«451 градус по Фаренгейту» Рэя Брэдбери и современная Россия
Опубликовано: 03/08/2018 - 20:57
В юности я зачитывалась Рэем Брэдбери. Но по какой-то странной оплошности, прочитав «Марсианские хроники» и «Вино из одуванчиков», пропустила первую его повесть, принесшую писателю славу и признание, «451 градус по Фаренгейту».
В начале марта на канале КУЛЬТУРА в передаче Игоря Волгина «Игра в бисер» обсуждали как раз эту повесть (называя ее романом). Прекрасный повод, чтобы ее прочесть. Что я и сделала.
Нахожусь под впечатлением. Больше всего поразило то, что на обсуждении – а в нем участвовали высокие профессионалы: переводчик, издатель, два литературоведа, - не было ни одной мысли, схожей с теми, что пробудило во мне это чтение. Говорили о жанре – антиутопия или нет? О том, что роман направлен против цензуры, что он «антиамериканский».
Антиамериканский? А я во всех перипетиях сюжета видела нашу российскую действительность возможно, в чем-то совпадающую с американской или какой-то еще.
Итак, коротко, о чем идет речь в повести.
Некий Монтэг, тридцати лет, неожиданно по дороге с работы встречает юную 17-летнюю девушку Клариссу. Разговоры с ней заставляют его задуматься над жизнью и работой, унаследованной им от отца и деда. Монтэг – пожарник. Он «менестрель огня», не тушит его, а создает. На его каске цифра 451. При температуре 451 градус по Фаренгейту «воспламеняется и горит бумага». Эта цифра сакральная для пожарных, ибо то, что они жгут, - состоит из бумаги. Это книги.
Мир, в котором живет Монтэг и где недолго суждено прожить Клариссе, страшен. Это мир увиденного писателем будущего. И надо сказать, увиденного очень точно. К сожалению.
Это мир, где царит война. Над головами проносятся ракетные самолеты, где-то, вдали от читателя, погибают люди. Жены призванных на войну стараются не думать об участи мужей. Это не их дело. Если мужья погибнут, нужно их поскорее забыть.
У вас не возникают ассоциации? Сирия, Украина... все эти непонятно где и непонятно кем ведущиеся войны...
Нам словно говорят: не обращайте внимания, это просто так, это мы без вас...
Главным врагом общества признаны книги. Людей несколько веков отучали от чтения. Заменяли большие тексты короткими, потом совсем крошечными, потом вместо текста появились рисунки, комиксы. Читателей книг стали преследовать, а книги жечь. Людей отучали мыслить. Предметные картины заменялись абстрактными, не вызывающими мыслей и чувств. В домах появились телевизорные стены, где какие-то люди разыгрывали перед зрителями шумное действо без начала и конца и главное – без смысла.
Люди стали похожи друг на друга в повадках, в одежде, в разговорах. Да, собственно, какие разговоры? Сойдутся дамы: «прелестно», «чудесно», «шикарно» - и разойдутся.
Да и между мужьями и женами – точно такие же отношения. Исчезли «сочувствие», «сопереживание». Отлучая человека от книг, властители нового мира хотели сделать его жизнь веселой, беззаботной, бездумной.
Пусть молодежь убивает друг друга, гоняет на скоростных трассах, сбивая со скуки себе подобных (сбитая одной такой скоростной машиной погибнет Кларисса). Пусть все занимаются спортом, пусть устраиваются массовые зрелища - пребывание в толпе способствует тому, чтобы люди не думали, не анализировали, не задавались вопросами...
Но человек, как бы над ним ни работала пропаганда, остается человеком. И пожарник Монтэг, вначале под влиянием «сумасшедшей» девочки Клариссы, а потом уже разбуженный собственными мыслями понемногу приходит к пониманию, что в этом мире что-то не так.
Он понимает, что его обманывают. В учебниках говорится, что пожарники всегда зажигали огонь и жгли книги. В «Краткой историии пожарных команд» написано, что они основаны в 1790 году для сожжения проанглийской литературы и Первым пожарником был Бенжамин Франклин.
Как же напоминает эта Краткая история советско-сталинский «Краткий курс» и последующие фальсифицирующие прошлое учебники истории!
Но от Клариссы Монтэг узнает, что первоначально пожарники тушили огонь, боролись с пожарами - и лишь потом их функции трансформировались.
Читатели скажут, что здесь автор схож с Оруэлом. И я соглашусь. Да, схож. Схож с Оруэлом в той мере, в какой оба изображают тоталитарное общество.
