ПОСЕЛЕНИЕ ОФРА. ВРАТА НЕБЕСНЫЕ В ДНИ ВОЙНЫ

 В тот год, 13 лет назад, газетные репортажи были  похожи на сводки с линии фронта. Шла гнуснейшая. подлая война с убийствами из-за угла гражданского населения: безоружный стариков, детей и женщин, навязанная Израилю соседями.

 Выезд из Иерусалима. На  тремпиаде внушительные столбы для защиты от террора. Был недавно такой случай, как раз в том месте, где мы  ждали попутку на Офру: араб на автомобиле врезался в толпу, бежал, его убили….

 Долго ждем. Наши доблестные монополисты – автобусные компании – к поселениям ездить не любят. Жалко им своего имущества. Поселенцам деваться некуда. Большинство из них работает в Иерусалиме. Пугают бандиты, а им не страшно, да и детей кормить надо.

  Никому из автовладельцев даже в голову не приходит промчаться мимо. Никто не уезжает отсюда пустой. Ждем терпеливо. 

 Наконец, мы в тесном салоне старого «Фиата».

-         Начнут стрелять, выскакивайте из машины и ложитесь на землю, - спокойно и деловито инструктирует нас хозяин машины, заправляя пистолет новой обоймой.

 Чувствую себя героем. Знаю, что вчера, на подъезде к Офре, арабы в упор, из засады, расстреляли четверых. Пусто на шоссе. И по обе стороны дороги мертвая земля. Такая земля и должна нести смерть. 

  Павел, мой поводырь, рассказывает о чем-то. Плохо его слышу, гремит радио: последние известия. Говорят, что наше правительство мобилизует мировое общественное мнение, чтобы уговорить Арафата прекратить насилие.

-         Негодяи! –  басит шофер, угрюмый, широкоплечий человек в кипе, и не совсем понятно на кого он гневается.

  30 минут в дороге пролетают незаметно, испытываю что-то вроде легкого разочарования. Нам не пришлось выскакивать из машины и ложиться на землю.

 Офра – оазис в пустыне, как и все наши поселения. Место веселое, красивое, просторное. Сады и коттеджи под черепичной крышей. Издалека не видна проволока ограждений, бетонные кубы бомбоубежищ и лагерь солдат.

 У входа в Орфу стальная вертушка запирающая калитку  кодом. Павел забыл код. Мы проходим через раскрытые ворота. Наверно, створки сводят на ночь, но сейчас они распахнуты настежь.

 Нам улыбаются, и мы улыбаемся. Нас приветствуют, и мы киваем встречным. Деревня есть деревня.   Впрочем, Офра вполне тянет на маленький городок: 450 домов. Почти три тысячи жителей. На каждую семью в среднем по 7 детей.  Поселение продолжает расширяться, вопреки всему, строится. Поселенцы верят в свое будущее.

 Павел, по привычке, начинает с оправданий. ( Ничего не поделаешь, 40 веков гонений приучили евреев оправдываться). Это, мол, наша земля по Торе. Здесь, вон на той горушке, Бейт-Эль, заснул Иаков и увидел во сне лестницу, ведущую в небо и ангелов, поднимающихся к облакам.

 Для арабов  Иаков тоже свой человек, предок, так сказать, родня. И к Торе они относятся с великим уважением. Не имеет значения, кто и когда бодрствовал или спал на этой земле. Любовь и труд евреев вернули ее к жизни. Ненависть и лень арабов всегда убивали ее. Земля эта принадлежит нам по самому святому в мире праву, по праву созидания и любви. Мы взяли то, что другие отвергли и отвергают по сей день. 95% арабов территорий упрямо живут в переселенных, грязных городах и не собираются осваивать пустыню. Торг здесь просто не уместен. Все это говорю своему спутнику. Он не спорит, но пожимает плечами. Мол, то, что понимаем мы сердцем, чужие не способны понять.

   Право на землю. Этим и занимается  Яков Эрлих. Он те места, где бродил его тезка и наш общий предок, исходил вдоль и поперек. Все уголки  Самарии знает. Он землю измеряет, описывает, снимает карты.

 Своя контора у Якова в Офре. Шестеро подчиненных. Компьютеры, принтеры, сканнеры и прочая техника. Спрашиваю у голубоглазого, но с носом горбатым, Якова можно ли назвать его землемером?

-         Я геодезист,- отвечает он . – Мы готовим землю для строительства, хозяйственного освоения, прежде всего в Самарии. Каждый клочок земли, принадлежащий евреям, - это объект нашей работы.

