ПИСЬМО ИЗ 1994 ГОДА

\

Добрускин Электрон, доктор, Израиль

Письмо из 1994 года

(К 80-летию Михаила Сергеевича Горбачева)

Повторная публикация

Редактор представляет: 

       Это подлинное письмо. Субъективный взгляд очевидца и посильного участника  событий, их планирования и прогнозирования в конце прошлого века в Советском Союзе. Тех событий, которые существенно и, подчас, неожиданно изменили мир и судьбы многих. Да и судьбу автора и его близких. 

Электрон Добрускин,

 редактор

       Был у меня, светлая ему память, двоюродный брат. Алик, Александр Семенович Тагер. Физик-теоретик, лау­реат Ленинской и т.д. Жил в полузакрытом подмосковном Фрязино. В од­ном из писем (цитирую) "выплескивал часть желчи, накопившейся... в связи с тем, что наделали здесь некомпетентные, малообразованные, с очень узким кругозором и жизненным опытом интеллектуалы, назвавшие се­бя демократами". Хотел ответить ему кротко и коротко, а получилось ... Вот это (техника позволяет) и посылаю:

"...По поводу "нынешних" и выплескивания желчи:

Сейчас всячески поносят нашу экономическую элиту так называемого демократического направления. Причем, всех - от Абалкина, Петракова и Шаталина до Явлинского и Гайдара. Они совсем разные и некоторые в большой оппозиции друг к другу. Общее у них то, что они, эдакие гол­ландские мальчики, пытались собой заткнуть угрожающие стране дырки. Абалкин пытался действовать через Рыжкова, Петраков и Шаталин - через Горбачева и, затем, через Ельцина, Явлинский - в основном, через Ель­цина, Гайдар вроде сумел что-то реально сделать сам. Поэтому об него только совсем ленивый не пытался ноги вытирать. Солженицин (старость не радость) вообще назвал его безмозглым. Так вот, двоих из них я знаю лично (хоть совсем не близко), одного опосредованно, через людей впол­не достойных. Читал и слушал всех. Свидетельствую: о некомпетентности, малообразованности, узости кругозора и жизненного опыта – не может быть и речи.

Так в чем же дело? Попробуем посмотреть на все это еще с одной стороны, "в историческом аспекте".

То, что дела в хозяйстве плохи, "наверху" более-менее осознавали еще до 53-го. Сталин хотел поправить дело традиционно, начал готовить новую чистку. Но были другие, кто его, как можно понять, и убрал. Главным среди этих других был Берия. История, как говорил мой покойный любимый шеф Борис Самойлович Вайнштейн,  еще вернется к оценке этой личности. Говорят, например, что он предполагал радикально изменить отношение к частной собствен­ности и, как одно из первых дел, распустить колхозы. Я уж не говорю, что подбор научных и хозяйственных кадров в его епархии (включая атом, космос и т.п.) сильно отличался от обычного в стране и мало зависел от "анкетных данных". Что он спас, взявши под свое крыло, Гинзбурга (фи­зика) и не его одного, что в марте 53-го сразу же (лично) освободил врачей и остановил всю кампанию, включая развернутую подготовку к мас­совой депортации и т.д. Про его Завенягина (который, между прочим, спас и вернул в науку Зубра) до сих пор в Сибири чуть ли не песни по­ют. Можно было предположить, что он всей мощью своего аппарата низло­жит партийный аппарат, сделавший для Ленина-Сталина свое дело и теперь уже никому (кроме себя) ненужный. Низложит все эти рай-, гор-, об- и прочие комы и политотделы, всех агрессивно-некомпетентных политических назначенцев в хозяйстве, науке, образовании, армии и т.д. Может быть, он уже и начал? Помнишь знаменитую "Ворошиловскую" амнистию? Кино по­том было "Хмурое лето...", а я еще пережил этот мутный вал в Челябинс­ке. Может, это и был один из реальных шагов: возвратить в хозяйство миллионы Иванденисычей – с болезненными, но скоропреходящими издержка­ми, зато быстро и необратимо. Кстати, потом эту амнистию (разумеется, только издержки) действительно приписали Берии. А "58-ю", может быть, планировалось отпустить потом, во время и для необратимого разгрома партаппарата? Уж кто-кто, а он-то мог представить себе трудовой и ин­теллектуальный потенциал этой массы, степень ее "вины" и "социальной опасности". Может, перехватили все это прямо накануне? Что было бы, ес­ли бы ему удалось? Анемично (т.е. малокровно) или динамично прошло бы низложение партаппарата? Как далеко он хотел бы пойти по пути "капита­лизмизации"? Где хотел бы и где смог бы остановиться в чуднОе то время надежд и общего энтузиазма, когда (экономисты знают) и без каких-либо организационно-технических причин заметно поднялась производительность труда по стране? Как сложилась бы наша жизнь? Мы этого не узнаем – ап­парат сумел с помощью Жукова слопать Берию к боязливому восторгу наро­да, который и до сих пор связывает это имя только и исключительно с "карательными органами". На этот громо-(от Сталина)-отводный имидж, кстати, работали очень многие, до Светочки Сталиной включительно и да­же, к сожалению, до Абуладзе. А Жуков, думаю, не раз потом, когда ап­парат дожевывал и его, горько жалел, что помог тогда аппарату.

