Я даже помню, где она ко мне заскочила. В Даунтауне на Бродвее и четвертой стрит, слева был в прошлом веке магазин Tower Records. Мой любимый в городе магазин компакт дисков. Все самое крутое, что только появлялось в мире музыки, было в этом магазине. Всегда заполненный посетителями. Очереди в кассу. Два этажа. Внизу рок и попса. Наверху джаз и классика. Средняя цена диска – шестнадцать долларов — час работы в такси. Ну, что такое час, если за двойной Первый Чикаго в 1969 году я был готов работать грузчиком целый месяц.
Было около восьми вечера. До десяти у нью–йоркского таксиста в работе пауза и я уже собрался ехать домой, потому что завтра опять на смену к шести утра. Схитрил, сказал себе, если будет свободный паркинг возле Tower Records, зайду просто так, ничего покупать не буду. Я ехал вниз по Бродвею и, став на светофоре на пятой улице, увидел, что на четвертой стрит, как раз возле самого магазина, есть свободное место.
В магазине все устроено так, что ты можешь просто походить, порыться в дисках, покайфовать. Пожалуйста, хочешь — покупаешь, не хочешь – не покупаешь. Никто тебя не напрягает. Можно взять диск в руки, посмотреть состав, год издания, посмотреть всю дискографию музыканта. На фронтдеске стоит сэйлсмен и он же дижей. Акустика на втором этаже в Tower Records, как в концертном зале. Диджей крутит свежак. Тему свою хорошо знает. Помнит постоянных покупателей. Увидев меня издалека, улыбнулся и показал диск. Мол, у меня есть что–то новенькое для вас, поставил в плеер. Орегон.
Сказал:
— Переиздание ранних записей. Сразу три диска, — уточнил:
— Ralph Towner уже играет с ними.
— А знаете ли вы, сколько будет шестнадцать на три? Кто–то посчитает на калькуляторе и скажет –сорок восемь. Нет – пятьдесят. Сорок восемь плюс текс — налог. Пятьдесят еще тех старых долларов. Нет, такие деньги выложить на компакт диски я не мог. Сэйлсмен понял и переключил свое внимание на покупателя, который, услушав фонограмму, подошел и купил все три диска. Раздосадованный, я сразу же ушел. Bремя уже подходило к девяти, еще нужно было прорваться через траффик на Бруклинском мосту. Tолько завел машину, как в окно со стороны водителя постучала молодая женщина. Она говорила на хорошем английском, одета была с восточным вкусом – слишком пестро и с позолотой, ее вполне европейское лицо было сильно накрашено и крашенными темнорыжими были волосы под платком. Настроена она была агрессивно и не пыталась этого скрывать. Я не включил огни “off duty ” и по закону не имел права ей отказать. Она уселсь сзади, сильно хлопнула дверью. — Поезжайте за той машиной! — сказала она громко и слишком грубо, чтобы я не мог не почувствовать унижения. В мои планы совершенно не входило куда–то ехать, а еще конфуз в Tower Records. Я был расстроен, не удержался и вдруг ляпнул: «be quiet, бля»
Признаться честно, я не очень чувствую языковые нюансы. Мне всегда казалось, что «be quiet» – это что–то вроде потише, а получилось, почти что заткнись.
Она спросила:
— Вы русский?
Не желая ей ничего объяснять, я сказал:
— Да!
Тогда она сказала уже по–русски, но совсем другим тоном:
— Пожалуйста. Нужно догнать ту машину, но так чтобы они нас не заметили.
— Женщина, я такси. Вы мне дали адрес, я вас привез, а во всяких, там, шпионских играх я не участвую. Если вам нужно за кем–то следить, то, пожалуйста, нанимайте себе специальную службу.
— Я вас прошу, — сказала она и заплакала. Я посмотрел на нее в зеркало заднего вида и увидел, что плачет она как моя жена и лет ей, как моей жене около тридцати, включил счетчик и спросил:
— За кем гонимся?
— За моим мужем, — сказала она.
Я таксист, который работает каждый день. Мой водительский опыт – это опыт военного летчика во время войны. Так, как драйваю в Манхеттене я, не драйвает больше никто, кроме другого таксиста, который работает каждый день. Я догнал серый линкольн, на который она показала, через два квартала. Держался на дистанции. Линкольн поехал на Лексингтон и тридцатые, где дешевые отельчики, я – за ним.
Они остановились в самом конце улицы возле маленького парка. Из автомобиля вышел ее муж с какой–то черной биксой и исчез в дверях отеля.
— Вот тебе пятьдесят долларов, — она и бросила купюру на переднее сидение. — Когда я вернусь, получишь еще пятьдесят, — и пошла вслед за своим мужем.
