ДВЕ ЛЮБОВНИЦЫ И НЕВЕСТА

Александр Казарновский

Дозорный

  У художника Дюбуа две любовницы и одна невеста (это она себя таковой считает, забыв спросить его мнения). И надо же всем троим случайно встретиться у него в квартирке. Разгневанные представители слабого пола учиняют суд над несчастным донжуаном. Это спектакль по пьесе Андрея Курейчика «Осторожно, женщины» в ариэльском театре «Матара».

Психиатрическая больница. Врач принимает новую пациентку – женщину, которая убеждена в том, что много лет назад в нее вселилась душа великой певицы Эдит Пиаф. Он и не догадывается, какую роль в его жизни сыграет эта встреча…. Это спектакль по пьесе Леона Агулянского – «Гнездо воробья», тоже в театре «Матара».

Другая больница, не психиатрическая, обычная на севере Израиля. Время действия – лето 2006-го. Вторая Ливанская война. Место действия – «курилка» операционного блока в больнице. Персонал – в большинстве своем состоит из репатриантов. Назначенная операция задерживается – еще нет разрешения от родственников пациента. А в это время - воздушная тревога. Хирург вспоминает страну Исхода, вспоминает Каменный остров в Петербурге, Деревянный театр на Каменном острове, где он когда-то встретил свою любовь – единственную и на всю жизнь. Эти воспоминания материализуются на экране, находящемся посреди сцены – прием, в театре считающийся признаком дурного тона, но до чего же здесь уместный! Настанет момент и далекая возлюбленная покинет экран и окажется на сцене, «свежая олимка», явится в больницу к нашему герою просить помощи. Это уже спектакль «Деревянный театр» тоже по пьесе Агулянского и тоже в театре «Матара».

Что общего у всех трех спектаклей, кроме того, что они играются в гастролирующем по всему Израилю театре «Матара»?

Не что, а кто. Режиссер Александр Каплан. Изумительно талантливый режиссер, надо сказать, и при этом мой близкий друг. Но вот что важно. Саша никогда не творил ради конъюнктуры, тем более, ради денег (которых он, кстати, за свои спектакли практически не получает. Каждая его постановка – это прежде всего попытка сказать себя, открыть зрителям то, что наболело. И вот тут у меня возникает вопрос – откуда в душе одного человека звучат столь разные мотивы? Короче, мой старый друг внезапно превратился в загадку для меня. И тогда я решился взять это маленькое интервью, расспросить человека о его прошлом, ведь, перефразируя название известного фильма, все мы родом из нашего прошлого.

Я набираю Сашин телефонный номер.

- Начнем, помолясь. Я знаю, что ты вырос в Одессе. Это как-то повлияло на твое творчество?

- Конечно. Одесса — город, полный легенд, город с уникальной атмосферой, город, полный теплоты, город, чьи жители очень доброжелательны — в этом смысле Одесса похожа на Израиль. Большинство соседей до 73-го года были евреи. Я ведь жил в той самой, старой, Одессе, с ее одесскими двориками, с ее деревьями, у которых срослись кроны так, что кажется, будто ты проходишь зелеными арками. А белые акации, от запаха которых ты пьян без вина! А одесские традиции, которые сопровождали меня чуть ли не с первого дня жизни! А романтика моря! А культурная жизнь в городе! Именно Одесса взрастила во мне любовь к искусству, любовь к литературе, любовь к театру! Любой еврейский ребенок в Одессе рано или поздно по маминому настоянию получает в руки скрипку. Я не был исключением и оказался в музыкальной школе. У меня была замечательная учительница, которая привнесла в мою жизнь не только музыку, но и литературу, ввела в кинематограф. Это сыграло решающую роль в формировании меня, как личности. Ведь на чем обычно построено обучение? Тебя снабжают информацией, но селективно, и с помощью этой селекции за тебя, вырабатывают некие принципы. То есть будущего творца с самого начала лишают навыков, необходимых для творчества. Тарковский говорил, что человека кинорежиссуре учить не надо. Надо его отправить на три месяца в Белые Столбы, в киноархив, пускай сам учится.

- Но ты-то учился?

- Учился. Окончил годичный курс по ассистентов режиссера при Одесской киностудии. Стажировался на съемках «Военно-полевого романа» Тодоровского.

- Подожди, Саш, а как же театр? Когда ты им начал заниматься?

- В середине восьмидесятых — ты помнишь, тогда была пора театров-студий. Они появлялись не только в Москве — во всех городах Союза. Как на деревьях почки весной. Мне предложили возглавить такую студию. Вообще-то актерско-режиссерская деятельность была для меня «terra incognita”. Пошел я тогда в школу-студию киноактера. Приходил в наш новорожденный театр и преподавал то, что выучил вчера на занятиях. Со временем начал работать уже с профессионалами…

В трубке слышится голос Сашиной жены Оксаны:

- Скажи самое главное — что тогда ты со мной познакомился.