Я вовсе не хочу возжечь нимб вокруг лысой этой головы. Он был бандит, они все там были бандиты. Но он не только был сильнее, т.е. более бандитом. Он был, как мне представляется, государственный деятель, который, насколько можно судить, понимал проблему, видел адекватный путь ее решения и располагал необходимыми средствами в подходящее время. Методы решения, вероятно, были бы бандитские, но, думаю, он постарался бы обойтись возможно меньшей кровью, как тогда, когда, сменивши Ежова, повыпускал очень многих из тех, кто еще не был осужден и отправлен в лагерь.

Следующим был Хрущев. Тоже понимал, что дела нехороши и главное, динамика плохая, вниз все катится. Понимал, что надо что-то менять в экономике, да и в политическом устройстве. Хотя, по-моему, не очень представлял себе, что и как именно. Но роль аппарата, думаю, видел хо­рошо. Пытался расшатать аппарат 20-м Съездом. Вырвался наверх, начинал несомненную, хоть и хилую, с нашей теперешней точки зрения, либерали­зацию, схватывался в открытую с аппаратом и выигрывал отдельные сраже­ния («Антипартийная группировка...и примкнувший к ним...). Но - нехватило. Обыграли. Был акку­ратно справоцирован на, в сущности, ненужное повышение цен, на совер­шенно нелепые закидоны с деятелями искусства, в деле валютчиков и т.д., рассорившие его со всеми и, особенно, с очень поддерживавшей его интеллигенцией. Ожидавшиеся радикальные экономические реформы замени­лись отеческими его наставлениями по кукурузе и т.п., типа "сейте мя­ту", как в толстовской пьесе. В итоге также был слопан, спасибо, хоть бескровно.

А дальше – тишина. Аппарат царствовал. Общество спокойно и как-то даже естественно кримино-гени-зировалось. Тогда, тогда, а не сейчас. И не только экзотически – нефтедоллары по западным банкам и т.п. Тащили в про­мышленности и сельском хозяйстве, в торговле (а уж во внешней-то!) и сфере услуг, торговали должностями, зарубежными поездками и т.д., исп­равно отчисляя положенное "наверх" в разных формах, включая борзых щен­ков. Брали по чину "законно" (кремлевки, спецобслуживание и т.п.) и много сверх. Рай- и прочие комы координировали это, протежируя (кадро­вая политика) и, в случае необходимости, защищая своих. "Правоохрани­тельные органы" обеспечивали безопасность своих, карая чужих, а также нарушителей правил игры. Правила эти, в отличие от закона, были прос­ты, хорошо известны всем (от последнего "несуна" до члена Политбюро) и, практически, закон заменяли. Почти все были повязаны: дачу, квартиру,  машину,  поездку и даже самый жалкий продовольственный "заказ" можно было дать и не дать – законного-то права не было. Выявилась и адекватная правовая ос­нова: "В порядке исключения..."

