суббота, 12 января 2019 г.

ЕСТЬ ЛИ У РОССИИ ОСОБЫЙ ПУТЬ?


Есть ли у России особый путь?

Попытки обосновать исключительность нашей страны напоминают поиски философского камня. И они ни к чему не приведут, считает экономист Дмитрий Травин.

«Сегодня нам мешает политическая система. Но она не вечна».© Фото ИА «Росбалт»
Спрос на теории, разъясняющие, как так вышло, что России не по дороге с западными странами, и почему мы не можем считаться европейским государством, сегодня очень велик. О том, с чем это связано, «Росбалту» рассказал автор книги «„Особый путь“ России: от Достоевского до Кончаловского», научный руководитель Центра исследований модернизации Европейского университета Дмитрий Травин.
— Поиски особого пути России продолжаются уже более двухсот лет. Почему так долго сохраняется уверенность в его существовании?
 — Это особенность не только российской культуры. На разных этапах свой особый путь искали и другие народы — в частности, немцы, англичане, поляки, португальцы.
На самом деле стремление видеть свою страну не такой, как все остальные, объясняется фрустрацией, возникающей в результате болезненного и длительного процесса реформ, через который проходит то или иное общество. В кризисные моменты значительная его часть чувствует себя растерянной и не знает, что делать.
Многим даже начинает казаться, что стать столь же успешной нацией, как ряд других, никогда не получится. Именно в такой ситуации начинается активный поиск ответа на вопрос, почему же мы не похожи на прочие государства.


Логика проста. Если не удается добиться результата там, где его достигли наши соседи — например, в экономике, государственном строительстве или борьбе с коррупцией, — но при этом хочется чувствовать себя психологически комфортно, то нужно найти какой-то другой путь, на котором мы будем успешны. И в своей книге я привожу довольно много примеров, как разные исследователи, начиная с XIX века и до наших дней, такого рода пути ищут.
— А развиваться как-то по-особому действительно невозможно?
 — Я считаю, что особый путь — не более чем интеллектуальный конструкт. Ни один из народов его так и не нашел.
— То есть ситуация напоминает поиски философского камня…
 — Это довольно точная аналогия. Причем когда англичане, французы, немцы и португальцы создали успешные и примерно схожие политические и экономические системы, в научных кругах этих стран разговоры об особом пути стали считаться неуместными.
Россия несколько отстает, и у нас эти поиски продолжаются. Но, как мне кажется, ни к чему они не приведут. В какой-то момент, когда мы в итоге все же сможем преодолеть наши пореформенные трудности, интерес к данному вопросу резко снизится.


— Попытка обосновать свою «особенность» — удел интеллектуалов. Но пользуются ли такие теории сегодня спросом в массах?
 — Сейчас они, безусловно, популярны. Конечно, речь в первую очередь идет о читающей публике, которая в большинстве своем сама фрустрирована трудностями переходного периода и стремится найти теоретика, который объяснит, как можно чувствовать свою принадлежность к великой нации и в то же время жить в обществе, для которого характерны высочайший уровень коррупции, длительная экономическая стагнация и политический развал.
Интеллектуалы, предлагающие концепцию особого пути, дают публике простой и непротиворечивый — как кажется многим — ответ. На этот счет есть замечательная фраза: «У каждой сложной проблемы всегда есть простое, понятное и… неправильное решение».
— Вариантов ответа при этом предлагается множество — как говорится, на любой вкус и цвет…
 — Конечно — это же интеллектуальный рынок, на котором каждый выбирает товар по своим симпатиям.
Человек, вышедший из советского общества и склоненный к марксизму, может остановиться на теории Бориса Кагарлицкого. Тем, кто считает Россию осажденной крепостью, ближе взгляды Александра Дугина, жестко противопоставлящего континентальную цивилизацию, в центре которой находится Россия, и цивилизацию морскую во главе с Великобританией и США. Люди, для которых многое значат религиозные ценности, будут, наверное, опираться на концепцию православного философа Александра Панарина.


