НАПОИ МЕНЯ МАЛИНОЙ

Напои меня малиной,
Крепким ромом, цветом липы...
И пускай в трубе каминной
Раздаются вопли, всхлипы...
Пусть, как в лучших сочиненьях,
С плачем, с хохотом, с раскатом
Завывает все, что надо,
Что положено по штатам!
Пусть скрипят и гнутся сосны,
Вязы, тополи и буки.
И пускай из клавикордов
Чьи-то медленные руки
Извлекают старых вальсов
Мелодические вздохи,
Обреченные забвенью,
Несозвучные эпохе!..

Напои меня кипучей Лавой пунша или грога И достань, откуда хочешь, Поразительного дога, И чтоб он сверкал глазами, Точно парой аметистов, И чтоб он сопел, мерзавец, Как у лучших беллетристов... А сама в старинной шали С бахромою и с кистями, Перелистывая книгу С пожелтевшими листами, Выбирай мне из "Айвенго" Только лучшие страницы И читай их очень тихо, Опустивши вниз ресницы...

Потому что человеку
Надо, в сущности ведь, мало...
Чтоб у ног его собака
Выразительно дремала,
Чтоб его поили грогом
До семнадцатого пота
И играли на роялях,
И читали Вальтер-Скотта,
И под шум ночного ливня
Чтоб ему приснилось снова
Из какой-то прежней жизни
Хоть одно живое слово.

 [показать]

Автор этого замечательного стихотворения - Дон-Аминадо. Настоящее имя Аминадад Петрович Шполянский (имя при рождении - Аминодав Пейсахович Шполянский). Родился 7 мая 1888 года в Елисаветграде ( 14.11.1957.Париж), учился юриспруденции в Одессе и Киеве, по завершении высшего образования поселился в Москве и занялся писательской деятельностью. Он эмигрировал в начале 1920 года через Константинополь в Париж.

В 1920-30-е гг. в Париже "эмигрантский народ знал его куда лучше, чем Цветаеву или Ходасевича!", как удивленно вспоминал один из его современников. Максим Горький в 1932 году: "Мне кажется, что гораздо более искренно и верно отражает подлинное лицо эмиграции развеселый негодяй Дон-Аминадо...". Сегодня он мало известен у себя на родине.

Звучный испанский псевдоним родился, возможно в 1912, когда молодой помощник присяжного поверенного Аминад Шполянский пришел в редакцию петербургского "Сатирикона". В своих воспоминаниях ("Поезд на третьем пути") он напишет: "Каждый номер "Сатирикона" блистал настоящим блеском, была в нём и беспощадная сатира, и неподдельный юмор, и тот, что на миг веселит душу, и тот, что теребит сердце и называется юмором висельников, весьма созвучным эпохе".
Эти же слова можно отнести к многогранному таланту самого Дона-Аминадо, который позволял ему оставаться на пике популярности в течение десятилетий. Его сатира была очень колкой. При этом Дон-Аминадо был еще и большим лирическим поэтом.

Как весело, ярко пылает камин,
А чайник поет и клокочет,
Клокочет, как будто он в доме один
И делает все, что захочет.

А черный пушистый и ласковый кот,
С пленительным именем Томми,
Считает, что именно он – это тот,
Кто главным является в доме.

За окнами стужи, туманы, снега.
А здесь как на старой гравюре,
Хрусталь и цветы, и оленьи рога,
И лампы огонь в абажуре.

Я знаю, и это, и это пройдет,
Развеется в мире безбрежном
И чайник кипящий, и медленный кот,
И женщина с профилем нежным.

Но все же, покуда мы в мире пройдем,
Свой плащ беззаботно накинув,
Пускай у нас будет наш маленький дом
И доброе пламя каминов.

Пусть глупую песенку чайник поет
И паром клубится: встречай-ка!
И встретит нас Томми, пленительный кот,
И наша и Томми хозяйка.

Вот слова Марины Цветаевой: "Вы совершенно замечательный поэт. Я на Вас непрерывно радуюсь и Вам непрерывно рукоплещу - как акробату, который в тысячу первый раз протанцевал на проволоке. Сравнение не обидное. Ведь акробат, ведь это из тех ремесел, где все не на жизнь, а на смерть... И куда больше - поэт, чем все молодые и немолодые поэты, которые печатаются в толстых журналах. В одной Вашей шутке больше лирической жилы, чем во всем "на серьезе"".

