Лев Никулин, сталинский холуй, был фронтовым корреспондентом. А может быть, политработником. В оккупированной Германии проявлял интерес к бронзе, фарфору, наручным часам. Однако более всего хотелось ему иметь заграничную пишущую машинку.Шел он как-то раз по городу. Видит — разгромленная контора. Заглянул. На полу — шикарный ундервуд с развернутой кареткой. Тяжелый, из литого чугуна. Погрузил его Никулин в брезентовый мешок. Думает: "Шрифт в Москве поменяю с латинского на русский".В общем, таскал Лев Никулин этот мешок за собой. Месяца три надрывался. По ночам его караулил. Доставил в Москву. Обратился к механику. Тот говорит:— Это же машинка с еврейским шрифтом. Печатает справа налево.Так наказал политработника еврейский Бог.
Горбачев побывал на спектакле Марка Захарова. Поздно вечером звонит режиссеру:
— Поздравляю! Спектакль отличный! Это — пердуха!
Захаров несколько смутился и думает:
"Может, у номенклатуры такой грубоватый жаргон? Если им что-то нравится, они говорят: "Пердуха! Настоящая пердуха!"
А Горбачев твердит свое:
— Пердуха! Пердуха!
Наконец Захаров сообразил: "Пир духа!" Вот что подразумевал генеральный секретарь.
— Поздравляю! Спектакль отличный! Это — пердуха!
Захаров несколько смутился и думает:
"Может, у номенклатуры такой грубоватый жаргон? Если им что-то нравится, они говорят: "Пердуха! Настоящая пердуха!"
А Горбачев твердит свое:
— Пердуха! Пердуха!
Наконец Захаров сообразил: "Пир духа!" Вот что подразумевал генеральный секретарь.
Комментариев нет:
Отправить комментарий