- Это, без сомнения, главное. Но это – за скобками. Тогда открывался в школе-студии театральный класс, по сути дела, курс театрального училища. Я и там стал учиться. Затем мне предложили стажироваться у Виктюка. Виктюк работал в Театре Леси Украинки, а репетиции проводились на базе Одесского театра оперетты. Я стал ходить к нему на репетиции. Потом несколько месяцев провел в Москве на Высших кинематографических курсах. Жил в общаге ВГИКа. Преподавали Митта, Мотыль, Соловьев, Рязанов. Все, что там звучало, я впитывал, как губка. А еще ведь театры! Москва меня поразила разнообразием театра. Скажем, «Вишневый сад» на Таганке, в «Современнике» и в «Моссовете» это три совершенно разных спектакля. Я понял, что театр – это действительно космос. Учебным плацдармом для меня стал театральный фестиваль в Лефортово. Съехались театральные студии со всего Союза. Впервые я открывал для себя другую драматургию. Помню, как потряс меня спектакль Ники Косенковой «Слово о полку Игореве». Спектакль шел на старославянском, но это ничуть не мешало. Тогда же я понял, что режиссер обязан вырастить своего актера. Да, это был парад звезд – Косенкова, Спесивцев, Мирзоев. Но и связи с Одессой не порывал. К 70-летнему юбилею Одесской студии, который состоялся в 1988 году, мне поручили сделать гала-представление и получасовой документальный фильм. И тогда я – в точности по рекомендации Тарковского - оказался в Белых Столбах.

- «И отправился я в Белые Столбы…»

- Вот-вот. Моя задача была искать эпизоды для документального фильма. Сколько же я пересмотрел за это время! Видел фильм, снятый Маяковским. Видел фильм по сценарию Бабеля. Потом вернулся в Одессу, стал готовить фильм. Год мы над ним работали. Он был показан сначала по Киевскому телевидению, а потом по Первому каналу ЦТ. Фактически я учился 24 часа в сутки. Хватал где только мог. Года с восемьдесят пятого и по девяностый работал и учился без выходных. Спал по 2-3 часа в ночь. А времена-то какие были! Путч, кооперативы… Старая система кинопроизводства рухнула. Исчезла цензура. На базе киностудий стали создаваться творческие объединения. Все кинулись в творчество! Пока хватало денег, доступны были любые кинематографические эксперименты. Впрочем, деньги вскоре кончились. Прошла приватизация кинотеатров, и наши киноэксперименты оказались не в силах конкурировать с дешевым западным кино.

- А театр?

- О чем речь! Был, можно сказать, всплеск нового театра. Прежде всего театры- студии. Впоследствии из них выросли вполне серьезные театры. Например, питерский Театр «За Черной Речкой». Он ведь начинался, как театр-студия. А сейчас там работают актеры из БДТ, и делают там то, что не могли бы делать в БДТ. Я тоже вел студии. В 92-м кинопрокат ушел. На фильмы не было денег. Союз развалился, и работать с актерами, которые вчера еще были соотечественниками, а тут вдруг стали иностранцами стало намного сложнее. Кинопленка шла за валюту. Все это подкосило кинопроизводство. Выжили те, кто остался на телевидении – там были реальные рекламодатели. А в кино был полный развал. Я прежде бывал на «Ленфильме» - мощная была телестудия. А в 89-м приехал – ощущение, будто идешь по кладбищу. Все двери распахнуты настежь, ветер гоняет по комнатам обрывки каких-то бумаг. Будто прошла эвакуация. И всё – жизнь превратилась в поиск возможности выжить? Я подал на выезд в Израиль…

Я не спрашиваю Сашу о его чувствах к Израилю тогда и сейчас. Дай Б-г, что мы с Вами любили Израиль, как он его любит, и не просто Израиль, а Самарию, откуда Саша никуда не переезжает, несмотря на то, что это закрывает ему дорогу во все наши кинофонды, как поселенцу!

Собственно, своей первой работой в Израиле – не заводе «Elka» в Раанане (на режиссерскую деятельность он не рассчитывал) Саша пожертвовал ради переезда в Ариэль. Лена Кароль – координатор ариэльской мэрии по работе с молодежью предложила ему открыть театральный кружок для неприкаянных русскоязычных подростков. Вскоре кружок превратился в театр-студию…

- Саша, а что вы там ставили? Помню, я смотрел ваш «Юбилей» по Чехову, а также «Клоунаду».

