В Эрец-Исраэль с товарищем Сталиным
Первоначально идея направлять еврейскую молодежь из просвещенной Германии в провинциальные палестинские кибуцы была воспринята с сомнением даже среди руководства Всемирной сионистской организации. Но вскоре принятие нюрнбергских законов и другие события в стране полностью изменили его мнение.
До 1939 года в рамках проекта в Палестину успело отправиться около пяти тысяч молодых людей, в основном из Германии и Австрии. Сразу после окончания войны эмиссары из Эрец-Исраэль вновь устремились в Европу в поисках тех, кто пережил Катастрофу. К моменту провозглашения государства им удалось привезти в страну еще около 15 тысяч человек.
В числе тех, кто сумел таким образом попасть в Израиль, оказался мой знакомый по имени Зеев. Как-то он рассказал мне удивительную историю своей алии. Все началось с разговора о Сталине.
— Знаешь, а я в детстве очень любил таварисча Сталина! — неожиданно признался Зеев.
— И звали меня Вэладимэр…
— Ты что, знаешь русский?
— Нимношека…
Зеев поправил на голове большую вязаную кипу и начал свой рассказ:
— Я родился в Румынии, точнее, в Буковине, в Черновцах. Мне было три года, когда к нам пришли русские. Я ходил тогда в детский сад. В конце недели воспитательница раздавала нам сладкие мятные конфетки и говорила, что это подарок товарища Сталина. Я до сих пор помню их вкус. Я очень любил сладости. И любил товарища Сталина! Я говорил об этом моей маме. А моя мама Сталина не любила. Но она была мудрая женщина и молчала в ответ.
Однажды вечером мы с папой возвращались домой, с нами были еще какие-то люди. Внезапно из-за поворота вышли два румынских солдата и приказали нам остановиться. До сих пор не знаю, как я вдруг понял, что сейчас нас убьют. Я прижался к папе, и он, наверное, тоже это понял и взял меня на руки. Один из солдат передернул затвор. Другой посмотрел на папу и, указав на меня, спросил по-немецки, сколько мне лет. «Шесть», — ответил папа. Спросивший повернулся к другому солдату и сказал ему по-румынски, думая, что мы его не понимаем: «У тебя ведь тоже такой сын…». Тот мотнул головой, бросил ему: «Поступай как хочешь!», — а затем повернулся и пошел в сторону двора. «Чтобы духу вашего здесь не было, жиды», — прошипел второй. И мы побежали…
Я помню, как всю обратную дорогу спутники моего папы несли меня на руках, хотя я был уже большой, теребили, гладили и говорили, что я спас им жизнь. А потом снова пришли русские. Они освободили нас и мобилизовали всех мужчин в Красную Армию. Но наши евреи не только не знали русского языка, но и не представляли, с какой стороны стреляет винтовка. Все до одного вскоре погибли где-то в Прибалтике. И мой отец в их числе.
Так мы попали в Варшаву. Там мама пошла в представительство еврейской партии «Агудат Исраэль» и сказала, что хочет попасть в Палестину. «Ай-ай-ай, женщина, — сказал ей пожилой чиновник, — Эрец-Исроэл — гибельное место! Там твоего сына отучат быть евреем! Не надо туда ехать. Для твоего сына у нас есть предложение получше. Мы отправим его в Лондон. Он будет учиться в хорошей лондонской иешиве. И он станет хорошим евреем! А для тебя у нас нет решения. Тебе придется остаться здесь…».
Но моя мама не хотела отправлять меня в Лондон. Она ушла из представительства «Агудат Исраэль», хлопнув дверью и оставив чиновников обсуждать недальновидность молодых. Она ушла, хлопнув дверью, и поняла, что осталась без денег в чужой стране, одна с маленьким ребенком и без малейшего представления о том, что же ей делать дальше. Она остановилась у входа в какое-то здание и поняла, что спасти ее теперь может только чудо. И она стала молиться Б-гу и просить Его об этом чуде. И Б-г услышал. Чудо материализовалось в виде землячки, бывшей маминой одноклассницы, малознакомой и давно потерянной, с которой они не виделись с окончания школы. Ее лицо вдруг мелькнуло в конце улицы. Встретившись в чужом городе, они поделились длинным списком погибших близких. И мама рассказала о том, что хотела попасть в Эрец-Исраэль, но это невозможно…
— К ним? К этим социалистам-свиноедам?!
— Как знаешь, — сказала знакомая. — Группа выезжает в Палестину на следующей неделе.
И моя мама, пересилив себя, пошла в представительство «А-шомер а-цаир». Молодой представитель был дружелюбен к настороженной и скованной религиозной женщине.
— В Палестину? Да, мы возьмем вас с ребенком. Но учтите, будет тяжело. Придется много идти пешком…
Так мы отправились в Эрец-Исраэль. Через Чехословакию нас везли на автобусе. Дальше вели пешком через леса по территории, контролировавшейся американцами. Переход действительно был долгий и трудный. Но мы дошли. Мы же шли в Эрец-Исраэль!
В пути мама познакомилась с одним человеком, вся семья которого погибла в Катастрофе. Он стал моим отчимом. В конце концов мы попали на Кипр, в британский лагерь для перемещенных лиц. Мы оставались там до провозглашения независимости Израиля и только в конце 1948-го, наконец, прибыли в хайфский порт.
Нас поселили в кибуце в Галилее. В столовой висел огромный плакат с портретом товарища Сталина. Сверху на плакате красовался лозунг: «Сталин — солнце народов!» Вскоре мы всей семьей переехали из кибуца в город.
Закончив рассказ, Зеев поправил на голове свою большую вязаную кипу.
— Знаешь, я часто думаю о том, как странно, что Б-г, сотворив чудо, отправил маму в Эрец-Исраэль именно с этими эпикойресами (эпикурейцами, вольнодумцами) …
Комментариев нет:
Отправить комментарий