"МУРКА"

 

Знаменитая Мурка, она же Маруся Климова — реальный персонаж, всю жизнь проработала в секретном подразделении ГубЧК, ГПУ, а потом и в НКВД. Никакие урки ее не замочили — умерла она отнюдь не юной девицей.

В наши дни следовало бы отметить один своеобразный юбилей, о котором даже в «городе-герое Одессе» никто не вспомнил. А ведь юбилей этот  касается многих и многих меломанов, особенно — любителей одесских песен.

 

На рубеже ХIХ-ХХ веков и примерно до конца 1920-х годов (ту эпоху принято среди любителей изящной словесности, живописи, музыки и других видов искусств называть Серебряным веком), активно развивалось песенное творчество. Но не такое, какое было, скажем, в годы войны или в последующие 1960-1970-е (последний период назван не совсем точно периодом бардовской или авторской песни) — то был период песен блатных, полублатных, одесских, шуточных, сатирических...

 

Если попытаться назвать хотя бы одного исполнителя (и автора!) подобных песен, то и за примером далеко ходить не надо — достаточно назвать лишь имя Леонида Утёсова! Наряду с песнями весьма патриотичными, в полном смысле слова советскими («Азербайджанская песня о Москве», «Армейская юность моя», «Баллада о неизвестном моряке», «Вернулся я на родину»), шуточными («Борода», «Всё хорошо, прекрасная маркиза!», «Два болельщика», «Моя красавица»), сатирическими («Барон фон дер Пшик», «Гитлеровский вор, или Воро-воро», «Песенка о нацистах», «Гадам нет пощады»), Утёсов исполнял такие, как «С одесского кичмана», «Мурка», «У самовара», «Умный ишак», «Тюх-тюх...», а также «Бублички», «Гоп со смыком», «На Дерибасовской открылася пивная...» и другие, которые подпадают под определение «одесских блатных песенок». И хотя некоторые из них «притянуты за уши» как «одесские» («кичман», то есть пересыльная тюрьма, был не в Одессе, а на крупной железнодорожной станции Вапнярка Винницкой области; пивная открылась не в Одессе, а в Ростове-на-Дону, Маша у самовара могла сидеть в Варшаве, Каунасе, но никак не в Одессе), всё же многие блатные песни начала и середины ХХ века могут считаться, вне всякого сомнения, одесскими. Это и «Мурка», и «Семь сорок», и более серьёзные: «Много есть на свете городов...» (автор слов и музыки, предположительно, — сам Утёсов), «Ах, Одесса моя!» на слова Владимира Котова и музыку Андрея Эшпая, «Одессит Мишка» на слова Владимира Дыховичного и музыку Михаила Воловаца, «Одесский порт» на слова Ильи Френкеля и музыку Модеста Табачникова, «Привет тебе, Одесса-мама» (предположительно, автор двух катренов-припевов — сам Утёсов), «Спустилась ночь над бурным Чёрным морем на слова Утёсова и музыку Марка Фрадкина, «У Чёрного моря» на слова Семёна Кирсанова и музыку Модеста Табачникова, «Черноморочка» на слова и музыку самого Леонида Утёсова, «Шаланлы, полные кефали» на слова Владимира Агатова и музыку Никиты Богословского, и «Песня об Одессе» из оперетты Исаака Дунаевского «Белая акация» (1955) на слова Владимира Масса и Михаила Червинского, утверждённая в качестве гимна Одессы ещё в далёком 1972 году.

 

Кстати говоря, Утёсов являлся первым исполнителем двух замечательных песен на еврейские темы: «Десять дочерей» на слова Льва Квитко и музыку Евгения Жарковского, «Для Эля» на слова Елизаветы Полонской и музыку Наума Пустельника, а также песен о других городах: Москве, Ленинграде, Севастополе, Саратове, Каховке, Берлине, Париже...