- А еще чеховский «Медведь», «Мазл Тов» по Шолом Алейхему, это на иврите. «Кароль» Мрожека – тоже на иврите, спектакль по произведениям Вампилова и Злотникова «К вам пришел сумасшедший», «Старший сын» Вампилова, «Про Федота-стрельца» Филатова. Ну, и для маленьких – шварцевскую «Красную шапочку». Потом наши актеры одновременно толпой двинулись в армию и студия закрылась.

-А c чего начался театр «Матара»?

- С теплицы для репатриантов – работников документального кино. Денег, которые мы получили на кино явно не хватало, а вот на театр – в самый раз. Первый спектакль был «Ктуба» по Эфраиму Кишону. Спектакль оказался очень удачным, но, к сожалению, мы не смогли его нормально «прокатать». Все права были у Кишона. Кишон умер, а его родственники были увлечены дрязгами за наследство. Так что оказалось – не до спектакля. Документальными фильмами я тоже занимался. Четырнадцатиминутный «Клоун за всех», потом полнометражный «Актрисы» об актрисах-репатриантках.

- Ваш театр базируется в Ариэле?

- Да, но спектакли мы даем по всей стране.

- Саша, а чем ты руководствуешься при выборе репертуара?

- Сначала я скажу, что меня ограничивает. Это должны быть пьесы именно для моих актеров. И все должно поместиться в две легковушки. А теперь главная причина… Я должен выразить себя. Ради этого я и пошел в режиссеры.

- И как же ты выразил себя в «Деревянном театре»?

- Это спектакль о самом главном поступке в нашей жизни – об алие в Израиль! Ведь каждый, кто репатриировался, не может не задавать себе вопрос: «А правильно ли я сделал?»

- Но ведь в финале спектакля главный герой умирает!

- Правильно. От разрыва сердца. Сердце разрывается между Питером и Иерусалимом. Каждый из нас обречен сидеть на двух стульях. Мы живем в этой стране, но прошлое не отпустит нас – его нельзя вычеркнуть из жизни.

Я вспоминаю Сашин рассказ об Одессе, о его учебе, о его театральной и кинематографической деятельности в той, прежней, жизни, и эти слова начинают звучать совершенно иначе.

- Что ты хотел сказать «Гнездом воробья»?

- Что каждый из нас живет, вернее, может жить, в двух мирах – в мире будничности и в мире фантазии. В этом, втором мире мы лучше и умнее, и жизнь тоже лучше. Для меня фантазии - защитный механизм, помогающий преодолеть самое страшное в жизни.

Вы понимаете, как помогли подобному видению жизни детство и юность в «городе, полном легенд… с деревьями, у которых срослись кроны так, что кажется, будто ты проходишь зелеными арками, белыми акации, от чьего запаха ты пьян без вина и романтикой моря!»

- А о чем, в таком случае, комедия «Осторожно, женщины!»

- Об отсутствии любви. Современный мир теряет любовь. Больше секса – меньше любви…

Да, с высоты того, что у Саши, как помните, «за скобками», горько смотреть на такой мир.

- …В этой пьесе главная сцена – когда каждая из женщин, днем осудивших героя на казнь, ночью приходит к нему, связанному, и уговаривает бежать с ней. Каждой требуется любовь. Иногда даже выдуманная. Лишь бы была! Ну, а комедия – потому что… Видишь ли, люди перегружены негативом. Отовсюду на них льется: «Там был теракт, там разбился самолет». А ведь о самых серьезных вещах можно говорить в легкой форме, смешными диалогами. Театр должен быть ярким, подвижным, живым!

- Саша, а какая тема болит сегодня?

- Война цивилизаций. Технологический скачок дал ряд неожиданных последствий. Во-первых, люди оказались разобщены. Они разучились общаться друг с другом без помощи электронных устройств. Второе последствие, как результат первого, люди стали бОльшими индивидуалистами. И третье – на фоне всего этого архаичные культуры, в первую очередь, мусульманская, перешли в наступление. С одной стороны – основа тоталитаризма – личный контакт. При помощи эсэмэсок управлять невозможно. Поэтому Запад проигрывает архаичной культуре по части организованности. А с другой стороны - они пользуются всеми западными технологиями для зомбирования и последующей вербовки молодежи из любой европейской глубинки. Сегодня это выливается в то, что где-нибудь во Франции мусульманин нападает с топором на женщину и девочку за то, что они идут по улице в шортах.

- А что будет завтра?

- Не знаю. Наша задача, задача театра – не продвигать идеи, а заставлять людей задумываться над ответами. Не вести нацию, а предупреждать. Мы - дозорные. Мы сообщаем – вдали появились огни. А задача общества – понять, как встретить эту армию – стрелами или, может быть, открыть ворота. Главное – заставить людей думать.

ХРОНИКИ ИЕРУСАЛИМА