Автор - Юрий-Киев.
Сегодня исполняется 130 лет со дня рождения Николая Степановича Гумилёва....
Много преступлений совершили большевики... Особо они ненавидели поэтов... Гумилёв был один из первых, кого власть болешевиков поставила к стенке...
_
_Под конец горбачёвской перестройки чекисты затеяли «амнистию» Гумилёву. Кто-то горько пошутил:Советская власть 70 лет не может простить ему того, что она его расстреляла. Кажется, этой остротой руководствовались и те, кто предлагал Гумилёва «простить». Это чтобы не открылась правда. К.Симонов, кстати, позаимствовавший строку у поэта, всегда резко выступал против его реабилитации, считая врагом Советской власти.
[more]
В 1986 году перестройка началась с публикации стихов Гумилёва, а затем статьи тогдашнего очень крупного литературного чина Владимира Карпова о Гумилёве, который писал:«Повторяю: не берусь судить о степени виновности Гумилёва, но и невиновности его суд не установил. В те годы, когда был осуждён Гумилёв, были и открытые суды (например, в 1924 году судебный процесс по делу Савинкова, проходивший в Москве в Колонном зале,широко освещался в печати...). О заговоре Таганцева тоже было подробное сообщение в газете».
Нужны комментарии к этим «открытым судам» и к тому, что «подробно освещался», или обойдёмся да промолчим? Гумилёва пытались спасти. Молодые поэты, которых он обучал мастерству, хлопотали, писали прошения о помиловании. Начальник петроградской ЧК даже не понял, о ком речь: «Что за Гумилевский,зачем он вам сдался? К чему нам поэты, когда у нас свои поэты есть?» Тогда один из ходатаев поехал в Москву, чтобы задать Дзержинскому вопрос: «Можно ли расстрелять одного из величайших поэтов России?»Железный Феликс ответил: «Можем ли мы, расстреливая других, сделать исключение для поэтов?» Вскоре после казни Гумилёва одна из его восточных пьес была поставлена в коммунистическом театре. Прошла с успехом. Зрители кричали: «Автора!» В первом ряду сидел комиссар ЧК и двое следователей. Они тоже усердно аплодировали и тоже вызывали автора.Убитого ими! Вызывали с того света. Пьесу сняли с репертуара. _ _ Еще не раз вы вспомните меня И весь мой мир волнующий и странный, Нелепый мир из песен и огня, Но меж других единый необманный. _ Он мог стать вашим тоже и не стал, Его вам было мало или много, Должно быть, плохо я стихи писал И вас неправедно просил у Бога. _ Но каждый раз вы склонитесь без сил И скажете: "Я вспоминать не смею. Ведь мир иной меня обворожил Простой и грубой прелестью своею". _ Гумилёв погиб потому, что был, как и его великий предшественник, невольником чести. Мандельштам говорил:«Гумилёв — это наша совесть». Владимир Корнилов нарисовал такой его поэтический портрет: _ Царскосельскому Киплингу Подфартило сберечь Офицерскую выправку И надменную речь. _ ...Ни болезни, ни старости, Ни измены себе Не изведал... и в августе, В двадцать первом, к стене _ Встал, холодной испарины Не стирая с чела, От позора избавленный Петроградской ЧК. _ Г. Иванов приводит воспоминания чекиста, свидетеля гибели Гумилёва: «Да... Этот ваш Гумилёв —нам, большевикам, это смешно. Но, знаете, шикарно умер. Я слышал из первых рук. Улыбался, докурил папиросу... Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из Особого отдела произвёл впечатление. Пустое молодечество, но всё-таки крепкий тип. Мало кто так умирает. Что ж,свалял дурака. Не лез бы в контру, шёл бы к нам, сделал бы большую карьеру. Нам такие люди нужны...» В застенках ЧК он держался мужественно, не назвал ни одной фамилии,и на вопрос конвоира, есть ли в камере поэт Гумилёв, ответил: - Здесь нет поэта Гумилёва, здесь есть офицер Гумилёв. _ _ Как в этом мире дышится легко! Скажите мне, кто жизнью недоволен, Скажите, кто вздыхает глубоко, - Я каждого счастливым сделать волен. _ Пусть он придет, я расскажу ему Про девушку с зелеными глазами, Про голубую утреннюю тьму, Пронзённую лучами и стихами. _ Пусть он придёт! я должен рассказать, Я должен рассказать опять и снова, Как сладко жить, как сладко побеждать Моря и девушек, врагов и слово. _ А если всё-таки он не поймёт, Мою прекрасную не примет веру И будет жаловаться в свой черёд На мировую скорбь, на боль — к барьеру!
Крест-кенотаф в вероятном месте расстрела Гумилёва. Бернгардовка (долина реки Лубьи) .
Андрей Белянин
Памяти Николая Гумилёва Господин офицер, вы еще не одеты? Небо смотрит нахмуренно и свысока. А вдали, в розоватых брабантских манжетах, Облака, облака, облака, облака... Господин офицер, что же вы загрустили? Умирают не только герои в стихах. Видно, Бог и судьба всё же вам отпустили Три высоких креста на граненых штыках. Господин офицер, это ясно и просто: Революция, царь - кто там прав, кто не прав. Первый крест - крест Георгия Победоносца Не отнять, даже с мясом с мундира сорвав. Господин офицер, руки за спину молча. Сапоги, гимнастерка - всё сняли: убрать! Крест нательный - накинулись стаею волчьей... Ничего: это в сердце, а там не достать. Господин офицер, третий крест - в изголовье. В небесах уже явно бушует рассвет: Кружева облаков наливаются кровью, Принимая багрово-торжественный цвет, И несутся принять под защиту и стражу, Но надежен затвор и проверен прицел, Отработанный залп! А поэзия как же? Господин офицер... Господин офицер!
Мои книги, о Гумилёве -
|
[На момент отправки письма, у сообщения отключена возможность комментирования]
Комментариев нет:
Отправить комментарий