Выявилась и адекватная финансовая система – разные виды, как пра­вило, непереводимых друг в друга рублей. Рубли были безналичные по раз­ным статьям расхода и наличные, внешторговские чеки, "березочные" раз­ных цветов и т.д. Мало подкрепленная (даже печатать не надо) масса безналичных денег была как бы ничья, их было не жалко. Их, в общем случае, нельзя было законно переводить из одной статьи расхода в дру­гую и, тем более, в наличные (кроме з/платы и т.п.). В общем – нельзя, а в частном ("в порядке исключения") – еще как. Например, в товары, включая строй­материалы (особенно импорт), услуги (путевки, билеты) и многое, многое другое. Да и в наличные: через премии, «конверты». разные фонды, да мало ли... Ук­репилась и адекватная форма власти: геронтократия.

Сравнительно молодого "Железного Шурика" Шелепина слопали еще на подходе. На дальних подступах. Только и известно (мне рассказывал кое-что его неофициальный «спичрайтер»),  что тот вроде видел по­ложение в экономике, его грозную динамику и имел радикальную экономическую и социальную программу. Неясно только, насколько реаль­ную. Да это уже и не имело значения, слопали. Косыгин (умнее других, да и сидел на экономике) еще дергался, заказывал академикам доклады об экономическом положении страны. В докладах (они назывались, насколько помнится, "О повышении эффективности общественного производства") даже в открытой части положение рисовалось ужасающее. Причины выдвигались разные, но все более ясно становилось главное – хорошо рабо­тать никому не интересно, а часто невыгодно и даже опасно. Были и ре­комендации: экономическая реформа, совершенствование хозяйственного механизма. Некоторые – очень смелые, как нам тогда казалось. Казалось, что такие вот постепенные изменения смогут расшатать, а, затем, и "со­вершенствовать" этот самый аппарат. Тогда же Сахаров (и не он один) писали письма руководителям государства со своими предложениями, как сделать народу хорошо путем отрыва от кормушек самих адресатов и тех, на кого они опирались. Помню, как было мне неприятно, когда Бирман (Игорь, а не А.М.) писал из Штатов, куда уехал, что пока коммунисты у власти все равно ничего не сделаем. Мне казалось, что, фактически, это призыв к капитулянтству и, в конечном счете, к пособничеству. А мы вот,  героические такие,  вовсе и не капитулировали.  Вот я, например, уж-жасно как боролся. Участвовал в разработке чего-то там для экономи­ческой реформы, в статьях и лекциях ее продвигал, большую (в полтора подвала) статью в "Правде" чуть не опубликовал за "товарно-денежные отношения". Статья трижды "стояла на редколлегии" и только случайно не прошла. На память в моем архиве осталась полоса "Правды", которая так и не вышла. И вообще все как-то ушло в песок. Косыгин тогда очень огорчался, велел группе экономистов справку ему подготовить: "Как министры погубили ре­форму". Кабы министры... Ни Бирман, ни кто другой тогда и представить себе не мог, какая и, главное, с кем предстоит борьба. Никто не видел, НАСКОЛЬКО пронизали бациллы аппарата и их яд все ткани тела, насколько это инородное тело стало и народное. Никто как-то не думал, что раб вовсе не будет рваться что-то там из себя выдавливать. Да еще по кап­ле. И будет весьма критичен к тем, кто станет понуждать его к этому неэстетичному занятию. Даже много позже мы все, читая "Ченкина", весе­лились, когда деревенская старушка от души жалела тех, за границей: "Нам-то, глядишь, когда мыльца, когда селедочки подкинут, а им-то кто?" Мы веселились, принимая глубокий и тонкий этот анализ за поверх­ностную шуточку. Так вот, народ ловил, что подкидывали, а эти жрали, размножались, все легче проникая в новые и новые органы и ткани тела. Так палочки Коха и знать не знают, что чем лучше им жрать и размно­жаться, тем скорее их кормильца закопают и совсем все кончится. И вра­чи уже начали разводить руками, хотя, как у всех чахоточных в послед­ней стадии, ярко играл лихорадочный румянец, возросла активность, осо­бенно половая. Потом, годы спустя, будут ностальгировать: застой-то застой, но какие были тогда румяные, а уж насчет этого самого....