 Спрашиваю, откуда он сам такой голубоглазый. Отвечает, что родился в Израиле, но папа с мамой репатриировались из Польши в начале тридцатых годов. У отца Эрлиха - сиониста были еще три брата. Один – анархист - воевал в Испании, другой погиб во время Войны за независимость,  третий считал себя коммунистом, преданно любил Иосифа Сталина. Поехал в Россию – и там исчез.

 - Все метания еврейского народа можно проследить на примере братьев отца, - говорит Яков.

 Спрашиваю: не означает ли «мирный процесс» конец его бизнеса? (Еще тот, начатый в Осло). Яков смеется  и весело отвечает,  что «мирный процесс» в том виде, в каком он проводится, - это конец  жизни в Израиле. Стоит ли принимать во внимание личные проблемы.

-         Откуда, - спрашиваю. – У вас земля появляется для работы.

-         Большая часть принадлежит государству, - отвечает Яков. – Но и арабы часто продают свою землю, несмотря ни на что. Больше тысячи арабов было убито бандитами  за то, что они рискнули продать нам свои наделы. Понимаете, никто и не думает покушаться на участки, которые принадлежат арабам по праву частной собственности. Арафат требует от нас вернуть ему страну, которая никогда никому не принадлежала, а стала собственностью нашего государства не только по историческому праву, но и по праву первопроходца. Мы, проще говоря, первыми застолбили эти участки.

-         Вам дают работать спокойно?

-         Опасно, конечно, - кивает Яков. – Были и среди геодезистов жертвы. … Знаете, что огорчает больше всего. У вас, в Тель-Авиве люди не понимают, не хотят понимать, что живут они точно в таком же поселении, как Баркан или наша Офра. Размеры сбивают с толку. Но для арабов все едино. Тель-  Авив  – поселение на окраине арабского Яффо. Для начала они хотят выгнать нас отсюда. Правда, есть разные люди и  среди евреев. Кто-то  руководствуется здравым смыслом, а кто-то живет иллюзиями – вот и все. Есть и «болото»: люди без убеждений. Эти как на качелях. Слева - направо, справа - налево. За последнее время кое-что изменилось. Но я не испытываю больших надежд. Придумаю новый "мирный процесс". Так уже было не раз. Стоит только арабам успокоиться не время, и мы снова начинаем жить мифом.

-         Кого вы опасаетесь больше: наших «миротворцев» или террористов Арафата?

Яков не сразу отвечает, задумывается, потом начинает рассказывать без особой охоты:

-          Как-то мы занимались землей, купленной у арабов. Туда подъехали наши солдаты на «джипе». Офицер стал ругать нас и велел убираться. Он кричал, что мы грабим и оскорбляем арабов. Никакие документы не могли его убедить. Он даже сказал, что сообщит палестинцам о том, что мы работаем на их земле…. Потом офицер оставил нас в покое, но на следующий день в соседней  деревне убили араба, которого заподозрили в продаже земли. В полиции я заявил, что ни разу в жизни не видел того человека, но они и сами выяснили, что зарезали беднягу просто так, для примера, для острастки. Убили по доносу того офицера из организации «Мир сейчас». Так нам сказали в полиции.

-         Как вы относитесь к арабам?

-         Они тоже разные. У меня среди арабов есть хорошие друзья. Помню, давно уже подвез вконец обессилевшего старика к его деревне. И коз его забросил в кузов. Старик этот тогда сказал, что он теперь понимает, почему Бог отдал нам эту землю. Но власть на территориях давно захватил террор.  Люди там живут в страхе. Жизнь человеческая ничего не стоит. Они расправляются со своими, не раздумывая. Трагедия арабов автономии не в евреях и Израиле, а во власти Арафата. Понять им это и признать трудно. Верно, пропаганда ненависти к евреям ведется, не переставая, но я все-таки думаю, что наши арабы запуганы до предела. И это главное. Страх правит на территориях, как это было у вас, в России. Да и не только на территориях. Я был недавно в Иордании, в Аммане.  Там кто-то устроил демонстрацию против Израиля. Появились полицейские и стали палить в толпу без предупреждения. Было много трупов. Люди разбежались – вот и все.  Это не значит, что они нас полюбили. Просто тоталитарной власти не нужны народные волеизъявления. Сегодня толпе не нравится Израиль. Завтра разонравится родное правительство. Важен принцип.

  Так говорил Яков. Передо мной был веселый, умный, сильный человек, ясно сознающий, где он живет и зачем.

 - Тот, у кого больше терпения и мужества, - тот победит, -  сказал на прощание Яков. – Мы верим, что мы правы и победим. И нет у нас другого выхода.

 Терпением и мужеством, похоже, построена вся Офра. А все здесь начиналось совсем недавно, 27 лет назад. В поселении есть свой музей и гордый памятник имеется: Разбитый «джип» на столбе был первой машиной, прибывшей на это место.