 

* * *

Мне хочется сейчас хотя бы сжато рассказать о двух песнях из репертуара Леонида Утёсова, которые и сегодня популярны, то и дело возникают на телеэкране в какой-нибудь передаче, фильме или сериале.

 

Вот, к примеру, знаменитая «Мурка» появилась в сериале 2014 года «Господа-товарищи» (в главной роли сыщика Вараксина — Александр Домогаров, в роли «Мурки» — Юлия Галкина). Сериал построен на реальных фактах из жизни России 1918 года. Знаменитая Маруся Климова, которая упоминается в тексте песни, всю жизнь прослужила в милиции до 1952 года и благополучно уволилась в звании капитана. Сегодня в интернете можно прочитать несколько больших статей о ней (рекомендую статью Андрея Калитина «Мурка из МУРа» — Д.Х.).

 

Вот отрывок из очерка Калитина:

«Самая популярная песня ХХ века, которую принято считать чуть ли не гимном криминального мира, на самом деле — не что иное, как песня о секретной операции ЧК. А сама Маруся Климова — реальный персонаж, всю жизнь проработала в секретном подразделении ГубЧК, ГПУ, а потом — и в НКВД. В тексте песни зашифрованы как загадки, так и ответы на них. Расшифровать «код Мурки» было непросто, в ходе расследования одна тайна сменяла другую. А главный вопрос — о судьбе героини песни, Маруси Климовой — до сих пор остался открытым...

 

Знаменитую песню в течение всего прошлого века многие предпочитали называть «народной». Имя автора, а он, конечно же, был, со сцены вслух исполнители предпочитали не произносить. Авторство «гимна урок» сулило до некоторых пор неизвестному поэту большими неприятностями, особенно в 1930-х годах. Интересно, что даже самому знаменитому исполнителю «Мурки» — Леониду Утёсову — примерно в это время посоветовали убрать песню из репертуара. Как всегда в таких случаях и бывает, «уход в подполье» только прибавил песне популярности. Но дальше она жила без своего прародителя: многие и сейчас думают, что «Мурка» — народный эпос».

 

В одном из вариантов песни сообщается: «Прибыла в Одессу банда из Амура...». Это не так, — утверждает Андрей Калитин. — «Одесские архивы, в том числе — архивы уголовного розыска и криминальной милиции, сохранили не только имя автора, но и тексты песни (их было несколько) в рукописном виде.

 

В одном из текстов содержится и первая загадка «Мурки». Как известно многим исследователям русского шансона и так называемой блатной поэзии начала прошлого века, у «Мурки» есть версии, согласно которым «банда» прибыла в Одессу «из Ростова», «с Петрограда» и «из Амура». А в одном из авторских текстов вообще написано «из-за МУРа». И этот вариант интересен больше других».

 

А дальше следует упомянуть самое интересное: никакая эта песня не народная, а самая настоящая авторская. И автор её сегодня тоже известен. Звали его Яков Ядов. Калитин ошибочно называет его «одесским поэтом», однако Ядов, настоящая фамилия которого была Давыдов, родился на самом деле в Киеве в 1873 году в еврейской семье. Там же, в Киеве, в 1912 году начал он литературную деятельность сатирическими стихами и фельетонами в местной прессе на русском и украинском языках под собственным именем (Я.Давыдов) и различными псевдонимами («Жгут», «Комар», «Мартин Задека», «Боцман Яков», «Якiв Отрута», «Якiв Боцман», «Пчела»). Там же, в Киеве, становится известным как поэт, писатель-сатирик, киносценарист, эстрадный драматург...

 

Ему приписывают авторство широко известных песен и куплетов того времени: «Бублички», «Цыплёнок жареный...», «Крутится-вертится шар голубой...», «Фонарики», «Гоп со смыком» и других. Иногда он использовал для своих текстов старые мелодии из городского, тюремного, еврейского, украинского фольклора. Например, основой мелодии «Мурки» считается очень популярная песня «Шурка», появившаяся в начале ХХ века на мотив еврейской мелодии, её любили даже в царской семье. Но текст песни «Шурка» тех лет не сохранился.