А если серьезнее, то положение (экономическое) достаточно точно (насколько сейчас помню) было описано Ханиным и Селюниным в известной "Лукавой цифре", которая во второй половине 80-х была опубликована в Новом мире. Они уже тогда прогнозировали (если экономический курс не будет решительно изменен) резкое падение производительности труда, разрыв (по экономическим причинам, о политических тогда никто и не ду­мал) производственных связей и массовую остановку производств. Статья наделала много шума. При обсуждении ее в НИИ Госплана никто и не пы­тался возражать, вздрагивали только. Да и модель такого развития была налицо – Польша. Вся Польша митинговала с Солидарностью как раз пото­му, что промышленность остановилась. И митинговали не столько мужественные забастовщики, как мы тогда думали, сколько отчаявшиеся, готовые на все люди, внезапно потерявшие работу и средства жить. Боялись со­ветского вторжения, хотя, как теперь думаю, никто и не собирался – нехватало еще и Польшу кормить. Но под этой угрозой вторгся, если не ошибаюсь, зам. пред. Госплана Союза (сейчас уж не вспомню фамилию) и из Варшавы "запустил" промышленность, как запускают остановившееся сердце – поштучно вводил в строй основные предприятия, на которые сплошным потоком из Союза шли эшелоны с сырьем, комплектующими и т.п. А если бы этого не было? Селюнин так и спросил на том совещании в НИИ Госплана: "А нас кто будет запускать?". Теперь-то модель и этого есть – Румыния и, затем, Югославия. А наше бы чудище? Бессмысленный был бы и беспощадный. И, понятно, не только русский. Не дай нам Б-г.

А разложение шло. Андропов начал было повышать производительность труда, отлавливая работников по баням и парикмахерским. Пытался кинуть народу кость: директора Елисеевского гастронома, очень с верхами свя­занного. Хорошо хоть не еврея. Ходили слухи, что этот гастроном ему и жизнь подсократил. А вот Черненко вытащил (вместо отработавшего свое БАМа) похороненный было проект века – поворот сибирских рек. После ко­торого расцветет уже решительно все. Мне кто-то говорил (может, ему померещилось со страху), что в Сибири якобы начали обносить колючкой места работы будущих реализаторов этого проекта. На горизонте стала маячить фигура уже совсем Гришина....

Но тут то ли у аппарата не сработал какой-то коллективный инстинкт самосохранения, то ли старцы ослабли и уже не смогли делать даже то единственное, что умели – удерживать власть. К власти прорвались "молодые".

Поколения горбачеведов будут ломать себе головы и друг другу копья: он с самого начала хотел сломать аппарат или это пришло потом? Ведь такой, казалось бы, был свой и безопасный. Ну, прямо как Хрущев при послесталинском триумвирате. В самом деле, надеялся на ускорение и прочий прогресс или бдительность аппаратную усыплял? Действительно рассчитывал "рвануть" машиностроение (и оборудование для него) или до поры до времени откупался от аппарата офонарительными средствами на это, включая несусветный "навар" от почти бесконтрольных валютных за­купок. А какую школу для страны сделал из телевизионного Верховного Совета! Ведь представительство общественных организаций плюс (на вся­кий случай) ротация народных депутатов гарантировали победу аппарата при любом голосовании.  Да вот голосования-то эти ничего и не  стоили!

        Важно ведь было не статью 6-ю отменить, а чтоб все поняли, прочувство­вали, что ЭТО обсуждать МОЖНО. А статья что: отсохнет и сама отвалит­ся. Сахарову какой червонописский погром устроил, а потом и совсем его угробил. Межрегиональщиков давил сам, да еще Лукьянов с хитрющим этим узбеком. Но как еще за кратчайший срок можно было бы найти и обу­чить(!) столько новых деятелей? Так большинство же из них "не то"! А откуда возьмется "то" после десятилетий выпалывания "непрозрачных" (по Набокову) – от врагов народа до "хозяйственных преступников"? Это у Берии был подготовленный альтернативный аппарат, и совсем не только костоломы-Кабуловы, как многие думают, а серьезные административно-хо­зяйственные деятели и экономисты. У Горбачева, когда он решился на бой с аппаратом, с партией (неважно, как он сам это осознавал и называл), была, как говаривал Маяковский, "разве только жена, да и то, если не на базаре, а близко". Она и была близко, см. многочисленные свидетель­ства о ежевечерних прогулках, на которых вдвоем обсуждали события и планы. Прогулки, думаю, были не только от любви к свежему воздуху. Рассказывают, кстати, что, когда Берия с Маленковым хотели спокойно поговорить, они ночью гуляли напротив дома Берия по Садовой да еще по осевой линии. У Горбачева был, конечно, аппарат, да еще какой, но если бы они только унюхали замысел или хоть общее его направление....

