Сестры Ларины, Татьяна и Ольга, так
назвал их отец – фанатичный поклонник творчества А. С. Пушкина – родились в
Омске. Татьяна появилась на свет в 1951 году, Ольга двумя годами позже.
Татьяна,
гражданка Израиля, с 1992 года, живет в Тель-Авиве, но работает художником - графиком
в Москве. Ольга прописана в Омске, но работает в Израиле уборщицей, месяц за
месяцем продлевая гостевую визу.
Расскажу,
почему так вышло.
В раннем детстве, насколько мне
известно, ничего сверхъестественного с сестрами не происходило. Выросли они девицами статными, красивыми и
талантливыми.
Старшая,
Татьяна, окончив школу, отправилась в Ленинград и с первого раза поступила в
знаменитую «Муху» - художественное училище, а младшая с детства отличалась в
точных науках и, тоскуя по сестре, тоже отправилась в Питер и там, спустя пять
лет, получила диплом Политехнического
института.
Женихи
сестер остались в Омске. К любимым
молодым людям сестры и вернулись. Сначала Татьяна, в 1974 году, затем и Ольга.
Старшая сестра вышла замуж за еврея – Михаила Литвака, а младшая связала свою
жизнь с одноклассником – Петром Суровцевым. Михаил Литвак к тому времени уже
занимал начальственный пост по строительству в Управлении железных дорог, а
Суровцев – дипломированный инженер – работал на местном химическом комбинате.
Стали
сестры жить семейно. У Татьяны сразу же пошли дети – мальчики - погодки, у
Ольги, года через два, родилась дочь – Екатерина.
К началу
всероссийской смуты, именуемой «перестройкой», жизнь сестер складывалась самым
удачным образом. Обе, по меркам Союза,
мало в чем нуждались. Литвак, Суровцев и Ольга зарабатывали неплохо, дети росли
здоровыми, успевали в учебе и, казалось, ничто не сулило больших перемен в их
спокойной жизни.
Татьяна, человек
ровного и веселого нрава, занималась живописью в свое удовольствие, на
любительском уровне. Тем не менее, ее полотна украшали местный музей.
Случалось, она получала заказы на портреты, а, иной раз, и продавала пейзажи
поклонникам своего таланта.
Но тут все
стало рушиться, погружаться в хаос, но главное неумолимо приближалось время
призыва в армию мальчишек старшей сестры.
- Они
служить не будут, - сказала Татьяна мужу. – Здесь не будут. Мы должны уехать.
- Куда? –
удивился Михаил Литвак, считавший себя евреем только по паспорту.
- Куда
хочешь, - сказала Татьяна. – В Америку, Израиль, Германию…. Я не отдам своих
детей в эту армию.
- Надо
подумать, - вздохнул Литвак.
Он начал думать и тут с ним стало происходить
нечто совсем непонятное. В Литваке стал просыпаться до сих пор никак невостребованный еврей. Вернулась острая,
тревожная память о родителях, умерших совсем недавно. Он вспомнил и деда –
религиозного, белобородого старца, который по субботам запирался в каморке,
заваленной всевозможной рухлядью, и там сидел целый день, не подавая признаков
жизни.
- Америка
далеко, - сказал Михаил Литвак жене, - немецкий язык со школы не перевариваю,
остается Израиль.
- Едем, -
просто отозвалась Татьяна.
И они уехали. Литвак без особых проблем одолел
иврит, устроился простым рабочим на стройку, но уже через два года был замечен
и определен на «белую» работу. Мальчики благополучно отслужили в армии. Старший
стал учиться в университете, на биофаке, а младший увлекся программированием и
окончил колледж по компьютерной части.
Татьяна
пыталась продолжить занятия живописью, но без особого успеха. Литваки почти
сразу решились на покупку квартиры, влезли по уши в долги, и Татьяне пришлось
идти на первую, попавшуюся работу: подсела она к кассе в одном из больших
супермаркетов.
Суровцевы в
Омске, в начале девяностых, работу потеряли. Мелкий, торговый бизнес как-то
поддерживал существование семьи, но в 1993 году муж Ольги перенес тяжелый
инсульт и работать больше не смог. Дочь-красавица оставила родителей, в
семнадцать лет вышла замуж за чернокожего гражданина Нигерии и вскоре
отправилась с мужем – нефтяником - в Африку. Звонила она родителям редко.
Впрочем, Екатерина и раньше не проявляла особой любви и привязанности к матери
и отцу.
Работать,
как прежде, Ольга не могла: муж требовал постоянного ухода. Пришлось и квартиру
обменять не меньшую, и начать распродажу
семейного имущества. «Жировых
накоплений» хватило года на полтора, а потом Суровцевы узнали, что такое
настоящая нищета.
Жизнь
Татьяны тоже складывалась к этому времени не лучшим образом. Михаил Литвак
влюбился в женщину, на пятнадцать лет его моложе, оставил семью, добившись развода и, связав
себя браком с этой самой, сравнительно
юной, красавицей.