А так писал Иван Бунин в 1927 году: "Дон-Аминадо гораздо больше своей популярности (особенно в стихах), и уже давно пора дать подобающее место его большому таланту, - художественному, а не только газетному, злободневному"....

Уездная сирень

Как рассказать минувшую весну,
Забытую, далекую, иную,
Твое лицо, прильнувшее к окну,
И жизнь свою, и молодость былую?

Была весна, которой не вернуть...
Коричневые, голые деревья.
И полых вод особенная муть,
И радость птиц, меняющих кочевья.

Апрельский холод. Серость. Облака.
И ком земли, из-под копыт летящий.
И этот темный глаз коренника,
Испуганный, и влажный, и косящий.

О, помню, помню!.. Рявкнул паровоз.
Запахло мятой, копотью и дымом.
Тем запахом, волнующим до слез,
Единственным, родным, неповторимым,

Той свежестью набухшего зерна
И пыльною, уездною сиренью,
Которой пахнет русская весна,
Приученная к позднему цветенью.

Был месяц май, и птицы пели,
И за ночь выпала роса...
И так пронзительно синели,
Сияли счастьем небеса,

И столько нежности нездешней
Тогда на землю пролилось,
Наполнив соком, влагой вешней,
И пропитав ее насквозь,

Что от избытка, от цветенья,
От изобилья, от щедрот,
Казалось, мир в изнеможенье
С ума от счастия сойдет!..

 

Был месяц май, и блеск, и в блеске
Зеленый сад и белый дом,
И взлет кисейной занавески
Над русским створчатым окном.

А перед домом, на площадке,
Веселый смех, качелей скрип.
И одуряющий и сладкий,
Неповторимый запах лип.

Летит в траву твой бант пунцовый,
А под ногой скользит доска,
Ах, как легко, скажи лишь слово,
Взмахнуть и взвиться в облака!..

И там, где медленно и пышно
Закатный день расплавил медь,
Поцеловать тебя неслышно,
И если надо, умереть...

Был месяц май, и небо в звездах,
И мгла, и свет, и явь, и сон.
И голубой, прозрачный воздух
Был тоже счатъем напоен.

Молчанье. Шорох. Гладь речная.
И след тянулся от весла.
И жизнь была, как вечер мая,
И жизнь и молодость была...

И все прошло, и мы у цели.
И снова солнце в синеве,
И вновь весна, скрипят качели,
И чей-то бант лежит в траве.

Возвращается ветер на круги своя.
Не шумят возмущенные воды.
Повторяется все, дорогая моя,
Повинуясь законам природы.

Расцветает сирень, чтоб осыпать свой цвет.
Гибнет плод, красотой отягченный.
И любимой - поэт посвящает сонет,
Уже трижды другим посвященный.

Все есть отблеск и свет. Все есть отзвук и звук.
И, внимая речам якобинца,
Я предчувствую, как его собственный внук
Возжелает наследного принца.

Ибо все на земле, дорогая моя,
Происходит, как сказано в песне:
Возвращается ветер на круги своя,
Возвращается, дьявол! хоть тресни.

Месяц у моря

Притворялись веселыми, бодрыми...
Приезжали из душных столиц -
Любоваться роскошными бедрами
Неизвестных матрон и блудниц.

Одевались в халаты купальные
И у моря, в полуденный час,
Все глазели на груды овальные
Пожилых человеческих мяс.

Пантеистами были! Эстетами!
Отрицали костюм. Пардессю.
И, от солнца закрывшись газетами,
Восхищались природой вовсю...

Лоботрясы в подстриженных усиках,
Словно новый открыв Марафон,
Танцевали с девицами в трусиках
Под охрипший с утра граммофон.

А кругом, как моллюска бесполая,
Не вкусивши ни зла, ни добра,
Желторото-коричнево-голая
Полоскалась в воде детвора.

...И однажды, откуда-то... с севера,
Точно жалобы горестных струн,
Пронеслися дыхания севера
В притаившейся зелени дюн.

Заблистали короткие молнии.
Прошумели в ночи поезда.
И, несказанной мысли безмолвнее,
Прямо в море упала звезда.