          Се­годня как-то даже трогательно, когда В.Болдин (помощник, руководитель личного аппарата) пишет, что М.С. был "неискренен в своих отношениях с подчиненными". Или о "фактах некомпетентной, разрушительной деятель­ности" М.С., об его интриганстве из-за которого его "покидали(!) сот­рудники и окружение становилось все менее квалифицированным". Если бы Болдин тогда смог понять, что именно "некомпетентность" эта, погубив­шая их всех и, как он уверен, самого М.С., как раз, думаю, и вырабаты­валась на долгих вечерних прогулках!

Конечно, и его обыгрывали. Чего стоит одна "антиалкогольная"! Она рассорила (по совсем разным причинам) с самыми разными слоями общест­ва, очень нехорошо "заземлила" и заанекдотила. Почище хрущевского по­вышения цен. Уж не говорю про странные хода вокруг "500 дней", стран­ный август-91 и, сразу после нокдауна этого, Беловежский нокаут. Исто­рики еще будут разбираться, но, на мой взгляд, победил снова аппарат, судя по тому, кто захватил власть во всех трех новых "независимых го­сударствах". Кстати, как мне кажется, на юге Союза под видом (в форме) аппарата Ленина-Сталина действовал и действует совсем  другой  природы аппарат.

Сейчас Горбачева и поносить уже всем надоело. Солженицын по при­езде обозвал его пару раз, но разве что "на новенького". А ведь он и только он сумел перехитрить-обыграть многодраконный аппарат, бескровно и, думается, необратимо разрушить "империю зла". Хотели многие, а он – сумел.

Повторяю, бескровно. Неужели он стал бы стрелять-сражаться с аппаратным этим уродцем Хасбулатовым? Да он бы всячески поддерживал его до тех пор, пока тот не сдох бы незаметно для окружающих и самого себя.

Именно Горбачев сумел из подручной грязи (а из чего еще?) и в грязи создать хоть самые начатки экономики, альтернативной партий­но-государственной. Поэтому народ все-таки может практически бескровно переживать останов нелепо-огромной quasi-централизованной, а по су­ществу давно уже неуправляемой скрежещущей махины. Тот останов, кото­рый почти в деталях прогнозировал еще Селюнин и многие до него в веж­ливо-научно-завуалированной, по необходимости, форме.

И, наконец, именно Горбачев остановил и тоже, можно надеяться, необратимо, Большую Войну, возможный конец цивилизации. Вот он и войдет в Историю. Мне так кажется.

Ну а экономическая элита, с которой мы начали?

Вот ты физик. И, судя по высоким регалиям, да и по личному моему впечатлению – образованный, с кругозором и т.д. Всю жизнь, как мне представляется, выявлял некие физические закономерности для их практи­ческого применения. Понятно, на основе фундаментальных физических за­конов. Иное было бы ну просто ненаучно. Так вот, как-то утром проснул­ся и вдруг оказалось, что угол отражения луча перестал быть связан с углом падения, сила противодействия ну никак не зависит от силы дейс­твия, все Постоянные, до Планковой включительно, – переменны и, к тому же, исчезла сила трения. Т.е. совсем, как не было. Невозможно даже с постели встать. Как, впрочем, и улежать в ней.

Мог и должен был ты это предвидеть? А твои коллеги? Ведь влияние черной дыры в галактике М-333 в сочетании с новыми данными датского профес­сора Оскольгрустенвид и доктора Канава Такияма о строении ядра Плутона, позволяли прогнозировать некоторые изменения. Даже раздавались отдельные голоса. Но чтобы настолько и сразу...  Да и кто бы в нашей стране дал аппаратуру,  время и деньги  на  почти  как бы и ненаучные исследования?  В США только собирались, говорят, выделить на это что-то...

Ну а сейчас что ты должен делать? У тебя образование, кругозор и все такое. Ты владеешь понятием о физических законах, о методологии исследований, опытом работы в физике, наконец. Понятно, ты составишь программу исследований, начнешь выяснять, какие законы все-таки еще действуют и насколько, по каким законам отражаются лучи теперь, какова зависимость отражения от природы луча и т.д.