 

Первый письменный вариант «Мурки» был записан в 1921 году в Курском исправдоме (Курской тюрьме), один из источников Андрея Калитина сообщил ему, что впервые слышал песню в 1919 году. Первоначальный вариант текста песни с заменой «Шурки» на «Мурку» (в исполнении Константина Сокольского, иногда по ошибке — Соколовского) и был, по-видимому, написан Ядовым.

 

О нём, кстати, известно, что в 1916 году он ещё проживал в Киеве и публиковался в газете «Последние новости» на русском языке и в 1917-м — в газете «Народна воля» (под псевдонимом Яків Отрута) на украинском языке. До октябрьской революции публиковался также в периодических изданиях Одессы и Николаева. После революции переехал в Одессу, где прожил около десяти лет. Работал в газете «Одесские известия» и под псевдонимом «Яков Боцман» писал фельетоны в газету «Моряк». Там же, в Одессе, он познакомился с Ильёй Ильфом, Евгением Петровым, Валентином Катаевым, Константином Паустовским... В 1920 году написал сатирическую пьесу «Там хорошо, где нас нет», которая шла в различных театрах юга России. Работал в качестве стихотворного фельетониста в советских газетах «Одесские известия», «Станок», «Моряк» (Одесса), «Трудовой Батум», «Пролетарий», «Всеукраинский пролетарий», «Харьковский пролетарий» и «Коммунист» (Харьков), «Красное Знамя» (Владивосток). В начале 1920-х годов проживал в Одессе, потом — в Ленинграде; с 1930 года — в Москве. Автор сценариев нескольких ранних советских агитационных фильмов. С конца 1920-х гг. подвергался критике за, якобы, низкий литературно-художественный уровень его произведений. Особенно злобствовали руководители Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП).

 

В середине 1930-х годов Ядов был исключён из Литфонда. Рапповцы написали на него донос Генеральному прокурору Андрею Вышинскому. Вышинский потребовал от Ядова объяснений. В письме на имя Вышинского от 16 апреля 1949 года Ядов писал, что Общество советской эстрады (ОСЭ), существовавшее в Ленинграде, решило его ликвидировать как несогласного с рапповскими установками в области эстрады: «Видя, что силы неравны, что меня могут угробить, я уехал в Москву. В моё отсутствие, за неимением Ядова, ОСЭ ликвидировало эстраду вообще, а затем самоликвидировалось. Но в Москве я не спасся. Рапповцы устроили мой «творческий вечер», на котором разгромили меня в пух и прах, причислив к лику классовых врагов. При этом один из ораторов с циничной откровенностью заявил: «Ядова надо ликвидировать, так как из-за таких, как он, нас (то есть рапповцев) на эстраде не исполняют».

 

Этот «творческий вечер», продолжал Ядов, стоил мне кровоизлияния в мозг, к счастью, лёгкого. Вызванный врач настаивал на немедленном помещении меня в больницу. Но как не члена профсоюза мне было отказано в приёме, меня ни одна больница не брала. Рапповский секретариат тогдашнего Всероскомдрама отказался мне в этом помочь. Гибель казалась неизбежной. Тогда жена обратилась с письмом к тов. Сталину с просьбой помочь её мужу выздороветь. И немедленно из секретариата тов. Сталина последовало распоряжение о предоставлении мне всех видов лечения. Меня положили в больницу, и я был спасен... Затем вдруг Литфонд известил меня, что меня исключают из Литфонда, так как моя литературная продукция не имеет художественной ценности. Но аккуратно взимать 2 % с авторского гонорара, получаемого за «нехудожественную» продукцию, Литфонд продолжает до сих пор»...

