Внимание: хроника
Бабий Яр: «На детей пуль не тратили...»
Киевлянка София Яровая, пережившая гитлеровскую оккупацию, провела 778 дней между жизнью и смертью .Ее близкие были расстреляны в Бабьем Яру
25-26 сентября 2021 года, в канун 80-летия трагедии еврейского народа в Бабьем Яру, в городе Днепр в самом большом в мире еврейском центре «Менора» впервые в Украине состоялся Съезд потомков Праведников народов мира.
На съезде, организатором которого выступила Объединённая еврейская община Украины при поддержке Еврейской общины Днепра и лично раввина Шмуэля Каминецкого, почтили память украинцев, которые спасали евреев в период Холокоста.
В мероприятии приняли участие 29 семей Праведников из 11 областей Украины, об этом ОЕОУ сообщала в своем Telegram-канале.
Сегодня же, в день траура по безвинным жертвам Бабьего Яра, приводим материал украинского интернет-издания Обозреватель.
Его героиня, праведница народов мира София Яровая, много лет возглавлявшая украинскую ассоциацию праведников, спасавших еврейское население во время Холокоста, София Григорьевна Яровая ушла из жизни 29 сентября 2020 года - в 79-ю годовщину Бабьего Яра. Ей было 95.
«Мама очень хотела увидеть, что же за музей в Бабьем Яру создадут, упорно пыталась добиться, чтобы государство обратило внимание на праведников и их детей, которые еще живы. Каждый раз ходила на встречи с послами, мэрами, чиновниками, писала письма... И даже когда получала отказ – от миллиардеров, не стеснявшихся прислать дежурную отписку «нет средств», – не опускала руки: по-другому просто не могла», - говорит дочь Софии Григорьевны известная киевская художница и искусствовед Анна Яровая.
В интервью пятилетней давности сама София Яровая подробно, стараясь не упустить ни одной детали, вспоминала все то, что ей и ее семье довелось пережить в годы войны. И что пришлось вынести тем семерым людям, которых Софья Григорьевна, ее мама Ефросиния Бойко и брат Александр спасали, рискуя собственными жизнями.
«Когда произошла эта трагедия... Вы знаете, Аня, слова «трагедия» здесь мало – это зверство, ад! У меня филологическое образование, я учитель украинского языка и литературы, много лет проработала директором 189-й школы в Киеве, но я не могу подобрать нужное слово, которое описало бы то, что произошло в Бабьем Яру: до сих пор в голове не укладывается, как люди могут сделать такое другим людям... В 41-м году мне исполнилось 16. И я очень хорошо помню 29 сентября.
Жили мы на Красноармейской, 127, где сейчас сквер Марии Заньковецкой. И в нашем доме жил с родителями паренек Сема Бараш, студент. Он учился в Харькове, пока добрался оттуда до Киева, оказалось, что семья эвакуировалась. На фронт его не взяли – из-за ДЦП (детский церебральный паралич, прим. ред.). Вы себе не представляете, как он радовался, увидев это объявление: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября...»! Говорил: «Смотри, Соня, нас увезут в Палестину! Там меня вылечат, и я стану как все...»
«Уже на подходе к Бабьему Яру многим из тех, кто шел в колонне и кто эту колонну провожал, стало понятно, какая Палестина впереди, но было слишком поздно: очень немногим удалось вырваться, вытолкнуть или передать кому-то ребенка.
Очевидцем того, что происходило дальше, был мой родной дядя Петя – Петр Хоменко. Он воевал, попал в плен, когда немцы брали Киев, и содержался вместе с другими военнопленными в концлагере на Керосинной (ныне улица Шолуденко). В тот день его и таких же бедолаг, как он, пригнали в Бабий Яр закапывать трупы. Даже не трупы – тела. Как мертвых, так и тех, кто падал в яму еще живыми.
Он до конца своих дней не мог забыть то, что видел. Говорил: «На маленьких детей пули не тратили. Мать не хотела выпускать из рук младенца, так немец вырвал его, как тряпичную куклу, за ножку раскрутил – и в яму швырнул... Когда засыпали яму землей, эта земля ходуном ходила».
«На следующий день пленных снова должны были гнать в Бабий Яр, но он не пошел – подобрал где-то в лагере ржавый кусок консервной банки и распанахал (глубоко порезал, - прим. Ред.) себе ногу: «Пускай я тут от гангрены сдохну, но в тот ад вы меня больше не поведете!». Помимо зверства, которое он видел, его потрясло еще и то, что с той стороны, откуда стреляли, он услышал нашу, украинскую, речь. Человек, который пошел на фронт, как только началась война (потому что не представлял, как можно не пойти, если враг напал), не мог представить, как можно этого врага поддерживать – быть полицаем, эсэсовцем, будучи украинцем.
«…Как только прошел слух, что украинцев отпускают, если принести справку, что не коммунист и не еврей, под которой будет 10 подписей, мы бросились эти подписи собирать, и сосед, который немцев встречал, тоже за папу подписался. Но мы, забрав его из лагеря, все равно отправили из Киева в село к родственникам – от греха подальше, чтобы никто не донес».
«Кто-то спрашивал: неужели на вас никто не донес? Ну, раз мы выжили, значит, нет. И в этом тоже заслуга моей мамы. Она умела выживать, как умеют только сироты. Находила общий язык с полицаями, чтобы нас предупреждали об облавах, пыталась быть в курсе всего и всем полезной: варила мыло, которого тогда остро не хватало, гнала самогон... Можете мне не верить, но самогонка спасла нас от расстрела – уже в 43-м. Мы нарушили комендантский час, ведут нас убивать, а тут, через дорогу, пьяные голоса: "Шнапс! Где шнапс?". Мама как услышала – стала кричать: «Пан, есть шнапс! Есть шнапс!». Конвоир прикладом ее лупит, а она кричит: «Шнапс! Сюда, шнелле, пан!».
Оказывается, выпить хотели немецкие солдаты, которые только что с фронта явились: это уже немного другие немцы были, не те, которые охраняли город. Ну, они что-то там между собой ругнулись, друг в друга автоматами потыкали, но конвоиры наши нас отдали, и мама вынесла немцам две сулеи самогонки. Никогда не знаешь, что в жизни пригодится...»
«Сейчас мы жалуемся, Аня, как нам тяжело. Да, непросто. Не самая благополучная страна. И денег не хватает то на то, то на это. И праведники многие, и их дети, которыми эти праведники рисковали, очень бедно живут, нищенствуют. Каждый год выпрашиваю для них у наших олигархов то по 200, то по 100 гривен. А тем, наверное, еще хуже: у тех никогда денег нет... Но такого ужаса, как тогда, когда мать готова была пожертвовать одним из детей, чтоб хотя бы другой жил...»
По словам дочери Софии Григорьевны Анны Яровой, надежда – это то чувство, которое не покидало ее маму до последнего дня. И именно надежда на то, что какая-то из украинских властей все-таки вспомнит о тех, кто признан праведниками народов мира и праведниками Бабьего Яра, побуждала ее стучаться во все двери.
Справка: В годы Второй мировой войны, с 1941 по 1943 год немецко-фашистские оккупанты в киевском Бабьем Яру были расстреляны, по разным подсчетам, от 70 до 200 тысяч евреев.
Комментариев нет:
Отправить комментарий