ГОД ДАНИИЛА ГРАНИНА

06.04.19

Мирон Я. Амусья,

профессор физики

Год Даниила Гранина

(О его начале и планах на будущее)

Все те, кто рвались в стратосферу, врачи, что гибли от холер,-

вот эти делали карьеру!

Я с их карьер беру пример.

Я верю в их святую веру.

Их вера - мужество мое

Я делаю себе карьеру

 тем, что не делаю ее!

Е. Евтушенко, «Карьера»

Человек с рождения приговорён к смертной казни. Он не знает, за что. Не знает, когда и как её приведут в исполнение, но знает, что она неизбежна. Тут есть несправедливось.

Фото 1. Программа открытия Года Гранина

Д. Гранин, из личной беседы с автором ( привожу по памяти).

         Я мечтал дожить до юбилея, и выступить на столетии Гранина, чтобы он услышал то, что я проговорил про себя во время празднования его девяностолетия в Большом зале Петербургской филармонии, но произнести вслух, в переполненном зале, как-то постеснялся, и лишь в какой-то мере выразил во время продолжения празднования, в ресторане «Крыша». Главное, что я хотел, так это поблагодарить Гранина за то, что он сделал для науки, показывая труд научного работника во всей его исключительной привлекательности. Хотел сказать, что он стал выразителем нашего духа, нашего коллективного характера, что своими образами он во многом создал наш язык. Он буквально артикулировал своими книгами о научных работниках дух свободы, который автоматически выходил за рамки самой исследовательской работы, касался и других сторон жизни.

Фото 2. Мемориальная доска на доме Гранина

         И вот пришло столетие, до которого Гранин не дотянул каких-то неимоверно коротких и немыслимо длинных, с точки зрения нормального возраста, полтора года. Тот же зал Филармонии, на календаре 9 февраля 2019, то же множество людей, замечательная программа (Фото 1), лучше которой, как память о себе, Гранин едва ли мог пожелать. Фойе целиком заполнено выставкой, посвящённой огромной во всех отношениях жизни Гранина. На вечере и официальные лица, и знакомые физики, и множество почитателей Гранина и любителей музыки. Дирижировал М Янсонс, за роялем Д. Мацуев. Председатель Совета Федерации РФ В. Матвиенко официально объявила начало Года Гранина.

         В тот же день, но утром, на доме, где он жил с 1955 по 2017, была открыта мемориальная доска (Фото 2). Книга целая и неоконченная – впечатляющий символ памяти о человеке, который работал буквально до последнего дня своей жизни, и на всех общественно значимых бумагах, без перечисления премий и высоких наград, всегда ставил одно слово – писатель.

Фото 3. Книга друзей – воспоминания о большой жизни.

         Как и 10 лет назад, нас с женой пригласили на торжества, на этот раз, для участия и выступления на Международном научно-просветительском семинаре «Писатель как ученый. К столетию Д.А. Гранина», который начинался 8 февраля с презентации в Доме журналиста книги воспоминаний близких друзей писателя (Фото 3). Список авторов – от известных всему миру актёров и музыкантов, до общественно не примечательных личных знакомых показывает огромный интерес Гранина к людям, к самым разнообразным проявлениям жизни большой страны. Поражаешься огромности числа людей, которых он знал, для которых находил время не только с тем, чтобы общаться, но и, если надо – помочь, используя свой авторитет, широкий круг знакомств. Конечно, все авторы по понятной причине много моложе Гранина, отделены от него одним, а то и двумя поколениями. Это показывает, сколь легко давались ему, уже и на склоне лет, межпоколенческие контакты.

         Он, даже очень старый, был нужен множеству людей. Приведу пример. Около Петропавловской крепости, на стороне острова, противоположной той, где каждый день выстрелом из пушки отмечается полдень (кстати, делается это по предложению Гранина) нашли место казни и захоронения жертв красного террора. Решили добиться разрешения на установление обелиска. И, сразу получив отказ, пришли за помощью и поддержкой к, насколько помню, уже 95^тилетнему Гранину. И он сразу подписал обращение, позвонил к властям. Также как несколько лет до того, когда добивался отмены строительства небоскрёба на Охте. Отмечу, что этому архитектурно интересному 470^ми метровому сооружению в итоге нашли место в районе Лахты, на пути из Петербурга в Комарово, где расположена дача Гранина и где он с женой похоронены.

