МАЙЯ КАГАНСКАЯ. НИЗОСТЬ.

       Майя Лазаревна Каганская (1938-2011)

Майя Каганская

НИЗОСТЬ

...Аллегория- в широком смысле слова - это перевод общего понятия на язык конкретных образов. Что до конкретного образа,- вот он, конкретней конкретного: кошки и собаки.Но какое общее понятие на них перевели? Какая категория морали, политики, религии, философии, искусства, наконец, так сгустилась в атмосфере Израиля, что исхитрилась кристаллизоваться, выпасть в сюжетный осадок и в течение нескольких дней подряд разворачивать передо мной то ли басню Крылова, то ли заготовку к дарвиновской межвидовой борьбе, новеллу из бремовской "Жизни животных", зоопсихологический роман в духе Лоренца, а то и вовсе какую-то анималистическую мистерию?Я решительно отвожу все возможные источники - научные, художественные, политические- и оставляю только одно понятие морального ряда: низость.На стержень низости свободно нанизывается связка ее семантических двойников: подлость, мерзость, гнусность и т. п. Все правильно, все в точку.Низость- это воздух, которым мы дышим, слова, которые мыслышим, новости, которыми нас отвлекают, эстрадные телепрограммы, которыми нас развлекают, - их бездарность столь оглушающе демонстративна, что ее невозможно объяснить одним лишь отсутствием талантов или культуры, - только органический моральный вывих так парализует творческие возможности, все равно - большие или малые.Поэтому даже национальная катастрофа, которая ото дня ко дню, от часа к часу все необратимей переходит из сослагательного наклонения в действительное, никак, ну никак не выписывается у нас в трагедию, не тянет на нее: трагедия, как известно, высокий жанр, а низость - она и есть низость....Когда израильский писатель, известный в еврейской стране и за ее пределами, обращается к поселенцам печатно - через газету - и устно - через ТВ - с призывом оставить места своего проживания, - это низость.Низость, потому что поселенцы приговорены дважды: политически - своими соплеменниками - и физически - палестинцами, которые открыли сезон охоты и во всеуслышание приравняли поселенцев к дичи, рекомендованной к отстрелу.Чего требовал от них классик ивритского слова, так это внутреннего согласия с тем, что вынесенный приговор хоть и суров, но где-то в чем-то справедлив. Иными словами, он требовал от них добровольной жертвы.Неудивительно поэтому, что израильские журналисты, этот бойскаутский авангард израильской словесности, не устают у любого, попавшего в их мясорубку, поселенца осведомляться, - имеют ли моральное право 200 тысяч подвергать опасности существование 5 миллионов соотечественников?Это не только не риторический вопрос, это даже не риторический ответ,- это ультиматум, безнравственный императив; такого права у поселенцев нет! Сами должны понимать и, так сказать, жертвопринестись.И тут мы соскальзываем в самый низ эволюции, к простейшим шевелениям поэтической речи,- даром, что ли, мы "вернулись к корням"? - соскальзываем туда, где человеческое еще с трудом отлепляется от звериного, еще щупает себя природными мерками, еще всматривается в обычаи и повадки стаи и стада, чтобы позаимствовать у них секрет выживания; короче - мы во власти басни с ее зооморфной мудростью и звукоподражательной моралью."Известно, что некоторые хищники, однажды выхватив животное из стада, начинают постоянно преследовать это стадо, все вновь и вновь возвращаясь к нему, - только жертва, оставленная на пути преследующего зверя, могла его остановить и, насытив голод его, умилостивить на сегодняшний день, дать стаду возможность найти безопасное убежище" (А. Герасимович. Религия страха. Петроград, частное издательство "Прибой",1923 год).Приложите это, взятое из старинной книга, описание к нашим негероическим будням- и убедитесь, как до последнего дюйма совпадает поведение палестинцев с повадками хищников (...однажды выхватив животное из стада, начинают преследовать это стадо, все вновь и вновь возвращаясь за добычей...), а наша политическая философия- с нравами охваченного паникой стада ("...умилостивить на сегодняшний день, дать стаду возможность найти безопасное убежище")...