Израиль замечателен своим разнообразием, и если вам пока не случилось в нем отыскать лузу, то, побившись сколько-то раз по бортам, в конце концов, вы нырнете в свое личное пространство. Если же этого долго не происходит, следовательно, ваш угол поиска слишком прямой, и вы просто долбитесь от борта к борту, но стоит чуть отклониться от перпендикуляра, как мир, прорвавшись из бокового зрения, немедленно расширится. Первые три года я только и делал, что путешествовал по Израилю, побывав во множестве мест, о которых иные старожилы и не слыхали даже.
С учетом степени пристальности и кругозора, географически и исторически страна почти неисчерпаема, сгущённое пространство ее по плотности напоминает нечто телесное. При этом ландшафтное разнообразие с помощью некой метафизической смычки роднится с многообразием культур населения. По крайней мере, такое сопоставление напрашивается, рифмуясь с тезисом о наличии для каждого своей личной ложбинки, куда было бы по сердцу закатиться. Причем необязательно в этой ложбинке жить, часто достаточно знать, что она просто существует, ибо почти до любого уголка страны рукой подать и отовсюду можно ощутить точную близость.
Притягательно странные места иногда встречались на моем пути. Однажды близ Бейт Хорона я много времени провел на холмах, на которых находятся два макама – усыпальницы безвестных святых. Этот прямоугольник два на четыре километра – одно из редко посещаемых мест в Иудее и Самарии. Во время строительства разделительной стены в верховье ручья Модиин эти холмы оказались отрезанными от цивилизации, поскольку с одной стороны их ограждает забор безопасности, с другой – вспомогательная стена вдоль шоссе. На этой закрытой территории, ставшей своеобразным заповедником, расплодились бесчисленно газели и кабаны. Здесь множество развалин времен Второго Храма и Византии – жилые помещения, винодельни, маслодавильни. То и дело мне под ноги попадались мозаичные полы, на которые я истратил немало питьевой воды, сбрызгивая мозаику, чтобы разглядеть получше рисунок. Эти склоны, пожалуй, самая неисследованная местность между Тель-Авивом и Иерусалимом, потому что путешественников пугает близость арабских населённых пунктов, в то время как жителей близлежащих деревень пограничники пускают только на сбор урожая маслин. Стоит лишь углубиться в эти холмы, как тут же осознаешь, что ты вошел куда-то в особенное пространство, что обыденная жизнь осталась позади. Вокруг совершенно пусто, ещё немного ходьбы, и тишина становится полной. Любой шорох вызывает подозрение и настороженность. Иррациональное ощущение подвоха не покидало меня. Ночевал я в одной из сторожевых башен, на холмах я насчитал их шесть: эти обычно двухэтажные, круглые в сечении строения предназначались для сбора винограда и дозора и относятся к античным еще временам.
Мимо источника Айн Дженан проходит спуск в ущелье, в восточной части которого находятся развалины византийской церкви VI века. Раскопки на ее руинах велись лет тридцать назад и благодаря мозаичным надписям стало известно, что церковь была возведена в честь некоего святого Теодороса. Понравилось мне посидеть и на развалинах византийской фермы, чьей главной достопримечательностью была большая маслодавильня. На холмах в совершенном одиночестве я сосуществовал с тучей куропаток, множеством чутких газелей, скакавших по склонам с проворностью солнечных зайчиков, и стадом непуганных кабанов почти черного окраса. На южных склонах зеленели террасные оливковые сады, растущие в этих местах еще со времен Маккавеев. Я набирал воду для питья из колодца, действующего уже больше двух тысячелетий. Все это время меня то и дело охватывало острое, невероятное почти ощущение проникновения сквозь древность. А когда стало садиться солнце, и ущелье погрузилось в рассеянный свет, все вокруг приобрело гипнотически пронзительную таинственность.
Как это верно, думал я в эти минуты заката: как верно то, что описания природы должны быть изображением внутреннего мира, поскольку искусство прежде всего занимается чуткостью, чувствительностью, деталями, но не междометиями, и не одной только драматургией. Скажем, отношения с пейзажем сродни музыкальной выразительности, когда какой-нибудь куст в овраге, потонувшем в тумане росистых сумерек, вызывает отклик своей загадочностью, трудно изъясняемой значительностью, каким-то сообщением, чья сокровенность важнее слов. Так это потому, вероятно, что при взгляде на природу происходит необыкновенное событие, ибо мир без человека низменно пуст, и впечатление, рождающееся при взгляде – оно словно дух, носившийся над бездной, поскольку оно, впечатление, порой единственное, что придает мирозданию смысл.
Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..
Комментариев нет:
Отправить комментарий