Ну а многие либералы, которые еще лет десять-пятнадцать назад никакого особого пути не искали, сегодня придерживаются так называемой «матричной» концепции, согласно которой Россия — безнадежная страна, где институты — то есть «правила игры» — фактически не меняются со времен Ивана Грозного.
— Многие исследователи видят корни особого пути России в специфике культуры, религии, менталитета и т.д. Неужели все эти факторы действительно не влияют на развитие той или иной страны?
 — Конечно, влияют, причем очень сильно. Но здесь очень важно отличать понятие особого пути от некоторых особенностей пути исторического.
— В чем принципиальная разница?
 — Она, на самом деле, огромная. Если кратко, то суть всех концепций особого пути состоит в том, что для их авторов развитие России происходит принципиально иным образом, чем в западных странах. То есть никакая модернизация не предлагается в принципе. Считается, что мы найдем свое счастье как-то совершенно по-другому — то ли в нашей особой религиозности и духовности, то ли в построении экономики на принципах, прямо противоречащих тем, которые существуют в западных странах.
Разумеется, у каждой страны есть свои особенности развития. Ни одно европейское государство не шло к своему современному состоянию тем же путем, что и его соседи. Например, история экономических и политических преобразований в Англии кардинально отличается от той, которая была во Франции. И французы, кстати, очень долго завидовали англичанам, так как у последних реформы протекали медленно и без катаклизмов — по крайней мере, с XVIII века. А Франция за этот же период прошла через четыре разрушительных революции.


Кропотливый и многолетний анализ, объясняющий, почему та или иная страна двигалась более тяжелым или легким путем, — это и есть настоящая наука, которую сегодня принято сегодня называть исторической социологией. А поиск особого пути — всего лишь создаваемый в голове конструкт, под который нередко подгоняются факты. И в своей книге я как раз пытаюсь показать, как эти факты расходятся с реалиями.
— Только ли для фрустрированного общества характерны поиски объяснения своей «особенности»? Например, теория американской исключительности — чем не особый путь?
 — США никогда рассуждали в том ключе, что весь мир идет по одному «маршруту», а они сейчас свернут и сделают что-то совершенно другое. Уже около ста лет американцы позиционируют себя как самую передовую нацию, которая первой создала эффективную экономику и демократию. Поэтому другие народы должны идти за ними. То есть подразумевается, что это единый для всех путь — просто Соединенные Штаты считают себя на нем лидерами.
Примерно похожим образом во времена наполеоновских войн размышляли многие французы, считавшие, что они несут гражданский кодекс отсталым народам Европы, страдающим от абсолютистских правителей.
Хочу еще раз подчеркнуть: идеи мессианства совсем не обязательно могут быть основаны на теориях особого пути. Есть мессианство лидеров, которые заявляют: «Делай как мы и иди за нами». А есть мессианство отстающих и фрустрированных. Они полагают, что достигнут больших результатов, чем другие, но совершенно иначе. Это как раз наш случай.


— На пути модернизации мы уже более двухсот лет оказываемся в роли догоняющих. В какой-то степени это может напоминать бег по кругу, что, наверное, и вызывает «особистские» настроения. Получится ли у нас вообще когда-нибудь избавиться от такой фрустрации, преодолев разрыв с наиболее развитыми государствами?
 — Речь точно не о беге по кругу. Если мы говорим, что страны-лидеры достигли за последние двести лет большого прогресса, а Россия движется за ними, допустим, с тем же отставанием, что и двести лет назад (хотя подсчитать точно его невозможно), — значит, и наше государство проделало за это время огромный путь.
С момента начала реальной модернизации — а именно с эпохи великих реформ Александра II — Россия стала совершенно другим обществом. Качественные изменения произошли даже в течение моей жизни. Поэтому я всегда удивляюсь людям, придумывающим различные интеллектуальные конструкции и объясняющим, что живем мы, по сути, так же, как при Иване Грозном.
Да, несмотря на прогресс, фрустрация сохраняется. Но людям свойственно сравнивать свою жизнь не с условиями столетней давности, а с тем, что происходит прямо сейчас в других странах. Однако я не считаю, что мы всегда будем в роли бесконечно отстающих. Россия вполне может провести серьезные реформы и в итоге выйти на тот же уровень развития, что и ведущие западные государства.
Сегодня нам мешает политическая система. Но она не вечна. Ее можно реформировать. Правда, думаю, произойдет это не при нынешнем лидере. Хотя это уже тема других моих книг.
Беседовала Татьяна Хрулева
15 января в Европейском университете Санкт-Петербурга состоится «баттл» между Дмитрием Травиным и одним из героев его книги, писателем Андреем Столяровым. Подробности — здесь
Эксклюзивные новости и статьи читайте на нашем Telegram-канале «Источники Росбалта».

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..