Не хотел читать эту
книгу. Догадывался, о чем она и полагал, что ничего нового об ужасах прошлого
не узнаю. Как мне казалось, я уже давно прошел школу сознания всего того, о чем
писал Марголин полвека назад.
К чему повторы.
Усталость, амортизация нашей души противится концентрации на зле. Мы мечтаем об
отдыхе, о покое.
Книги, фильмы,
спектакли о фашизме и большевизме появляются все реже. Апатией добра тут же
воспользовалось зло. Поднялись во весь рост ниспровергатели правды о Холокосте.
Все чаще отрицаются ужасы ГУЛАГа.
Это объективный
процесс – усталость. Но подумал, что нет у нас, евреев, право на усталость эту,
на забвение памяти. Устанем, забудем, заснем – и пробуждение будет ужасным.
Убежден, наша трагедия, связанная с коммунизмом и
фашизмом – это еще одна ненаписанная пока что глава Торы. Перечитывать ее многократно и каждому
необходимо. /
Впрочем, дело не
только в этом. Всегда занимала меня
простая проблема права на рецензию. Далеко не каждая книга в ней нуждается.
Далеко не к каждой книге имеет право подступиться любой, кто пожелает.
У меня нет права
писать рецензию на книгу Марголина. В предисловии МАОЗ к последнему изданию «Путешествий»
сказано об авторе так: « Доктор философии, писатель, публицист». Думаю, не этот
человек написал книгу о сталинских концлагерях. Не писатель, не философ, не
публицист составил ее, а заключенный. И написана книга не чернилами,
интеллектом, талантом и так далее, а кровью и потом каторжника.
Часто сравнивают
«Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына и «Путешествие» Марголина. Думаю, это
неправомерное сравнение. Солженицын написал свою замечательную книгу, как писатель, историк, исследователь. Марголин, работая над своим
репортажем из ада, будто не снимал пропитанный нефтью ватник, словно продолжал
голодать и мерзнуть на нарах барака. Мало того, он и читателя увлекает за собой
в бездну унижений и смерти.
В одном из писем
О.Генри читаем: « Все мы вынуждены быть уклончивыми, лицемерными…. Правды не
найдешь ни в истории, ни в автобиографии, ни газетных сообщениях. В присутствии
других мы также должны играть роль, как носить платье»./
О.Генри жил в
счастливое время, далекое от возможности
тех ужасов, которыми одарил нас век ХХ. /
Чудовищная ложь
тоталитарных режимов вызвала к жизни почти абсолютную и беспощадную правду
реакции на эту ложь./
У каторжника ГУЛАГа
не было сил, чтобы играть какую-либо роль, кроме роли раба. В этой
невозможности притворства была не меньшая трагедия, чем в неизбежности
притворства на свободе, без кандалов и ярма. /
Впрочем, с этой точки
зрения, разница между лагерной и «вольной» жизнью в СССР была невелика./
Но возрождение,
возвращение к самому себе, оказалось возможным. Юлий Марголин, как раз, и
оказался таким человеком, способным на подвиг свободного сознания./
Ему, пережившему
пятилетний срок чудовищного рабства, не потребовался долгий период адаптации.
Он дал свои свидетельские показания, будто под шоком того, что увидел и испытал
на себе. Процесс над сталинским режимом так и не состоялся. Видимо, злодеяния
его подвластны только суду Божьему. /
Марголин не был
человеком, способным учитывать «мнения сторон». Он слишком хорошо знал цену
компромисса. На рабство в лагере он ответил подлинным освобождением от
навязанной лжи и, так называемого, взвешенного подхода.
Унижения рабством
согнули его до земли, но выпрямившись, Марголин сразу оказался тем, кем и был
раньше, - великаном./
Его свидетельские
показания были даны не ко времени, без учета исторического момента. Он
заговорил сразу же, как только смог отрыть рот. /
Опубликуй Марголин
свою книгу сразу по написаю, в 1947 году, Сталин убил бы своего зэка,
легкомысленно выпущенного живым за пределы СССР. В Палестине его агентов жилось
вольготно. Марголину повезло. Он целых пять долгих лет не мог напечатать свои
круги ада. Книги вышла в конце 1952 года, в издательстве имени Чехова. Сталину
оставалась жить несколько месяцев. Он давно решил для себя «еврейский вопрос».
Одним Марголиным больше, одним меньше – какая разница. /
Но вернемся в 1947
год. Совсем недавно побежден фашизм. Войска СССР стали ударной силой этой
победы. Кровавая, чудовищная быль нуждалась в сказочном финале. Иначе психика
человечества могла бы и не выдержать. Силы света нанесли поражение силам тьмы.