         В книгу «О Данииле Гранине. Воспоминания» вошла и моя статья Осмысление Времени, несколько сокращённый вариант которой под названием На пределе возможного есть в сети. Петербургское издательство Вита Нова выпустило полиграфически отличную и интересную по содержанию книгу, ставшую важным элементом общего памятника Гранину – писателю, общественному деятелю, отзывчивому человеку. Столетие отмечалось специальными собраниями в Берлине, Брюсселе, Тбилиси, всех городов не перечесть, во множестве библиотек, в передачах радио и телевидения, из которых особо хочу отметить фильм Б. Курковой «Жизнь слишком коротка, чтобы быть несчастным». В Год Гранина начнётся издание 30^ти томного собрания сочинений. Появится Библиотека им. Гранина, пройдёт длинный ряд обсуждений, встреч, наименований.

Фото 4. Приглашение в концерт и на «Крышу»

         Выступая на «Крыше», я решил кратко сформулировать то главное, что считаю характерным для Гранина. Есть черта, которую он неизменно проявлял – это способность всегда быть просто самим собой – не подстраиваться, имея дело с самыми различными людьми, от социального верха, до обыденного уровня. Это знаменитое Эйнштейновское «Я отношусь одинаково к дворнику и ректору университета» было и гранинской характерной чертой. Недавно прочитал у известного украинского журналиста В. Портникова про то, как он, шестнадцатилетний восьмиклассник, брал в Юрмале в 1983 своё первое в жизни интервью у Гранина – тогда уже знаменитого писателя. Примечательно, что тот сразу согласился.

         У Гранина, как я отмечал выше, было просто гигантское число знакомых, для него был характерен огромный интерес к самым разнообразным людям, в том числе и от профессиональной литературы весьма далёких. Среди знакомых – множество научных работников, крупных и не очень. Сейчас, читая и слушая воспоминания, понимаешь, что каждый видел в Гранине что-то, ему самому весьма близкое, подчас отличное от того, что видели другие, будто речь идёт о разных людях. А он был един, просто – очень большой.

Я недавно узнал об истории, к которой я сначала отнёсся как к вымыслу. Но на поверку она оказалась правдой. Именно, прочитал высказывания Эйнштейна, которые он записал чуть ли не на салфетке в гостиничном ресторане Токио в 1922, и отдал посыльным вместо чаевых, которых не оказалось в кармане, обещав, что цена записок со временем многократно превысит разумные, даже очень щедрые чаевые. Вот эти высказывания: «Спокойная и скромная жизнь приносит больше счастья, чем стремление к успеху, сопровождаемое постоянным беспокойством» и «Где есть воля, есть и возможность». Первая недавно ушла с аукциона за миллион, а вторая – за, насколько помню, десять тысяч долларов.

Тщательно проверил, и убедился, что и записки эти Эйнштейн писал, и аукцион действительно происходил. А привожу здесь эти высказывания, как девизы жизни Гранина – с 1955 г – та же квартира, примерно с этого времени – та же дача. Одна жена с 1946, вместе с которой, в одной могиле они покоятся на кладбище в Комарово. Спокойное, если не безразличное отношение к орденам и званиям. Воистину, «мы делаем себе карьеру тем, что не делаем её». Жил внешне спокойно, и всё для большего числа людей становился при этом буквально совестью нации.

Иногда, желая подчеркнуть честность человека, говорят о нём – «Он жил на одну зарплату». Этого нельзя сказать о Гранине – он и зарплаты уже множество лет не получал. Его кормили издаваемые книги, выходящие вплоть до глубокой старости почти ежегодно, одна за другой, ряд интервью, т.е. творческая работа. Упомяну и стабильную добавку к пенсии, которую он имел с момента избрания Почётным гражданином Санкт-Петербурга, в 2005, которая составляет 10 минимальных размеров оплаты труда, что, на момент избрания давало 50000, а на момент смерти примерно 170000 р.

Даниил Александрович был удивительным, для меня просто неповторимым собеседником. Говорить с ним было тяжёлым удовольствием, которому природа, увы, положила конец. Разговор с ним был труден, поскольку он не допускал пустой болтовни. Всегда спрашивал, как идут дела, но при попытке просто сказать «то-то и столько то опубликовал», тут же обрывал замечанием – «я тебя спрашиваю, не сколько опубликовал, а что нового придумал». Мы нередко спорили, расходясь во мнениях, и он терпимо относился к обоснованным возражениям.