Но за окном орут: "Ребен­ка потеряла! Конец пришел! Света Б-его не видим из-за лучей ваших е...х!" И тогда, если ты в такой момент владеешь знаниями, которых нет у других, если у тебя не только образование, кругозор, но и совесть, ты выходишь на улицу и (еще не закончив, даже не развернув как следует исследования) начинаешь давать хоть какие-то рекомендации на основе того немногого, что уже знаешь и самых общих соображений. Т.к. знаешь еще очень мало. И прекрасно осознаешь, что за твою помощь именно тебе и припишут, что с исчезновением силы трения сила тяжести-то отнюдь не исчезла. Со всеми последствиями.

Я это очень хорошо понимаю не как экономист, а как байдарочник. Когда вдруг (это всегда "вдруг") байдарка из-под тебя уходит, и все сразу становится совсем иначе: только бы хоть как-то выплыть, спутника спасти и вообще спасти, что удастся. Из-за деятельности различных (и разнонаправленных) личностей и сил (Берия, Суслов, диссиденты, Хрущев, Горбачев, КГБ, ВПК, США и т.п.), да и нашей общей деятельности, бай­дарку не только перевернуло, но еще и вынесло из реки в море. Ничего твердого вокруг, все поплыло. Твердым было то, с чем боролись. Боро­лись умело, успешно, а многие (и я в том числе) просто кормились этой борьбой. Теперь то, с чем боролись, распалось само, но как-то совсем не так. Все, что должно было стать опорой, тоже поплыло: производить оказалось не только хлопотно, но невыгодно и опасно, поэтому предпри­ниматели, ставшие свободными, не стали производителями, а только отса­сывают деньги или, в лучшем случае, компрадорствуют, "челночествуют" на разных уровнях, и все добытое дружно отправляют за рубеж. Фермеров не только жгут соседи и душат местные власти (это ожидалось), но, ока­зывается, почему-то не может не душить и центральная власть. Армия и ВПК как черные дыры, да вот в размерах не уменьшаются. Разбой стал важным видом бизнеса: от вырвать сумочку до поднять налоги. Самоорга­низация общества для противодействия дальше рэкета пока не пошла. Подплывшие на лодках иностранные спасатели в лучшем случае согласны выловить лично тебя и увезти с собой, но не хотят, да и не могут спа­сать байдарки: переворачивать, удерживать на плаву, отливать воду, найти где-то весла, потерянные пока барахтался, а потом еще и к берегу тащить. Серьезные экономисты видят, как мне кажется, общее направле­ние. Но показывать на этой основе дорогу другим – как показывать доро­гу в соседнюю деревню по школьной карте Советского союза.

Я не знаю сейчас, как показать дорогу и, боюсь, совсем не только потому, что не Б-г весть какой экономист, живу не в России и не владею современным материалом. Необходимой карты-трехверстки у меня, да и у многих, не мне чета, – нет. Возможно, ее нет вообще. Но когда мой покойный друг Макс Григорьевич Минц в войну выползал из-под колючки Дахау ("Беспри­мерный по дерзости побег М.Минца с товарищами", как сказано в офици­альной "Истории В.О.В."), куда попал за первый, неудачный, побег из обычного лагеря военнопленных, он знал только где восток и что идти надо. И даже если бы знал тогда, что, пройдя Польшу и оккупированную часть России, попадет на много лет на Колыму – полз бы все равно.

У вас там какой-то деятель блажит: "Да как он (Горбачев) смел поднять самолет, не имея компаса и места посадки!" Да о каком самоле­те?!! По пластунски, медленно-медленно, шаг за шагом. Анализируя каж­дый шаг до того, как шагнуть и, особенно, после, обдумывая следующий. Как сталкер. Помню, как все требовали у Горбачева программу и как мы (дурачье!) возмущались, когда он говорил: практика покажет. Поэтому честь и слава тем, кто хоть как-то разбирает и показывает дорогу. Тем более, что они очень разные и сообща (сотрудничая или в драке между собой) пытаются вывести на путь истинный. 

         Ты, вот, ссылаешься на бывшего главу московского горкома Про­кофьева, "умного мужика, не чета нынешним", который говорил, что те, кто надеется на капитализм как в Швеции или хоть как в США, получат Колумбию или Перу».