Запретный плод сладок. Монтэг никогда не читал книг. Но вот какая-то строчка из сжигаемой им книги крутится у него в голове (как тут не вспомнить мальчика из рассказа Бредбери, который сохранил улыбку Моны Лизы – кусок холста, разорванного очумелой толпой).
Еще до знакомства с милой, любящей все живое Клариссой, Монтэг приносит домой несколько книг и прячет их в вентиляционный люк. Он понимает, что «совершает преступленье», но что-то ему говорит, что в книгах – спасенье.
Ведь если бы это было не так, то не пошла бы на сожжение вместе с книгами владелица одной из домашних библиотек, уничтоженных в огне Монтэгом и его товарищами.
Женщина сказала, что уйдет вместе со своими книгами и первая чиркнула спичкой над залитыми керосином томами.
Брандмейстер Битти, начальник Монтэга, ударил эту женщину по лицу кулаком. Это еще одна ступень озверения.
Но скажите, дорогие читатели, в российском общество, где в судах пытают юных и безоружных и где царит произвол, где в семьях совсем недавно было декриминализовано бытовое насилие, разве трудно представить мужчину, бьющего женщину?
Сходство, удивительное сходство.
Жена Монтэга Милдред живет с «ракушками» в ушах, целую ночь слушая музыку, она фанатка телевизорных стен и требует, чтобы муж приобрел для нее четвертую телевизорную стену, которая, видимо, окончательно освободит ее от всяких связей с миром.
Разве не похоже?
Еще.
Вспомните «уговоры» подчиниться общим правилам, стать как все и перестать мечтать о свободе, о собственном волеизъявлении, которыми «учителки» и директора школ потчуют сегодняшнюю молодежь, убоявшись ее участия в акциях Алексея Навального.
Как же они напоминают «наставления» Битни Монтэгу! И там, и там призыв к благоразумию, к порядку, к страху, к отказу от себя; и там, и там угрозы, принуждение, насилие над волей...
Страшная вещь кончается солнечным проблеском. Монтэгу удается убежать от погони, в лесу он находит скрывающихся интеллектуалов-книжников, принявших его в свое братство.
Повесть завершается строчкой из «Откровения Иоанна Богослова», пророчествующего о «Древе жизни».
Но знаете, мне в этой концовке чего-то не хватило. И, кажется, я даже знаю чего. Вся первая часть повестовавния идет под знаком Клариссы, девушки, чье появление предваряется запахом свежих абрикосов и земляники.
Монтэг подпадает под влияние ее наивных речей, удивления перед миром, органического неумения жить как все.
И мы, читатели, вместе с Монтэгом, ждем каждой его встречи с необыкновенной девушкой, вместе с ним задумываемся, счастлив ли он, и приходим к неутешительному выводу, что нет, не счастлив.
Конечно, же, Монтэг влюбляется в Клариссу. Брэдбери не говорит нам об этом прямо. Но так легко это понять. Когда начинается ливень, Кларисса ловит ртом каплю дождя. То же самое, но уже в ее отсутствие, проделывает Монтэг. Что это, если не желание влюбленного продлить свидание с любимой!
И вот Клариссы нет, Монтэг тоскует, девушка вошла в его жизнь.
Но почему, почему в конце повести он о ней не вспоминает?
Признаюсь, что вторая и третья часть показались мне менее эмоционально наполненными, чем первая. Да, есть драматизм, есть напряжение, но исчезла героиня, делавшая повествование таким лирическим, таким трогающим душу.
Есть в книге один эпизод, который нельзя пропустить. К Милдред приходят ее пустые подружки, они смотрят громкое и бессмысленное представление.
Монтэг, находящийся в крайне экзальтированном состоянии, выключает телевизорную стену, вынимает спрятанную им книгу и начинает вслух читать оттуда стихи. Это «преступление», дамы громко протестуют, но он продолжает чтение.
Звучит, по-видимому, любимое Рэем Брэдбери стихотворение «Берег Дувра» Мэтью Арнольда.
И – чудо. Под влиянием этих стихов, этой гармонии одна из глупых и пустых дам начинает плакать... Плакать безутешно. Поразительная сцена.
Тяжело наблюдать, как твоя родина погружается во мрак, как ее окутывает облако мракобесия, человеконенавистничества, лжи.
Тяжело видеть в том, что сегодня происходит в России, черты сходства с антиутопией Рэя Брэдбери.
Но, как и у американского писателя, у меня есть надежда.
Не погибло еще Древо жизни.
Живем.
***
Передача Игоря Волгина «Игра в бисер»
- )
Комментариев нет:
Отправить комментарий