Так, я возражал ему и в вопросе каннибализма, считая приведенные им с А. Адамовичем в «Блокадной книге» выводы о широкой распространённости каннибализма в блокадном Ленинграде сильно преувеличенными, а рассказы некоторых очевидцев недостоверными. Спорили мы и по поводу знаменитых фотографий цеха по изготовлению пирожных в блокаду. Я выражал в них сомнение, поскольку пропаганда военного времени старательно скрывала правду о ситуации в Ленинграде, в особенности в самый тяжёлый период блокады – декабрь 1941 – первая половина января 1942. Я напоминал ему также, что советская пресса преуменьшала резко, почти в десять раз, число жертв атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки из чисто пропагандистских соображений.

         Мы много и доверительно говорили о власти, и когдатошней, партийной, и о современной, государственной. Он был вхож к высшему руководству, но сохранял к нему критическое отношение. Как-то во время одной из наших прогулок-бесед в Комарово, он сказал мне, о вечере, проведённом в Москве: «Они думают, что могут нас купить обедом. Ошибаются». Отмечу, что имя «они» было, естественно, расшифровано.

Я как-то вычитал у одного весьма популярного журналиста: «Известно, что творческий человек раним, ему часто не хватает признания, даже если оно всенародно, ему хочется признания от власти. Регалий, званий, орденов, премий — ведь во многом именно они обеспечивают дополнительные преимущества для себя любимого, да и для семьи. Не хочется о грустном, но право быть погребенным на Новодевичьем кладбище для многих является ласкающей честолюбие целью. Этим с успехом пользуется власть, одаривая званиями и орденами». Поразительно, насколько Гранин был свободен от этой болезни. Ордена никогда не носил, обходился без галстука даже на официальных церемониях. Давно выбрал себе место на кладбище рядом с женой – в посёлке Комарово, где проводил иногда по полгода. Сейчас, кстати, проходит конкурс на проект памятника ему, который, вероятно, будет поставлен этим летом.

Фото. 5 Памятная доска в Техническом  университете имени Петра Великого. Установлена 20.02.2019

19 февраля я был на праздновании 120^ти-летия Санкт-Петербургского политехнического университета Петра Великого, когда-то именовавшегося Ленинградским Политехническим институтом (ЛПИ) им. М. И. Калинина. Я был там в качестве, если уместно сказать, анти-выпускника, поскольку в 1952 туда, как и в ряд других мест, мои документы даже не взяли. Уже после окончания ЛГУ в 1958, когда был уже сотрудником ФТИ, после запрета совместительства году в 1962, меня туда опять не взяли. Потом я периодически выступал в ЛПИ на семинарах, организовал пару школ, агитируя десятиклассников поступать в ЛПИ. Гранин – его выпускник 1940. Там он, вероятно, впервые, столкнулся с преподавателями-физиками, включая таких великих, как А. Иоффе и Я. Френкель, с виднейшими электротехниками СССР. И вот 19 февраля там открыли памятную доску «Великие Политехники» с именами Е. И. Замятина, Л. С. Вивьена, Л. С. Термена и Д.А. Гранина на ней.

Нередки утверждения, будто официальное признание Гранина требовало от него частых "чего изволите" и "будет исполнено", обращённые к власти. Напомню, что славословие в адрес партии и "Великого кормчего" (или что-то подобное в этом роде) было нередким припевом в произведениях литературы и искусства тех времён. Современная технология позволяет выразить этот душевный порыв писателей, поэтов, журналистов числом упоминаний слов "партия" (в смысле ВКП (б) или КПСС), Сталин и т.п. Так вот, специалист-переводчик, проанализировав текст знаменитой книги "Иду на грозу", опубликованной в 1962, не обнаружил там этих слов вообще. Конечно, 1962 - это уже после всесторонних похорон бывшего вождя, т.е. уже в короткую, но столь важную эпоху вольнодумства, называемую "оттепелью". Поэтому я провёл подобное же изучение рассказа "Вариант второй", 1948 г., который сам Гранин считал первым "взрослым". Там нет ни "партии", ни "Сталина", ни даже "войны" в боевом и/или победном смысле этого слова.