Люди нуждались в подобной гармонии. Уставший от крови, садизма, жестокости мир
не желал повторения пройденного. /
В иллюзиях своих
свободный мир жил осознанным, а, чаще всего, неосознанным паническим страхом
перед армиями Сталина. Идеологически он был отравлен застарелой советизацией
интеллектуальной верхушки Запада./
Сама мысль, что один
кровавый диктатор одержал победу над другим монстром казалась кощунственной.
Знаменитая речь Черчилля в Фултоне будто бы сняла наваждение. Однако, ее
значение не следует преувеличивать. /
Марголин завершил
свою книгу до создания государства Израиль. Шла отчаянная, политическая борьба
на всех уровнях за образование Еврейского государства. /
Сионизм искал
сторонников своего дела везде. Он был готов на все, только бы очертить свои
границы на карте Ближнего Востока. /
Игра на противоречиях
между большевиками и Западом приносила свои плоды.
Один из сталинский палачей, создателей репрессивной системы
А. Я. Вышинский отмечал в своей телеграмме В.М. Молотову: « Наше заявление по
Палестине было встречено евреями весьма одобрительно. Арабы разочарованы, хотя
они после выступления Громыко на чрезвычайной сессии очень мало надеялись на
возможность изменения нашей позиции». /
Телеграмма отправлена
15 октября 1947 г. Ровно через десять дней Марголин поставил точку в своей
книге. В абзаце предшествующем этой точке сказано: « До сих пор, пока сознание
демократического мира примеряется с существованием резервата рабства в
Советском Союзе, нет надежды на то, что мы предотвратим угрозу рабства в нашей
собственной среде». /
Нужна была подобная
книга евреям подмандатной Палестины в тот год? Нет, конечно. /
Но дело не только в
политике. И до войны искания творческой интеллигенции Запада носили просоветский, насквозь пропитанный
идеями коммунизма и социализма характер. Евреи занимали далеко не последнее
место в рядах славильщиков сталинского режима. Бедным ервеям казалось, что
мясорубка тоталитарного режима в СССР, гуманней к ним, чем нацизм Гитлера.
Насквозь лживые, демагогические лозунги принимались на веру. Последовательное
истребление еврейской культуры во имя идеалов
интернационализма не учитывалось. И только тогда, когда сталинский режим
приступил к уничтожению евреев, как класса, стало понятен трагический пафос
таких людей, как Марголин. /
Впрочем, далеко не
всем. В киббуцах Израиля, вплоть до недавнего времени, висели портреты усатого
«вождя всех народов».
Через день, по
завершению «Путешествия в страну зэ-ка», 26 октября, Сталин подтвердил свое
согласие с планами возрождения Еврейского государства. /
Марголин писал в
своей книге: « «Лагерный невроз», который так же можно было бы назвать
«неврозом Сталина», по имени его насадителя, вытекает из бессмысленности
человеческих страданий в лагере, по сравнению с которой немецкое
народоистребление было идеалом логической последовательности.»/
Будущее устройство
мира творилось в чистых кабинетах, сытыми господами и товарищами, под охраной
спецслужб. /
Председатель
американской секции СОХНУТа пишет А.А. Громыко 4 декабря 1947 года.: « Ваше
Превосходительство, Еврейское агентство для Палестины желает выразить свою
глубокую благодарность правительству Союза Советских Социалистических Республик
за поддержку резолюции, принятой Генеральной Ассамблеей Объединенных Наций в
поддержку образования еврейского государства». /
Читаем в книге
Марголина: « Через три месяца я так привык к крысам, что они могли танцевать у
меня на голове. Я только поворачивался во сне на другой бок и сгонял их рукой с
тела или с лица». /
Август 1942 года.
Тель-Авив. Над президиумом одного из собраний плакат на иврите. Ниже перевод на
русский язык: « Привет народам СССР и доблестной Красной Армии». /
Марголин пишет об
августе того же года: « Ночью он бешено кричал: «Отойдите от меня! Отойдите от
меня! – и выгибался, веревки, которыми его опутали, напрягались и врезались в
тело, койка трещала – и я лежал рядом, смотрел на льняную голову бесноватого в
поту и огне – и думал, что этот крик обезумевшей жертвы пред лицом палачей может
повторить каждый из нас, над кем замкнулся круг советского «правосудия», каждый
опутанный и замкнутый в огромной темнице народов, называемой Советским Союзом.»/
Марголина Юлия, уже в
Израиле, старались уложить связанным на койку сумасшедшего дома. Никому не
нужна была его правда о лагерях и СССР. Не пришло время этой правды./
Ложь была полезна.