 

А спустя примерно месяц после этого письма Ядова не стало. В некоторых статьях ошибочно указан год его смерти 1942-й. Но вдова писателя много лет спустя ясно указывала на 1940-й. Некоторые исследователи полагают, что Ядова, скорее всего, ликвидировали (отравили): его вдова в 1957 году писала, что накануне вечером у её мужа побывали гости...

 

* * *

Уходят годы, десятилетия, а песенки и куплеты Якова Петровича Ядова живут и не умирают. Вот, к примеру, знаменитая «Мурка» и сегодня известна, по крайней мере, в двух основных вариантах исполнения: первый — в стиле «жестокого романса» («рассказ урки»). И второй, так называемый «блатной» вариант, который сильно отличается от первого (иногда это выглядит тоже как «рассказ урки», а иногда — с дополнительными куплетами-катренами — как «рассказ легавого»; см. комментарии и пояснения после двух вариантов текстов песни — Д.Х.).

 

Первый вариант:

«Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая!

Помнишь ли ты, Мурка, наш роман?

Как с тобой любили, время проводили

и совсем не знали про обман...

А потом случилось: счастье закатилось...

Мурка, моя верная жена,

стала ты чужая и совсем другая,

стала ты мне, Мурка, неверна.

Как-то, было «дело»: выпить захотелось,

я зашёл в шикарный ресторан.

Вижу: в зале бара там танцует пара —

Мурка и какой-то юный франт.

Тяжело мне стало, вышел я из зала

и один по улицам бродил.

Для тебя я, Мурка, не ценней окурка,

а тебя я, Мурка, так любил!

У подъезда жду я, бешено ревнуя.

Вот она выходит не одна,

весело смеётся, к франту так и жмётся —

Мурка, моя верная жена!

Я к ней подбегаю, за руку хватаю:

«Мне с тобою бы поговорить.

Разве ты забыла, как меня любила?

Что, решила франта подцепить?

Мурка, в чём же дело?

Что ты не имела?

Разве я тебя не одевал?

Шляпки и жакетки, кольца и браслетки

разве я тебе не покупал?

Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая!

Здравствуй, моя Мурка, и прощай!

Ты меня любила, а теперь забыла...

И за это пулю получай!

 

Второй вариант:

«Прибыла в Одессу банда из Ростова,

в банде были урки, шулера.

Банда занималась тёмными делами,

а за ней следила Губчека.

Темнота ночная, только ветер воет,

а в развале собрался совет —

это хулиганы, злые уркаганы

собирали срочный (тайный) комитет.

Речь держала баба, звали её Мурка,

хитрая и смелая была.

Даже злые урки?

и те боялись Мурки,

воровскую жизнь она вела.

 

Припев:

«Мурка! Ты? мой Мурёночек!

Мурка! Ты? мой котёночек!

Мурка! Маруся Климова!

Прости, любимая! (вариант: «Прости любимого!»)

Вот пошли провалы, начались облавы...

Много стало наших пропадать.

Как узнать скорее, кто же стал шалавой,

чтобы за измену покарать?

Раз пошли на «дело» (вариант: «Как-то шли на «дело»), выпить захотелось,

мы зашли в фартовый (вариант: «шикарный») ресторан.

Там сидела Мурка в кожаной тужурке,

а из-под полы торчал наган.

«Мурка, в чём же дело?

Что ты не имела?

Разве я тебя не одевал?

Кольца и браслеты, юбки и жакеты

разве ж я тебе не добывал?

(вариант: «Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая! Здравствуй, Муро-Мурочка моя!

Иль тебе жилося плохо между нами,

или не хватало барахла?).

Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая!

Здравствуй, моя Мурка, и прощай!

Ты ж зашуxарила нашу всю малину,

так за это, падла,

финку получай!

(вариант I: «Здравствуй, моя Мурка, Мурка дорогая!

Здравствуй, моя Мурка, и прощай!

Ты зашухерила всю нашу малину,

а теперь маслину получай!»)

