о любви" ("Звать любовь не надо…") так понравилась Зинаиде Осиповне, что она расчувствовалась, пожала каждому руку и искренне поздравила с успехом. Вскоре эту лирическую мелодию, щедро "оснащённую" синкопами, мы "слабали" на городском смотре художественной самодеятельности. Весь зал нам бурно аплодировал. И мы с нетерпением ожидали решения жюри. Но через несколько дней в областной партийной газете "Заря Полтавщины" наше выступление было охарактеризовано "космополитическим", "низкопоклонством перед Западом", а джаз-оркестр был немедленно распущен.

В 40-х – начале 50-х годов в стране, особенно на Украине, разразился открытый "шабаш" государственного и бытового антисемитизма. О жизни и творчестве Исаака Дунаевского ни в книжках, ни в газетах ничего не писали. Более того, по указке Кремля в центральной прессе появились статьи, порочащие популярного в народе композитора. Даже бывшие коллеги начали травлю, обвиняя его в космополитизме, отрыве от жизни, пропаганде джаза и преклонении перед Западом. Но когда кольцо травли вокруг беспартийного Дунаевского сжалось до предела, открыто и смело поддержал и защитил его председатель Союза композиторов СССР Тихон Хренников. Он пошел в ЦК партии и рискнул сказать в лицо главному партийному идеологу Жданову такие слова: "Я говорю… о первом композиторе, который приблизил советскую музыку к народу, я говорю об Исааке Дунаевском…". Сравнительно недавно стало известно содержание тогдашнего телефонного разговора Зинаиды Осиповны с братом: – "В период этой кутерьмы я позвонила Исааку из Полтавы и спросила его о самочувствии. – Зиночка, – ответил он мне, – я отвык молиться. Если ты не потеряла этой способности, то помолись нашему еврейскому Богу за русского Тихона – я ему обязан честью и жизнью".

Встречая Зинаиду Осиповну, я ловил каждое её слово о знаменитом брате. Однажды спросил: – "На каком языке в детстве Исаак общался дома и знал ли он еврейский язык"? Зинаида Осиповна взмутилась неуместному, на её взгляд, вопросу. – "Он свободно разговаривал и читал на идиш, хорошо знал Библию, даже знал наизусть молитвы на древнееврейском языке. А когда в 1934 году в Харькове умер наш папа, Исаак приехал из Ленинграда на похороны и читал "Кадиш" (поминальную молитву И.Т.) по отцу". Однако, если в наших беседах заходила речь о личной жизни брата, отделывалась репликами типа: "Ну что Исаак, он работает в Москве, я – здесь…". Теперь, спустя много лет, думается, Зинаида Осиповна, хорошо понимая влюбчивый характер брата и возвышенные чувства ко многим женщинам, знала о сложностях его семейной жизни и частых любовных увлечениях, которые ей, провинциальной учительнице, были не по нутру.

Лишь через десятилетия после смерти композитора в моей домашней библиотеке появились первые статьи, воспоминания, брошюры, сборник "Избранные письма И.О. Дунаевского". В конце 80-х увидела свет обстоятельная книга о творчестве композитора его биографа Наума Шафера, а недавно, к 50-летию со дня смерти Дунаевского, этот же автор выпустил в издательстве "ЭКО" книгу "Если вам нужны мои письма…". Со всех уголков страны любимому композитору шли сотни взволнованно-благодарных писем (особенно женских!), и на каждое, а они вдохновляли его на создание новых замечательных песен, он непременно отвечал. Но о детстве и юности Исаака Дунаевского, то есть об истоках его творчества, в письмах, статьях, воспоминаниях и книгах тогда можно было узнать очень немного. В этом, признаюсь, частично я виню и себя. В шестидесятых годах я активно увлёкся журналистикой, которая затем стала частью моей жизни. И очень жалею, что ежегодно приезжая в отпуск к родителям в Полтаву, у меня ни разу не возникло желание сесть в рейсовый автобус и поехать на родину Исаака Дунаевского в Лохвицу, чтобы своими глазами увидеть дом его родителей (если он уцелел) и, если повезет, поговорить с оставшимися в живых после войны его старыми приятелями по школе, соседями… Казалось, что эта возможность упущена безвозвратно. Но нет…

Летом 2008 года в американском городе Саутфилд (штат Мичиган), я беру интервью у бывшего офицера–подводника Балтийского флота, Лазаря Львовича Селектора. Оказалось, что он родился в Лохвице. Мой восторг легко представить!