Мало того, необходима молодому
еврейскому государству. Конфронтация с режимом Сталина в те годы была
однозначна всякому отсутствию шансов на победу в ООН и борьбе в Войне за
независимость./
Искусство наших
политиков в те годы заключалось в способности к лавированию и компромиссу. /
В те дни были нужны
чешские винтовки, а не правда Марголина о сталинских концлагерях и
преступлениях большевистского режима. /
Трагедия писательской
и гражданской судьбы Юлия Марголина, как мне кажется, и заключалась в
вечном противоречии между извечными
принципами человеческой морали и политическими целями./
Правые в Израиле, и
прежде и теперь, старались очистить политику от лжи или от компромисса с ложью,
но и они, получив власть, всегда были вынуждены предавать свои идеалы, во имя,
так называемой, «политической необходимости». /
Левым было проще.
Лживые и гибельные постулаты в основе их мировоззрения, никогда не вступали в противоречие
с необходимостью строить политику Еврейского государства, в соответствии с
требованиями тех, кому это государство просто мешало. /
Все и сегодня
разворачивается по старым правилам лжи в политике. Откровенный фашизм мы
норовим назвать «национально-освободительной борьбой арабского народа
Палестины», свою землю – оккупированными территориями», сопротивление кровавому
террору – «превышением силовых воздействий» и тому подобное. /
Давно нет в живых
Сталина, распалась Советская империя, но и в отношениях с б. СССР мы
лихорадочно стараемся сохранять то, что утрачивается с каждым днем, с каждой
минутой. Мы делаем вид, что не замечаем очевидных, и далеко рассчитанных
попыток РФ вновь вооружить наших врагов. И на сей раз самым смертоносным
оружием. Нам вновь не нужны Марголины с их правдой. Мы снова готовы в политике руководствоваться, в лучшем
случае, полуправдой./
А она еще опаснее,
чем ложь. /
Комплекс маленького,
случайного, слабого государства все еще владеет нашими политиками. Рабское
стремление без конца благодарить, слушаться и кланяться нам видится залогом
безопасности Израиля. /
Но дело не только в
Еврейском государстве. Иной раз кажется, что все муки и страдания человеческие
в истории Земли, были заранее обусловлены невозможностью жить, именно в
политике, по правде, а не по лжи. /
Наш чудовищный путь
сегодня от Холокоста к Апокалипсису, вполне возможно, законное возмездие за
неспособность строить политику государств не на лицемерии и компромиссах, а на
Законе, не терпящем двусмысленности и отступления перед злом. /
Урок фашистского
зверя, откормленного совместными усилиями «просвещенного и цивилизованного»
мира, прошел, похоже, зря. Мало что меняется в мире политики./
Книга израильтянина
Юлия Марголина с его заклинаниями ( задолго до Солженицына) жить не по лжи,
по-прежнему не востребована нашими издательствами и не нужна нашей, еврейской
школе./
Мы устали жить в
трагедии своего собственного бытия. Нас, как и прежде, убивают и унижают
ежедневно. К чему еще книга о кровавой сути режима, давно подохшего диктатора?
О муках доброго и талантливого человека, которого тоже давно уже нет в живых. К
чему нам честная и мужественная книга о человеческом достоинстве? /
Не к чему она и
сегодня, когда палачи Арафата безнаказанно убивают наших стариков и детей,
обстреливают районы нашей столицы и, с активной помощью «мирового общественного
мнения» готовят нам печальную участь в новом Освенциме или черте оседлости,
гетто. /
На недавнем собрании
в память о Марголине зал Центра Жаботинского в Иерусалиме был полон. Отличные,
проникновенные, мудрые говорились речи.
Люди говорили о том,
что каторжное рабство согнуло Юлия Марголина до земли, но, выпрямившись, он
оказался тем, кем и был прежде, - великаном. Великаном он и умер, сражаясь всю
свою жизнь против рабовладельческого строя в стране Советов, и остатков
психологии рабства в стране его мечты, в
Израиле./
Прекрасно говорили
выступающие. Однако, прикинул средний возраст присутствующих – лет 65, не
меньше. /
Поколение борцов
уходит. Кто встанет на их место?
Уважаемый Аркадий . Я предлагаю не путать понятия. Не было никакой трагедии коммунизма или фашизма. Была трагедия национал социализма или гитлеризма кому как удобно. К этим делам не имеют отношения ни Муссолини ни Франко и не Сталин.
ОтветитьУдалить