         Я позволю себе вернуться сейчас к упомянутой выше теме семинара «Писатель как учёный», которая в применение к Гранину очень уместна и велика. Она касается не только содержания произведений, выбора героев, но и метода работы писателя, в которой красота описаний становится второстепенной, по сравнению с интеллектуальным содержанием написанного. Учёные, вымышленные и реальные - герои многих его книг. Описание труда научных работников - основное содержание его наиболее известных произведений.

         Гранин великолепно знал, чувствовал и, считаю, любил научную среду. Не случайно в кругу его друзей, даже близких, было столь много научных работников. Его интересовали мотивы этой работы, отношения учёный – общество, оценка труда научного работника обществом, в том числе и объективная, численная. Примечательно, что у него в одной из книг обсуждается индекс цитирования как оценка труда на пару десятилетий раньше, чем он приобрёл сегодняшнюю широкую популярность и известность.

         Его с нами роднил и стиль мышления, очень критичный, требующий доказательств всего, без готовности что бы то ни было принимать на веру. Его знание и понимание сути научной деятельности, вплоть до, на первый взгляд, мелких деталей, хотя, вероятно, и зародились в годы учёбы сначала в ЛЭТИ, а затем в ЛПИ, но непрерывно развивалось и совершенствовалось до конца дней. Примечательно внимание, с которым писатель относится к мотивации научного труда. Хороший учёный у него всегда человек свободный, вступающий без страха в спор с сильными мира сего.

         Я благодарен профессору А. Ельяшевичу, обратившему моё внимание на рассказ "Вариант второй". В этом рассказе заложено многое из того, что потом составило основные морально-этические посылы написанного Граниным о научных работниках. Герой рассказа, аспирант, готовящийся к защите кандидатской диссертации. Как и у более позднего героя Гранина Любищева, работа аспиранта хорошо организована. Начинающий учёный экономит каждую секунду времени. Он весь в поиске, весь в выяснении дальнейших путей развития своей, высоко оцениваемой коллегами, работы. И вдруг он случайно узнаёт, что точно такую же проблему, что и он, решал и решил успешнее, идя по пути, аспирантом отброшенным, его вторым вариантом, погибший на фронте предшественник аспиранта. Его работа заброшена, обнаруженный метод забыт. Перед аспирантом дилемма – защитить свою работу, и умолчать про предшественника, или признать, что его опередили, поставив этим признанием под угрозу собственную карьеру. Аспирант выбирает второй вариант, и сообщает Учёному совету, что другой, погибший его не только опередил, но и сделал нечто, много лучшее. Каждый может оценить, сколь труден выбор этого второго варианта поведения, сколь высоко должно быть чувство порядочности, чтобы двинуться по тому пути, который выбирает герой Гранина. Потерял он или выиграл? По автору рассказа – выиграл, поскольку оставшись порядочным, человек легко найдёт и ту, следующую проблему, тот третий вариант, на котором быть ему первым.

Фото 6. Один из «юбилейных» домов

         Нередко говорят, что Гранин не был диссидентом. Он, как известно, не выступал против существующего строя, не звал на демонстрации или баррикады. Но его герои, люди науки, в своей ежедневной работе борются за правду, отрицают ложь, увлечены своим, всегда очень нужным людям, делом. Для них служение истине, высокая честность и порядочность столь органичные черты, что они автоматически становятся противниками любого тоталитаризма. А разве не есть ли именно такое направление мысли и действий настоящим диссидентством?

Наверняка, это чистая случайность, но погода в городе по-своему отмечала столетие со дня рождения выдающегося ленинградца-петербуржца. Она, вместе с помогающими ей властями, воспроизводила блокадные времена, как будто ожили некоторые страницы «Блокадной книги». Город был завален снегом. Куда-то напрочь подевались снегоуборочные машины, которых и вправду не было в годы ВОВ, исчезли дворники. Напрочь отсутствовал песок или соль. Всюду свисали титанического размера сосульки.

         Моя жена и я считаем своим приятным долгом поблагодарить М. Чернышеву-Гранину, дочь писателя, за приглашение участвовать в праздновании 100-летия Даниила Александровича Гранина, и за те усилия, которые она предпринимает по сохранению памяти о своём великом отце.

Иерусалим