– Скажите, может быть, вы знали Исаака Дунаевского?

– Как композитора? Конечно, кто его не знал. А лично, к сожалению, нет. Я родился в 1921 году, семья Дунаевских к тому времени переехала в Харьков. Но мой отец, Лейвик Иосифович, рассказывал мне, что хорошо знал эту большую еврейскую семью.

– Если можно, расскажите, пожалуйста, подробней о ней.

– В маленькой тихой Лохвице в то время дружно жили украинцы, евреи, поляки. Летом по воскресеньям в городском саду играл духовой оркестр. Мой отец работал приказчиком в хозяйской лавке и часто общался с главой зажиточной семьи Дунаевских, Цали Симоновичем, который работал кассиром в местном "Обществе взаимного кредита" и владел небольшим цехом по выпуску фруктовых вод. В их семье было шестеро детей (пять сыновей и дочь). Их мама, Розалия Исааковна, которую дети очень любили, хорошо пела, играла на фортепиано и скрипке. А её брат, дядя Самуил, считался местным композитором и здорово играл на гитаре и мандолине. Летом из распахнутых окон их дома всегда слышалась музыка. Всё это, наверное, и повлияло на выбор детьми профессии. Мальчики впоследствии стали музыкантами, композиторами, дирижерами, а девочка – учительницей. Маленький Исаак (после рождения его полное еврейское имя Исаак Беру Иосиф Цалиевич. И.Т.) уже в раннем детстве проявил себя как настоящий вундеркинд, подбирал по слуху на рояле еврейские и украинские песни. Их он слышал дома, на улице, в городском саду. Будущий композитор с раннего детства был особенно пленен задушевными еврейскими и украинскими песнями, которые он слышал в исполнении своей матери. Она пела, аккомпанируя себе на фортепиано. О том, насколько сильны были детские впечатления у Исаака, можно судить по поздравительной телеграмме, которую он послал много лет спустя своей любимой 80-летней маме: "Сердечно поздравляю тебя, дорогая мамочка, крепко обнимаю, целую, желаю только одного: чтобы мы ещё много лет слышали твоё пение украинских песен и видели, как ты танцуешь мазурку. Твой сын". После того, как семья Дунаевских покинула Лохвицу и переехала в Харьков, мой отец продолжал работать в хозяйской лавке, и за товаром (одеждой, обувью, предметами домашней утвари) часто ездил в Харьков. А на ночлег обычно останавливался в доме у старых знакомых, в тогда уже обедневшей семье Дунаевских.

Во время Гражданской войны на Украине было неспокойно. Деникинцы и местные банды совершали грабежи и убийства. Однажды, закупив товар и беспокоясь за его сохранность в дороге, отец попросил Цали Симоновича Дунаевского дать ему в помощь кого-либо из сыновей. Среди них самым самостоятельным и равнодушным к каким-либо удобствам был худенький, невысокого роста и очень впечатлительный гимназист Исаак. Он также обучался в консерватории игре на скрипке, и никогда не разлучался с ней. Студент без уговоров согласился во время каникул сопровождать вместе с моим отцом хозяйский товар в родной город, где остались друзья детства. Приходилось ночью сторожить тюки, с железнодорожных вагонов грузить их на подводы. А, прибыв на место, и не успев как следует отдохнуть от опасной и утомительной дороги, Исаак брал свою скрипку, выходил на улицу и начинал играть веселые и грустные еврейские и украинские мелодии. Собирались девчата и ребята, бывшие соседи. Восхищаясь игрой знакомого с детских лет "парубка", они пели песни, танцевали, а после импровизированных концертов сердечно благодарили скрипача за его талант и доброту, обнимали, целовали, предлагали зайти в хату отобедать, приглашали остаться на ночлег. Исаак с радостью направлялся туда, где его ждали молодые, "гарные девчата"… Летние вояжи юного Исаака в родной городок, его уличные "концерты" и любовные увлечения продолжались до окончания учебы в консерватории, где, как говорили, каждой хорошенькой студентке он посвятил любовный романс".