В общем:
«живешь, до всего доживешь». И, как раз
в тот день, когда муж Татьяны, собрав всего один чемодан, ушел из дома,
скончался муж Ольги – Петр Суровцев. Весь последний месяц своей жизни он не
говорил, а только мычал, а тут спросил у жены четко и внятно: «Почему так?»
- Ты о чем,
Петенька? – растерялась Ольга, но Суровцев ей не ответил, а ночью его не стало.
Об этой
последней фразе мужа Ольга рассказала сестре в Израиле, когда приехала
погостить. Сестры попытались расшифровать последнюю фразу человека, ушедшего из
жизни, и решили, что он сказал эти два слова в попытке разрешить загадку
неразрешимую: вот живет человек, полный сил и надежды на лучшее, и вдруг уходит
в никуда, будто по приказу неведомой силы.
Но на этом
лирическая часть встречи сестер завершилась. Ольга сказала Татьяне, что ничего
хорошего не ждет ее в Омске и после смерти Петра мысли о самоубийстве все чаще
приходят ей в голову.
Татьяна
призналась, что внезапный уход мужа подействовал на нее точно также, хотя
Михаил не умер, а, напротив, продемонстрировал особую жажду жизни. Потом она
добавила, что за эти годы успела полюбить Израиль всем сердцем, хотя бы потому,
что «градус злобы» в этой стране очень низок. Это ее слова: «градус злобы».
Сестры
плакали минут пять, обняв друг друга, а потом решили не разлучаться больше. Но
как это сделать. У Ольги не было ни малейшего шанса получить гражданство
Израиля, но был шанс найти работу.
И она,
крепкая и здоровая женщина, эту работу нашла. Знакомые Татьяны купили коттедж,
понадобилась срочная помощь в уборке…. Ольга продемонстрировала особые таланты
на этом поприще, ее стали передавать «по цепочке» и через месяц младшая сестра
продлила визу и призналась Татьяне, что таких денег она не зарабатывала никогда
в жизни.
Деньги,
впрочем, были не такие уж большие: 300 шекелей в день, но года через три Ольга
собиралась выйти на пенсию и знала, что месячное пособие в России будет лишь незначительно превышать ее дневной
заработок в Израиле.
Жили сестры
вместе. Татьяна продолжала писать картины, но удача словно отвернулась от нее….
В общем, так вышло, что стали эти родные люди жить на то, что удавалось
заработать Ольге. Татьяна, конечно, по мере сил помогала сестре, но не было у
нее таланта к этой черной работе совершенно. Чаще всего она только мешала Ольге
и сестра, со временем, перестала брать ее с собой.
Но тут
случился еще один поворот к лучшему. Однажды сестры отправились на экскурсию в
Иерусалим, и там, в Старом городе, Татьяна встретила давнего приятеля и
сокурсника по училищу имени Веры Мухиной.
Приятель
был рад встрече необыкновенно. Он бросил свою группу, затащил сестер в ресторан
и там сказал Татьяне, что она губит свой талант, что в России полно работы для
графика. Он сам занят оформлением книг в одном крупном московском издательстве
и весьма процветает. Он сказал, что обязательно найдет Татьяне работу, взял ее
адрес, обещая в скором времени все устроить лучшим образом.
Они
расстались. Сестры не придали особого значения этой встрече, хотя Татьяна
призналась, что гость Израиля, как ей кажется, был когда-то в нее влюблен.
- В тебя
был влюблен весь твой курс, - сказала Ольга.
- Ну, это
ты преувеличиваешь, - улыбнулась Татьяна. Может быть, первый раз улыбнулась с
тех пор, как от нее ушел муж.
Прошло
всего лишь недели две и на почте был получен текст двух детских книг, приготовленных
к изданию и письмо недавнего гостя Израиля, в котором он предлагал Татьяне
сделать несколько предварительных набросков-иллюстраций к этим текстам.
Татьяне
понравились книги, она довольно быстро
выполнила заказ, и отослала свою работу на адрес приятеля.
Уйдем от
деталей и подробностей. Сегодня старшая сестра активно трудится в российской
графике, выпустила четыре книги, отлично иллюстрированные, и даже получила одну
из известных премий «за любовь к зримому слову», как сказано в преамбуле премии.
Гонорары, получаемые Татьяной Литвак, весьма значительны. В любом случае,
посетив недавно Венецию, сестры позволили себе номер в одной из самых роскошных
гостиниц этого замечательного города; не умолчу и о прогулках на гондолах, и
результативных посещениях модных магазинов, куда заглядывают туристы только из
Японии и США.
К чему это
я? Зачем рассказываю историю сестер, любящих свой дом, но вынужденных работать
вне своего дома?
Глобализация, открытые границы, миграция
рабочей силы - это считается отрадными приметами нашего времени. Но все-таки не
вижу я никакой гармонии и здравого смысла в том, что опытный квалифицированный
инженер-технолог вынужден в зрелые лета мыть лестницы в чужом государстве, а
талантливый художник не нужен Израилю, где светская культура находится в
зачаточном, эпигонском состоянии. Не вижу, и не убедят меня в обратном даже
прогулки в гондолах и тряпки, купленные в самых роскошных магазинах Венеции.
Комментариев нет:
Отправить комментарий