(вариант II: «Вынул Юрка финку,

зверски улыбнулся,

засверкали карие глаза.

И вонзил он финку прямо в сердце Мурки...

Мурочка, не встанешь никогда!

Вот лежишь ты, Мурка, на краю дороги,

гробовая крышка над тобой...

Больше ты не встанешь, шухер10 не подымешь,

и легавый (вариант: «лягавый») плачет над тобой...

 

Припев:

«Мурка! Ты — мой Мурёночек!

Мурка! Ты — мой котеночек!

Мурка! Маруся Климова!

Прости, любимая! (вариант: «Прости любимого!»)

 

Считаю необходимым пояснить и прокомментировать некоторые слова и выражения.

 

Шулер — мошенник, жулик, картёжник; происходит от немецко-идишского слова «шулер» — ученик, школьник...

 

Шалава — распущенная, беспутная женщина (реже — беспутный мужчина), проститутка, нарушающие не только общественные, но и воровские нормы поведения, выдающие и предающие своих близких, которые помогали им и доверяли; согласно одной из версий, происходит от ивритских слов «шальва» — сердце, пазуха, середина, средоточие, грудь, чувство, центр или «шалев» — ступенька, ступень, стадия, фаза, этап, перемычка, шов...

 

«Шухер» — как правило, в выражении «стоять на шухере», то есть не участвовать в «деле», а следить за появлением посторонних, в том числе — полиции-милиции; быть на стороже чего-либо, являться ответственным за предупреждение о появлении охраны, свидетелей, милиции; в криминальном жаргонном значении: облава, обыск; в разговорно-просторечном: суматоха, неразбериха, шум, беспорядок; образовано от ивритского слова «шухер» — как глагол переводится словом «нанимает», как существительное — словами-синонимами: «наниматель, постоялец, арендатор, съёмщик». «Зашухарить» (или «зашухерить») — см. выше разные значения слова «шухер», а также в значении: «выдать, чистосердечно рассказать милиции-полиции»

 

«Малина» — в данном контексте: временное жилище воров и преступников; образовано от ивритского слова «мэлуна», то есть собачья конура, шалаш сторожа.

 

«Маслина» в данном контексте: пуля.

 

Об этой песне можно рассказывать ещё долго и немало. И об особенностях её лексики, построении диалога, и о жаргонных словах и выражениях... И о том, почему сегодня в России и среди русской публики на Западе так популярен именно этот бандитский, криминальный вариант «Мурки», что, в общем-то, не удивительно: какова психология публики, таковы и её запросы...

 

* * *

И, наконец, хочу немного рассказать об ещё одной очень известной песне, которая вот уже более семидесяти лет «ласкает слух» одесским (и не только одесским!) меломанам. Это песня «Шаланды, полные кефали...». Впервые она прозвучала в фильме «Два бойца» (1943) режиссёра-еврея Леонида Лукова в замечательном исполнении Марка Бернеса, сыгравшего главную роль бойца-одессита Аркадия Дзюбина (кстати, это была настоящая фамилия поэта Эдуарда Багрицкого, тоже уроженца Одессы). Много лет история этой песне не была известна широкой публике, пока в 2005 году не появилась книга «Марк Бернес в воспоминаниях современников», где был опубликован и очерк композитора Никиты Богословского «Песни начинаются так...». В нём маститый композитор вспоминал, как находился в Москве, когда его разыскал режиссёр Луков и предложил написать песню для снимавшегося в Ташкенте фильма с Марком Бернесом и Борисом Андреевым в главных ролях. «В первоначальном варианте сценария фильма песен не было вовсе, но потом режиссёр... попросил меня написать песню для сцены в землянке. В это же время в Ташкент приехал навестить родных поэт Владимир Агатов (Гуревич), и мы вдвоём с композитором обратились к нему с просьбой написать текст героико-лирической песни. Так появилась в картине «Тёмная ночь», блестяще исполненная Марком Бернесом». После этого Луков решил, что Аркадий Дзюбин должен спеть ещё одну песню, совершенно контрастную, и дал композитору задание: написать её «в стиле весёлых одесских уличных песен». В газетах поместили объявление «с просьбой всем лицам, знающим одесские песни, явиться на киностудию». На следующий день пришло множество людей — «от почтенных докторов до типов, вызывающих удивление по поводу того, что они ещё на свободе». На основе услышанного ленинградец Богословский написал музыку, а киевлянин Агатов сочинил к ней «одесский» текст.