 Не заметил в Офре следов страха: заборов, могучих ворот, окон-бойниц. Похоже, и двери-то мало кто запирал на замок. Бомбоубежища торчали угрюмо, но я себя утешил, что погреба это, где хранят жители соления свои и копчения, а также вино собственное. Виноградников в Офре множество.

 Особый быт? Поселенцы привыкли к нему. В Офре большая, религиозная школа для девочек. Девчонок в автобусах развозят  по всем поселениям Самарии. Солдаты с автоматами и в бронежелетах сопровождают колону. Эти девчонки наверняка знают: совсем рядом, в Израиле, есть другая жизнь: спокойная и сравнительно безопасная. Но они тоже, как и их родители, предпочитают жить так, как они живут. 

 Торопимся на встречу к начальству. Иехуда Динер - человек немолодой, но тоже веселый и голубоглазый. Только Яков был простодушен, а Динер с хитрецой. Но как без этого качества ладить с людьми. Родители Иехуды прибыли в Израиль из Голландии. Динер – человек состоятельный и весь его семейный клан живет в Офре. 22 внука – предмет его величайшей гордости.

 Спрашиваю, о проблемах в его работе, именно сегодня, сейчас?

 Отвечает, что нет особой разницы. Те же проблемы были основными и прежде. Трудно прийти к согласию и в Израиле, и у нас – в Офре. По любому делу всегда тысяча мнений, каким образом его претворить в жизнь. Все спорят, ругаются и мешают друг другу. Например, мы хотим навести порядок в снабжении электричеством. И тут начинается. Здесь мы спорим до хрипоты, обсуждая эту проблему, а в Электрической компании гробят дело бюрократы.

 У нас есть люди, приехавшие шесть месяцев назад. Есть те, кто живет в Офре с момента ее основания. Но и те, и другие думают, что они все знают и все понимают. Ну, как их  примирить, научить компромиссу? Дело в том, что старожилам есть с чем сравнивать. Они счастливы, что их мечты стали явью, а новенькие все воспринимают, как данное и начинают критиковать все и вся. Новоприбывшим чувство коллектива незнакомо. Они мыслят так: вот я, а вот ишув. Прежде всего, поселение им должно, а не они ишуву.

Динер считает, что это не совсем плохо. Можно и такой индивидуализм обратить на пользу дела. В любом случае, ему пока что удается примирить людей с разными подходами к жизни.

 Спрашиваю: интифада сказывается на жизни Офры?/

-         Конечно, - говорит, хитро прищурившись, Динер. – Но я человек немолодой. Пятьдесят лет назад было  труднее, и в 67 году было тяжко, и в 73 третьем. Сейчас гораздо легче и работается и дышится. Мы победили по-настоящему. Нужно научиться пользоваться плодами своих побед – вот и все. Неуклонный рост поселения мой источник оптимизма. Только за последние полтора года мы построили пятьдесят коттеджей. К нам очередь стоит желающих. Люди живут в караванах, ожидая свои дома.

 Спрашиваю: сколько «русских» семей живет в Офре?

 Динер отвечает, что немного: всего двадцать пять коттеджей ими занято. К сожалению, многие не торопятся покупать дома, а арендуют жилье.  Динер хотел бы видеть их собственниками жилья. Но «русские» слишком осторожны. Не все, конечно, но это так.

 Мы прощаемся и отправляемся на очередную прогулку по Офре. Как раз, заканчиваются уроки, и мне начинает казаться, что в этом поселении живут одни дети: чернокожие и белобрысые, курчавые,  и огненно рыжие. Детей великое множество. Ни один сторонний наблюдатель не смог бы сказать, что перед ним один народ. Но дети эти принадлежат одному народу.

 Поговорил с одним «русским» стариком. Лет ему немало, болен, прошел две войны: финскую и отечественную. Был ранен дважды, но не мыслит себе жизни без работы. Вот помогает хозяйке местного ресторана, совершенно бесплатно помогает. А в свободное время идет к землякам - поселенцем и уговаривает их не отчаиваться, верить в лучшее и не бежать из Офры.

-         Лучше места нет на земле, - говорит Михаил Ефимович – старый фронтовик, человек удивительно доброй души. Прав он, наверно. У каждого места на земле свой характер, свой норов, своя душа. У Офры крепкий характер, а душа мудра  и добра..

-         Знаешь, - говорит Павел, мой поводырь. – Все ведь просто. Бродит человек по земле и вдруг попадает на то место, где ему от рождения предначертано жить. И успокаивается он, хорошо человеку. Вот и я давно понял, что жить смогу только там, где увидел Иаков лестницу в небо, ведущую к вратам небесным.