Я поблагодарил Лазаря Львовича за интересные, ранее неизвестные воспоминания, которые пролили новый свет на юные годы и истоки творчества Исаака Дунаевского. Да, с юношеских лет его любили женщины. Но не за внешность. Ведь он не был ни высок, ни красив. Любили за его талант, доброту и, наверное, за неизменное восхищение женской красотой… Однолюбом он не был. Окончив в Харькове с золотой медалью гимназию, а через год и консерваторию, Исаак влюбился, женился, и тут же развелся. И где бы он в дальнейшем ни работал, в театрах и на эстраде Харькова, Ленинграда, Москвы, этот грустный и светлый композитор, сочинявший гениальную жизнерадостную музыку, везде по-настоящему влюблялся. Свои романы "на стороне" он называл поисками маленькой красоты. В каждой женщине Исаак видел только прекрасное и радостное, а женская красота вдохновляла его на создание множества таких же красивых мелодий.

В Москве молодой композитор влюбился в красавицу – балерину Зиночку Судейкину. Она писала стихи, пела, увлекалась живописью, и он был от неё без ума. Вскоре они поженились. Как обещали друг другу, навсегда.

Однако новобрачным жить в столице было негде, и они отправились "на заработки" в Крым. Как молодые супруги жили в Симферополе, видно из письма Дунаевского: "Бобочка" (так он её называл) сейчас лежит в постели (уже двенадцать часов) и болтает без конца, декламирует какие-то свои стихи. Занимается вышиванием и дошла до высокой степени художества. Рисует пейзажи у меня на столе, за что ей достается. Какое светлое создание!"

В Симферополе денег на жилье они не заработали, и пришлось мужу возвратиться в Москву, где его пригласили возглавить музыкальную часть в Театре сатиры, а "Бобочку" отправить к ее родственникам в деревню Андреевку. Супруга в деревне узнала, что в столице Исаак увлекся какой-то дамочкой. Но муж писал жене: "Есть во мне жизнерадостность и, естественно, доза молодой ветрености. Ну, какое это имеет значение, что одинокий мужчина иначе проводит время, чем в присутствии жены. Твои слова о том, что нам все труднее становится расставаться, я целиком разделяю". Это он писал от чистого сердца!

Когда в Москве о Дунаевском стали говорить, как о талантливом композиторе, Леонид Утесов приглашает его в Ленинград на должность музыкального руководителя и главного дирижёра мюзик-холла. Утесов, узнав о семейных проблемах Исаака, срочно "выписал" его красавицу-жену из деревни Андреевка в город на Неве, устроил ей шумную встречу на вокзале – с пролеткой и музыкантами... Зиночка была счастлива, а вскоре, в 1932 году "подарила" любимому мужу сына – Евгения, будущего известного художника.

В одной компании Исаак познакомился и влюбился в танцовщицу, такую же высокую и яркую блондинку, как и его жена, Наталью Гаярину. Зинаида Сергеевна об этом узнала. И в течение пяти лет Дунаевский буквально разрывался между двумя любимыми женщинами.

Потом, наконец, перестал Наталье звонить, а жене написал записку: "Никакая сила новой страсти не в состоянии отвратить мои чувства от тебя".

Сколько новых влюблённостей было у Исаака Осиповича никто не знает… Но известно, что одной из них была и очень популярная советская киноактриса Лидия Николаевна Смирнова. Героиней фильма "Моя любовь" он был очарован. Каждый день отправлял ей телеграммы и цветы! Притом требовал, чтобы она откликалась на каждую его весточку: "Ты должна знать все, все мое, что рождается во мне, что живет, дышит, хорошее это или плохое".

Он даже предложил Лидии Смирновой стать его женой. Но она отказала: у нее была своя судьба. При следующей встрече Исаак Осипович жестко сказал ей: "Я вас больше не люблю!".

По-настоящему он любил только свою жену, Зинаиду Сергеевну, любил всю жизнь. Она это понимала, хотя и страдала. И он тоже страдал, страдал… и вновь влюблялся и постоянно заводил романы платонические, и не только платонические… Это была тоже танцовщица (солистка балета столичного военного Ансамбля песни и пляски имени А.В. Александрова) и тоже красавица, Зоя Ивановна Пашкова. Она была моложе Дунаевского на 24 года. В начале победного 1945 года в этой любви рождается сын Максим. Отец по тогдашнему закону не мог дать ему ни своего отчества, ни своей фамилии. Только после его смерти ныне известный композитор обрел отчество– Исаакович и фамилию – Дунаевский.