Как же после этого ожидать от израильских интеллектуалов, чтобы они отстаивали Храмовую гору или чтили Тору как удостоверение нашей национальной личности и ее суверенных прав, тем более что другого удостоверения нет и не предвидится?!.О, Господи! Гнусно мне, гнусно! Ведь мне даже роман представляется устаревшим жанром, а меня до смерти закармливают баснями!Зато теперь я лучше понимаю провальную неудачу израильской сатиры: то, что здесь сходит за сатиру, - это басня в лучшем случае, а в худшем- уголовно наказуемое передразнивание с ходу узнаваемых персонажей общественного звучания.Оно и понятно: сатира - жанр метафизический; не случайно великие сатирики, - что Рабле, что Свифт, Гоголь или Булгаков,- все как один мистики и богоиспытатели: сатира смотрит на человека сверху, глазами высшей силы, назови ее хоть Богом, хоть Дьяволом, хоть Мировым Разумом. А басня подсматривает за нами снизу, из биологической преисподней, животной геенны...И вообще: многое способна прояснить израильская литература.Вот, к примеру, Алеф-Бет Иегошуа, склоняя поселенцев к разумному самопожертвованию, напирал в основном на то, что большинство израильтян еврейской национальности равнодушны к их страданиям и отказывают в моральной поддержке.Странный аргумент в устах израильского писателя.Израильская литература славится как раз безудержной защитой меньшинств, точнее- только одного - арабского, за что и была оплевана однажды собственным народом. Оплевана не фигурально, а физически, во время демонстрации левых за расчленение Иерусалима. (Плевок получил и утерся Меир Шалев.)Какая еще из мировых словесностей может чем-либо подобным похвастать? Я, по крайней мере, другой такой не знаю.Русскую литературу расстреливали в упор и в затылок, - это было, но плевать ей в лицо не осмеливался никто - ни власть, ни народ.Правда, меньшинство, за которое израильские классики готовы взрывать мосты, ходить на баррикады, укладываться под грузовики, - это какое-то странное меньшинство: уж больно его много. Одного арабского этноса за 200 миллионов перевалило, а если прибавить к нему еще и мусульманский супер-этнос, - и вовсе четверть человечества выходит.Но эта занимательная арифметика - не единоличное достояние израильской интеллигенции, - это генетическая черта левого еврейского радикализма на протяжении почти двухвекового его служения универсальным принципам равенства и братства.Факт немыслимого и неслыханного морального уродства, но - факт: нашлись русские евреи-народники и народовольцы, участвовавшие в еврейских погромах 80-х годов XIX века на стороне погромщиков. А то как же! Ведь погром - это всплеск праведного социального гнева!..Евреи- большевики, пламенные революционеры и евсекционеры... Нынешние исступленные борцы за права нееврейского человека... И почему-то всегда в подопечных у этих исполинов духа ходит масса, громада, необозримая человечья стая.Неважно, называется она русским крестьянством, мировым пролетариатом, третьим миром, палестинским народом или еще как-нибудь, - важно, что их всегда много, очень много.А множество - это сила. А где сила - там уверенность, защита, безопасность, овечье тепло, волчья спайка.Ложь, что левые еврейские радикалы защищают сирых и убогих, гонимых и бесправных, униженных и оскорбленных, - это они сами ищут защиту от лютого еврейского одиночества. Служение высшим идеалам справедливости на деле оборачивается обслуживанием победоносного большинства, торжествующей вражьей силы.Они не обязательно ищут прямую выгоду, политическую или финансовую, не обязательно и не всегда напрашиваются в компаньоны к господствующей партии или правящему режиму, совсем нет, а порой и совсем наоборот...Но и Полиграфу Полиграфовичу, гражданину Шарикову, наверняка было сытнее и теплее в доме профессора Преображенского, чем у люмпенов-комитетчиков. А он все равно приник к Швондеру: собачья порода не выносит запаха изгойства и отщепенства, а еще пуще чует приговоренность...Ведь в случае чего, если сильно припрет, всегда можно напомнить о своих заслугах: "Уж мы котов давили-давили, душили-душили..."