ШЛИМАЗЛ И ЕВРЕЙСКИЙ КРЕСТИК

12.06.2016 12:12 Автор: Рами Юдовин 

Шлимазл и еврейский крестик. Пять спасительных слов на идише

— Выступаете ночью, к пяти будете на месте. В это время — самый крепкий сон, — разъяснил начштаба.

— Возьмём их тепленькими, а превратим в холодненьких, — рассмеялся один из офицеров.

— Твои слова да Богу в уши, — похвалил капитан.

— Попрошу тишины! – постучал мобильником по столу начальник штаба. — Отряд из двенадцати человек, разбит на тройки. Радиус между группами примерно сто метров. Как только снайперы снимают патруль “Айдана”, вперёд на штурм, огонь на поражение. Даю вам пулемётчика для прикрытия, Серёжа, доброволец, хороший парень. Более того, в случае необходимости будет миномётное прикрытие. Доброй охоты, товарищи!

Офицеры вышли на воздух, закурили.

— Толковый план, — сказал лейтенант.

— Ну как сказать. “Айдан” — хорошо укреплённый опорный пункт. Тридцать человек, два пулемёта ПК, несколько РПК, РПГ. Часовые грамотно выставлены. Командир “настоящий полковник” прошёл Афган. Да и нацистские наймиты совсем рядом. Звери!

— Бог не выдаст, свинья не съест, — произнёс богобоязненный капитан…

* * *

Батько нервно спал, снова проснулся, попил воды, не помогло, пальцы всё равно подрагивали. Снял “калаш” с предохранителя, вышел проверить вверенный ему блокпост. “Бойцы — сонные мухи, мать-перемать. Не спать, не спать”, — будил командир своих солдат.

Всмотрелся в ночь: “Что-то не так в зелёнке. Тревога”, — почуял он. “Всем занять позиции”, — приказал. Вызвал по рации патруль. “На базу перебежками”.

— У них какая-то движуха, — заметил капитан. – Ну, с Богом! – и он истово перекрестился.

Шквальный огонь накрыл блокпост, однако, атака захлебнулась, пулемёты гасили огневые точки. Диверсанты отступали. Командование поставило задачу преследовать противника, взять в плен “залётных”. Батько выдвинулся с десятью бойцами. К нему на помощь спешили наёмники. Он их не уважал: дисциплины никакой, наглые, вечно пьяные, обкуренные, хотя и отчаянные хлопцы. Но выбирать попутчиков не приходится.

Под минометным огнём добежали до леса, потеряв троих раненными. Батько уже взял след, и потеря личного состава его уже не могла остановить.

Зелёнка наполнилась грохотом автоматных очередей.

— Не стрелять! – крикнул своим командир. Ему показалось, совсем рядом, он услышал какие-то звуки.

— Слышь, — хрипел от боли раненый капитан. – Добей меня. Сил нет терпеть.

— Кончились патроны, — простонал лейтенант, крепко сжимая предплечье. – Я жить хочу. Никогда так не хотел, как сейчас. Какого лешего я здесь забыл, — плакал офицер.

“Бросить оружие. В случае отказа – стреляем на поражение!”, — диверсанты услышали грозный приказ.

— Не убивайте. Пожалуйста, — умолял лейтенант.

— Оказать первую помощь!

— Хлопцы – свои! — из темноты показались несколько силуэтов.

“Наёмники”, — сплюнул Батько.

— Знатная добыча! – обрадовался один из них. – И мы не с пустыми руками. Пулемётчик, сука.

Они толкнули в спину молодого парня, который держался за бок и прихрамывал на правую ногу.

— Добро! Отходим на базу, — повелел командир. – Вашего тоже берём. Передадим куда следует…

— Фамилия? Имя? Отчество? Год рождения? Звание? Воинская часть? Фамилия командира?

Вопросы сыпались вместе с оплеухами.

Батько не возражал:

“Это их добыча. Да и спонсор наёмников постоянно помогает продуктами. Кормилец, падла”.

Допрос закончился, пленный продолжал сидеть на месте с завязанными руками.

Молодой парень с воспалёнными глазами, излучавшими высшую степень волнения, судорожно озирался по сторонам, его мозг лихорадочно работал в надежде ухватиться пусть даже за надломленную тростинку. Наёмники обещали его пустить на органы.

“Я им всё рассказал. Что им от меня ещё надо. Держаться! Держаться!”

Он кусал губы и всё всматривался в лица своих мучителей. Рядом как-то обособленно держались несколько бородатых людей, на головах у них были небольшие шапки, похожие на тюбетейки. У одного из них на груди блестел какой-то знакомый символ. Перед глазами пленника поплыло воспоминание: старое кладбище, бабушка держит маленького мальчика за руку.

“Здесь похоронен мой отец, твой прадед”, — сказала она и показала надгробие.

— Ребята, — позвал пленный. – Пожалуйста.

Бородачи оглянулись.

— Хлопцы, вы же евреи? – с надеждой произнёс он.

— С чего ты взял?

— Ну как же, у вас на груди еврейский крестик.

Хлопцы чуть не подавились от смеха.

— И шо?

— Я тоже еврей. Да, да. Клянусь пречистой девой Марией.

— Смотри ты. Этот говнюк от страха готов в евреи записаться. Прими свою судьбу, малОй. Ты зачем на нашу землю пришёл, Серожа? Тебя кто сюда звал?

— Моя бабушка Роза была еврейкой. Я правду говорю, не вру. Она домой раз в год печенье еврейское приносила, тонкое такое, хрустящее, крошек от него много. Мы его всю неделю ели.

— Может ты идиш знаешь? Вспомнишь пять слов – отпустим. Отвечаю за базар.

“Пять слов, пять слов. Вот она, цена моей жизни. Зачем я кричал на бабку, чтобы она никогда не разговаривала с соседкой на “жидовском” языке. А она, утирая слёзы обиды говорила, что это не еврейский, а немецкий язык. Какой я был дурак! Какой дурак! Всего лишь пять слов. Бабушка помоги мне! Спаси меня!”

Сергей почувствовал умиротворение от нахлынувших детских воспоминаний.

“Бабушка печёт на еврейский праздник вкуснейший медовый пирог.

Вот она машет рукой, улыбается, и говорит про паровоз.

А сейчас шутливо причитает.

Умер её брат, бабушка плачет.

Сердится на меня за разбитую чашку”.

— Ну шо, Серожа, успомнил?

Пленный поднял на бородачей спокойный и ясный взгляд, по-детски улыбнулся:

— Леках, агицен-паровоз, азохенвей, цорес, шлимазл.

Еврейские бойцы стояли поражённые. Один из них смахнув слезу, сказал:

— Ты свободен, шлимазл. Мы проводим. Тебя никто не тронет.

Послесловие

Несколько дней назад, в Хайфе, на берегу моря, ко мне подошёл молодой человек, с магендавидом на груди, попросил прикурить. Я протянул ему зажигалку и посмотрел в его грустные, а значит еврейские глаза:

— С тобой всё в порядке?

— Да. Уже всё хорошо. Можно, я расскажу вам свою историю…

Источник: ”Исрагео"