Кто-то плакал над долей проклятою.
Возвращался на каторгу раб...
И о жизни с креветкой усатою
Разговаривал шепотом краб.

Земное

Осень пахнет горьким тленом,
Милым прахом увяданья,
Легким запахом мимозы
В час последнего свиданья.

А еще - сладчайшим медом,
Душной мятой, паутиной
И осыпавшейся розой
Над неубранной куртиной.

Зимний полдень пахнет снегом,
Мерзлым яблоком, деревней
И мужицкою овчиной,
Пропотевшею и древней.

Зимний вечер пахнет ромом,
Крепким чаем, теплым паром,
Табаком, и гиацинтом,
И каминным перегаром.

Утро солнечного мая
Пахнет ландышем душистым
И, как ты, моя Наташа,
Чем-то легким, чем-то чистым,

Этой травкою зеленой,
Что растет в глухом овраге,
Этой смутною фиалкой,
Этой капелькою влаги,

Что дрожит в лиловой дымке
На краю цветочной чаши,
Как дрожат порою слезы
На ресницах у Наташи...

Лето пахнет душным сеном,
Сливой темною и пыльной,
Бледной лилией болотной,
Тонкостанной и бессильной,

Испареньями земными,
Тмином, маком, прелью сада
И вином, что только бродит
В сочных гроздьях винограда.

А еще в горячий полдень
Лето пахнет лесом, смолью
И щекочущей и влажной
Голубой морскою солью,

Мшистой сыростью купальни,
Острым запахом иода
И волнующей и дальней
Дымной гарью парохода...

Жили-были

Если б вдруг назад отбросить
Этих лет смятенный ряд,
Зачесать умело проседь,
Оживить унылый взгляд,
Горе - горечь, горечь - бремя,
Всё - верёвочкой завить,
Если б можно было время
На скаку остановить,
Чтоб до боли закусило
Злое время удила,
Чтоб воскликнуть с прежней силой -
Эх была, да не была!
Да раскрыть поутру ставни,
Да увидеть под окном
То, что стало стародавней
Былью, сказочкою, сном...
Этот снег, что так синеет,
Как нигде и никогда,
От которого пьянеет
Сердце раз и навсегда.
Синий снег, который режет,
Колет, жжёт и холодит,
Этот снег, который нежит,
Нежит, душу молодит,
Эту лёгкость, эту тонкость,
Несказанность этих нег,
Хрупкость эту, эту звонкость,
Эту ломкость, этот снег!
Если б нам да в переулки,
В переулки, в тупички,
Где когда-то жили-были,
Жили-были дурачки,
Только жили, только были,
Что хотели, не смогли,
Говорили, что любили,
А сберечь не сберегли...

Оказывается, что многие афоризмы которые популярны и в наше время, принадлежат Дон Аминадо. Он первый открыл нам ту истину, что лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным.

*В каждой женщине есть Д. Ж.: дамское и женское.
Женское - совершает подвиги, дамское - болтает по телефону.

*Счастливым называется такой брак,
в котором одна половина храпит,
а другая - не слышит.

*Экспромты хороши, когда они являются внезапно,
любимые женщины - когда предупреждают.

*Благородные люди всё помнят,
расчётливые ничего не забывают.

*Во всякой лжи можно сознаться,
только в святой необходимо упорствовать.

*Вождь выходит из народа,
но обратно не возвращается.

*Честный ребёнок любит не папу с мамой,
а трубочки с кремом.

*Прозаик говорит: коньяк - три звездочки.
Поэт говорит: через коньяк - к звездам!

*Если очень долго поступать по-свински,
то в конце концов можно устроиться по-человечески.

*Из пессимизма ещё есть выход,
из оптимизма - никакого.

*Кто не страдал бессонницей,
тот не знает своей биографии.

*Сначала народ безмолвствует, потом становится под знамена,
потом в очередь, потом - опять под знамена,
и потом снова безмолвствует.

*У прожигателей жизни нет времени подумать о безработных,
зато у безработных найдется время подумать о прожигателях жизни.

*В конце концов, вся переоценка ценностей только к тому и сводится,
что к переименованию улиц.

*Как бы твое положение ни было худо,
утешайся тем, что международное положение еще хуже.

Юность довольствуется парадоксами,
зрелость - пословицами,
старость - афоризмами.

Иллюстрации  - Юлия Лучкина