Я засек время, было ровно девять, и подумал, что буду ждать ее час, а потом уеду. Но уже через двадцать минут к гостиннице с воем подъехала скорая, а вслед за ней менты. Я понял, что нужно сваливать.
Тower Records уже закрылся. В Бруклине я заехал в ночной универсам и сделал шопинг на пятьдесят долларов на трех человек на всю неделю.
Было около восьми вечера. До десяти у нью–йоркского таксиста в работе пауза и я уже собрался ехать домой, потому что завтра опять на смену к шести утра. Схитрил, сказал себе, если будет свободный паркинг возле Tower Records, зайду просто так, ничего покупать не буду. Я ехал вниз по Бродвею и, став на светофоре на пятой улице, увидел, что на четвертой стрит, как раз возле самого магазина, есть свободное место.
В магазине все устроено так, что ты можешь просто походить, порыться в дисках, покайфовать. Пожалуйста, хочешь — покупаешь, не хочешь – не покупаешь. Никто тебя не напрягает. Можно взять диск в руки, посмотреть состав, год издания, посмотреть всю дискографию музыканта. На фронтдеске стоит сэйлсмен и он же дижей. Акустика на втором этаже в Tower Records, как в концертном зале. Диджей крутит свежак. Тему свою хорошо знает. Помнит постоянных покупателей. Увидев меня издалека, улыбнулся и показал диск. Мол, у меня есть что–то новенькое для вас, поставил в плеер. Орегон.
Сказал:
— Переиздание ранних записей. Сразу три диска, — уточнил:
— Ralph Towner уже играет с ними.
— А знаете ли вы, сколько будет шестнадцать на три? Кто–то посчитает на калькуляторе и скажет –сорок восемь. Нет – пятьдесят. Сорок восемь плюс текс — налог. Пятьдесят еще тех старых долларов. Нет, такие деньги выложить на компакт диски я не мог. Сэйлсмен понял и переключил свое внимание на покупателя, который, услушав фонограмму, подошел и купил все три диска. Раздосадованный, я сразу же ушел. Bремя уже подходило к девяти, еще нужно было прорваться через траффик на Бруклинском мосту. Tолько завел машину, как в окно со стороны водителя постучала молодая женщина. Она говорила на хорошем английском, одета была с восточным вкусом – слишком пестро и с позолотой, ее вполне европейское лицо было сильно накрашено и крашенными темнорыжими были волосы под платком. Настроена она была агрессивно и не пыталась этого скрывать. Я не включил огни “off duty ” и по закону не имел права ей отказать. Она уселсь сзади, сильно хлопнула дверью. — Поезжайте за той машиной! — сказала она громко и слишком грубо, чтобы я не мог не почувствовать унижения. В мои планы совершенно не входило куда–то ехать, а еще конфуз в Tower Records. Я был расстроен, не удержался и вдруг ляпнул: «be quiet, бля»
Признаться честно, я не очень чувствую языковые нюансы. Мне всегда казалось, что «be quiet» – это что–то вроде потише, а получилось, почти что заткнись.
Она спросила:
— Вы русский?
Не желая ей ничего объяснять, я сказал:
— Да!
Тогда она сказала уже по–русски, но совсем другим тоном:
— Пожалуйста. Нужно догнать ту машину, но так чтобы они нас не заметили.
— Женщина, я такси. Вы мне дали адрес, я вас привез, а во всяких, там, шпионских играх я не участвую. Если вам нужно за кем–то следить, то, пожалуйста, нанимайте себе специальную службу.
— Я вас прошу, — сказала она и заплакала. Я посмотрел на нее в зеркало заднего вида и увидел, что плачет она как моя жена и лет ей, как моей жене около тридцати, включил счетчик и спросил:
— За кем гонимся?
— За моим мужем, — сказала она.
Я таксист, который работает каждый день. Мой водительский опыт – это опыт военного летчика во время войны. Так, как драйваю в Манхеттене я, не драйвает больше никто, кроме другого таксиста, который работает каждый день. Я догнал серый линкольн, на который она показала, через два квартала. Держался на дистанции. Линкольн поехал на Лексингтон и тридцатые, где дешевые отельчики, я – за ним.
Они остановились в самом конце улицы возле маленького парка. Из автомобиля вышел ее муж с какой–то черной биксой и исчез в дверях отеля.
— Вот тебе пятьдесят долларов, — она и бросила купюру на переднее сидение. — Когда я вернусь, получишь еще пятьдесят, — и пошла вслед за своим мужем.
Я засек время, было ровно девять, и подумал, что буду ждать ее час, а потом уеду. Но уже через двадцать минут к гостиннице с воем подъехала скорая, а вслед за ней менты. Я понял, что нужно сваливать.
Тower Records уже закрылся. В Бруклине я заехал в ночной универсам и сделал шопинг на пятьдесят долларов на трех человек на всю неделю.
Комментариев нет:
Отправить комментарий