Зоя Ивановна посещала дом Дунаевских, и у неё даже сложились добрые отношения с Зинаидой Сергеевной. И сыновья Евгений и Максим тоже сдружились. Но во всем этом явно чувствовалась нервозность и безысходность. В последний год своей жизни Исаак Дунаевский буквально метался между двумя семьями. В одном из писем он писал своей знакомой: "Выдержу ли собственные терзания? Хватит ли сил?". В конце концов ему удалось выхлопотать для себя и гражданской жены квартиру на улице Огарёва и купить ей дачу в Снигерях… Но до новоселья ему дожить не пришлось. В такой, с самой юности до самой смерти, бурной даже горькой, но любви, и в постоянной потребности сочинять волшебные мелодии прошла его жизнь. Исаак Дунаевский – автор 11 оперетт, 3 балетов, изумительной музыки к 18 кинофильмам и более 100 песням умер 25 июля 1955 года на подмосковной даче от сердечного приступа во время работы над завершением музыки к оперетте "Белая акация". Ему было пятьдесят пять лет. Вот как описывал прощание с ним известный московский журналист Эдуард Графов: "Хорошо помню ясный солнечный день 1955 года. Большой зал консерватории, ряды кресел убраны. Посреди зала на постаменте гроб, в нем покинувший нас композитор. Вокруг стояли женщины, красивые женщины, известные певицы, артистки. Они очень плакали. А поодаль сидела на стуле маленькая старушка, вся в черном, безмолвствовала. Вдруг она встала, воздела руки, черная шаль крыльями опала по ее рукам. И она, эта птица, нет, не зарыдала, она невыносимо застонала... Это была главная, самая любимая женщина в его жизни – мама Розалия Исааковна, женщина бесконечно добрая и набожная".

Прошли годы. В конце 60-х годов я, кадровый офицер, приехал из высокогорного гарнизона в очередной отпуск к родителям. Отдыхал, прогуливаясь по утопающим в зелени полтавским улицам. У Центральной почты навстречу мне, прихрамывая, шла старушка. Пригляделся и с трудом узнал сестру любимого композитора, Зинаиду Осиповну. Поздоровался. Представился. Удивительно, но она меня вспомнила. Спросил об её здоровье.

– Честно говоря, паршивое.

– Может быть, хоть чем-нибудь могу помочь?

– Не в этом дело. Недавно приехала из Москвы, была на Ново – Девичьем кладбище, на могиле Исаака. И то, что увидела, до глубины души покоробило: несмотря на лето, его могила и памятник оказались всеми забыты: ни веночка, ни цветочка… А ведь своим женам и детям Исаак оставил на долгие годы немалые средства, московские квартиры, машины, дачи… Не верится, что забыли его они, друзья и многочисленные поклонники…

Вразумительного ответа на беспокойство этой старой заслуженной пенсионерки я тогда дать не мог. Лишь подумал, чем её успокоить, и вдруг в ушах зазвучал великолепный "Школьный вальс", музыку которого, думаю, Исаак Осипович не мог сочинить, не вспоминая любимую сестру-учительницу. Я ласково обнял Зинаиду Осиповну и, несмотря на недоумённые взгляды прохожих, тихонько пропел:

Промчались зимы с вёснами,
Давно мы стали взрослыми,
Но помним наши школьные деньки.
Летят путями звёздными,
Плывут морями грозными
Любимые твои ученики…

Его любимая жена Зинаида Сергеевна Судейкина после смерти мужа тяжело заболела и находилась без движения до кончины в 1979 году. Гражданская жена Зоя Ивановна Пашкова, мать сына Максима, погибла в автомобильной катастрофе 30 января 1991 года – в день рождения Исаака Дунаевского. В 2000 году умер его старший сын замечательный художник Евгений. Именно он был хранителем и наследником всего того, что было связано с именем отца. Последними его словами были: "Папа, я скоро к тебе приду". Его похоронили на Ново-Девичьем кладбище, где покоится его отец (на фото: памятник И.О. Дунаевскому, 2000 г.). Его младший сын, Максим Дунаевский, по его же выражению, "взял от его отца его влюбчивость", и в этом отношении пошёл ещё дальше: приобрёл привычку "очень часто жениться (имел шесть жён, живёт с седьмой)", что не помешало ему в конце ХХ века также стать в России известным композитором. Памяти отца он посвятил свой новый мюзикл "Весёлые ребята". Но популярности папы он всё же не достиг…

В дни 100-летнего юбилея об Исааке Дунаевском и его музыке лучше всех сказал режиссер театра и кино Александр Белинский: "…ещё раз хочу напомнить, какого замечательного, бессмертного соловья из Лохвицы имело наше Отечество. Музыка его будет звучать всегда…".

Памятник Дунаевскому (2000 г.), фото Ю. Медведева