 

Интересно, что и в фильме, и в песне — в частности (как и в её грамзаписи 1943 года), Марк Бернес произносит название города так, как его произносили и до сих пор произносят коренные одесситы — «Одэсса» (в поздних записях, особенно — 1963-го и 1967-го годов написано уже так, как традиционно принято писать: «Одесса»).

 

В песне — много слов и выражений, указывающих, якобы, на её «одесское» происхождение, хотя ясно, что это — не более чем мистификация (украинский предлог «за» на месте русских предлогов «о» или «про» в винительном падеже: «за всю Одессу»; «шаланды», «баркас», одесские микрорайоны: «Молдаванка», «Пересыпь», «Фонтан», а также Французский бульвар, специфические одесские выражения «Фонтан черёмухой покрылся», «башмаки со страшным скрыпом»...).

 

Герой песни, Костя, — скорее всего, не рыбак, а поставщик рыбы. Он заказывал рыбу, которую доставляли к берегу на шаландах, а дальше к покупателям и на рынки рыбу поставляли «биндюжники». В середине ХIХ — начале ХХ веков профессия биндюжника была весьма распространённой в южных портовых городах и в Одессе — особенно. Как правило (и это подчёркивают многие справочники!) биндюжниками там работали евреи.

 

В портовом городе биндюжники имели большой вес тоже — и в прямом, и в переносном смысле, и если они уважали Костю — значит, было за что. Кстати, хотя Костю в песне называют «моряком», однако он, скорее всего, был поставщиком рыбы, то есть снабженцем, продавцом, а рыбачка Соня находилась на более низкой ступени социальной лестницы.

Но авторы песни своим любовно-свадебным сюжетом подчеркнули демократизм тогдашних отношений между влюблёнными друг в друга молодыми людьми и тем, кого Костя пригласил на свою свадьбу... Кстати, после выхода фильма на экран песня приобрела огромную популярность. При этом официально она не рекомендовалась для исполнения и не публиковалась как идеологически не выдержанная и чуть ли не блатная.

 

Однако времена меняются. Ныне эта песня признана одной из лучших об этом особом городе на юге России. В одесском торговом центре «Новый Привоз» недавно был установлен памятник Косте-моряку и рыбачке Соне...

 

Начинается песня с припева:

«Я вам не скажу за всю Одессу:

вся Одесса очень велика,

но и Молдаванка, и Пересыпь

обожают Костю-моряка».

Рыбачка Соня как-то в мае,

направив к берегу баркас,

ему сказала: «Все вас знают,

а я... так вижу в первый раз!»

. — В ответ раскрыв «Казбека» пачку,

сказал ей Костя с холодком:

«Вы — интересная чудачка,

но дело, видите ли, в том,

что...

Припев: «Я вам не скажу за всю Одессу:

вся Одесса очень велика,

но и Молдаванка, и Пересыпь

обожают Костю-моряка».

Фонтан черёмухой покрылся,

бульвар Французский был в цвету.

«Наш Костя, кажется, влюбился!», —

кричали грузчики в порту.

Об этой новости неделю

везде шумели рыбаки.

На свадьбу грузчики надели

со страшным скрипом башмаки.

Припев: «Я вам не скажу за всю Одессу:

вся Одесса очень велика.

День и ночь гуляла вся Пересыпь

на весёлой свадьбе моряка.

Источник