Прокофьев прав: непосредственно после того, что было – не то что шведский капитализм, никакую более-менее пригодную для нормальной жиз­ни систему не построишь. Ведь вся жизнь в Союзе (и наша с тобой) шла в искривленном пространстве – культурном, ценностном, каком хочешь. Сей­час вот про Гайдара-внука злобствуют. А попробовали бы дедушку перечи­тать. Ведь все мы, народ весь, воспитывался на половиночной его ариф­метике. Отнимать и делить – хорошо и благородно, складывать и приумно­жать – плохо и стыдно. И так это удобно-понятно, что можно спинным об­ходиться.

Сейчас надбытовые Ложь и Страх рушатся, хоть бытовых-то может и больше стало. И это искривление у многих, особенно у молодых, уходит. Ангельские крылышки от этого не вырастают. У этих ребят и в помине не может быть никакого, даже самого начального правосознания. Ведь, как говаривал тов. Гамлет, "распалась связь времен". Откуда им взять это правосознание, ког­да "взрослых" презирают и, как мы понимаем, не без оснований, религию не знают, а великую русскую литературу в школе проходили.

Но мир биз­неса (включая рекет и прямой бандитизм "стадии первоначального накоп­ления") – это, так или иначе, реальный, неискривленный. мир. Здесь ре­бенок вполне может прирезать папу, но из-за денег, из-за собственной реальной выгоды, а не за то, что папа плохо отозвался о Лучшем Друге Детей или не полностью сдал зерно в закрома Родины. А в реальном мире все, так или иначе, раньше или позже образовывается. В современном ми­ре скорее раньше, чем позже.

Вот на этом мой оптимизм и основан.

Но прогноз может быть и совсем другой:

Искривление осталось. Народ стройными рядами двинется за тем или другим Жириновским. И никакой случайности, гипноза или предвыборных ошибок. Просто не готовы действовать на СВОЙ страх и риск. Только на ЧУЖОЙ. Крыть почем зря или славить тех, кто делает или хоть обещает, валить на них свои беды или, наоборот, надежды. Обида и злоба: не да­ли, отняли. Надежда: обещали, дадут. Жажда справедливости: "чего вы­лез, хочет всех умнее быть". И в тайне голосовательной кабинки насо­лить, проголосовать назло, «против». То за Ельцина, как тогда при Горба­чеве в Москве (и мы с Юнкой весело тогда проголосовали), то сейчас за Жириновского. И хочется сильную власть. Ведь все равно все они гады, так уж пусть... В результате грабить и убивать станет только одна бан­да, беспощадно расправляясь с конкурентами. Сы­тость и безопасность действительно несколько повысятся, и банда получит определенную легитимность и ДОБРОВОЛЬНУЮ ИСКРЕННЮЮ поддержку внутри и снаружи. "Мировое сообщество" найдет способ как-то самоизолироваться.

Экономика, при таком раскладе, так или иначе, стабилизируется. Напри­мер, вокруг ВПК. На первое время, во всяком случае. Появятся, может быть, и карточки с постепенным увеличением норм выдачи, скоростные публичные анти-организованно-преступничные судебные процессы. Расстре­ляют некоторое количество наиболее заметных, совсем случайных, а также лично кому-то мешающих людей. Чтобы не переборщить (не те же сейчас времена, господа!) опытные социальные психологи на основе последних достижений науки точно определят число таких лиц. Необходимое и доста­точное.

Все войдет в нормальное русло. Поиск внутренних и внешних вра­гов станет так же привычен, как поиск блох собакой. Подготовка к войне станет основой культуры, образования, экономики и т.д. Потом пойдут малые войны для устрашения внешнего мира или такой же банды, но "заг­раничной". Потом настанет большая война, и лучшие из лучших окуджавы будут петь: "...нам нужна одна победа, одна на всех, мы за ценой не постоим..." 

Но останется надежда, что время от времени паханы помирают. Бо­лее-менее естественно. А в тех условиях, какие они создали, им на смену будут приходить все более старые люди. И некоторые интел­лигенты, оптимисты из оптимистов, будут думать (не вслух, конечно), что пусть они-то сами не доживут, но будущие поколения увидят, как после нескольких смен паханов и, соответственно, нескольких оттепе­лей-заморозков начнется новая, какая-то настоящая жизнь. И даже назва­ние ей придумают волнующее и будоражащее умы. Например, "перестройка". Вот это второй сценарий. Можно придумать и еще...»