ДОНСКОЙ ЕВРЕЙ

culture

Величие в рамках советского

07.03.2016

Он фамильярно похлопывал Ленина по щеке, получал похвалу Сталина, хранил письма от Рузвельта. Сантис и Феллини почитали его как праотца неореализма и брали его манеру за основу для своих шедевров. Его «Как закалялась сталь» крутили для подъема боевого духа всю войну, «Радуга» была удостоена аналога «Оскара» за «лучший иностранный фильм», а «Непокоренные» стал первым фильмом в истории советского кино, раскрывающим тему Холокоста. Накануне исполнилось 115 лет со дня рождения великого режиссера Марка Донского.

Родившись в небогатой еврейской семье в Одессе, долго определяясь с жизненным призванием и перепробовав многие профессии, в итоге Марк Семенович Донской стал одним из самых известных режиссеров в мире. Своими фильмами он словно обгонял время, снимая выходившие за установленные границы сцены. Великие итальянские режиссеры Джузеппе де Сантис и Федерико Феллини квалифицируют их позже как предтечу неореализма, взяв его манеру за основу и для своих шедевров. На родине же за ним закрепилось прозвище «городского сумасшедшего», данное за вулканическую смесь неподдельных эмоций, неизменно присутствовавших везде, где находился Донской.

Еще подростком, увлеченно гоняя во дворе мяч и занимаясь боксом, после тренировок он мог затащить всю команду в подвал дома и, раздав каждому роль, организовать спектакль. И если впоследствии слушатели его историй о детстве не сомневались в ранних проявлениях режиссерских способностей, то рассказам о его бравом боксерском прошлом явно не доверяли. Не доверяли, пока один из известных деятелей кино не увидел вот что. На одной из остановок в троллейбус, в котором он ехал, вошли два хулигана. Заметив среди пассажиров военного майора с ярко выраженной еврейской внешностью, они стали к нему приставать. Майор не отвечал, пассажиры не вмешивались, и разгорячившиеся хулиганы стали его оскорблять. Вдруг на весь троллейбус раздался возмущенный голос: «Что вы смотрите в окна, когда при вас оскорбляют человека?» Это и был Марк Семенович, к которому уже сквозь толпу пробирался верзила-хулиган. Подойдя к Донскому, который был небольшого роста, он смело надвинул шляпу ему на глаза. Донской же, поправляя шляпу, сделал резкое движение рукой. Хулиган пошатнулся и упал. Молчавшие до этого пассажиры воодушевленно зашумели, накинувшись с критикой на второго хулигана и вытолкав его из троллейбуса. Донскому тогда было далеко за сорок.

В двадцать же перед ним стоял нелегкий выбор профессии. «Думал я долго, – вспоминал Марк Донской. – Наконец решил, что мое призвание – психиатрия. Но тут же наступило разочарование. Очевидно, этому способствовало мое увлечение футболом и легкой атлетикой. Но не может же человек заниматься только спортом? Я поступил на юридический факультет. На третьем курсе снова понял, что выбрал профессию не по душе, однако бросать юридический, как я поступил с медицинским, было стыдно. Решил окончить образование, подкрепив его музыкой и боксом. После юридического факультета я не знал, что же делать дальше. И имел неосторожность написать книжку новелл “Заключенные”. Она имела успех. Тогда я написал пьесу “Заря свободы”. Затем сценарий – “Последний оплот”. С этим сценарием отправился в Москву завоевывать право на жизнь в кинематографе».

Первоначально он устроился помощником режиссера и ассистентом по монтажу в «Белгоскино». Набравшись опыта, он снимает и первые свои самостоятельные работы. В 35-м он первым в СССР дублирует зарубежный фильм «Человек-невидимка» по Герберту Уэллсу. А затем снимает и свою известную трилогию по произведениям Горького «Детство», «В людях» и «Мои университеты», заявляя о себе уже на мировой кинематографической арене. В дальнейшем режиссер снимет еще несколько фильмов по произведениям Горького – «Мать», «Фома Гордеев» и «Супруги Орловы».

С началом войны Донской ушел добровольцем на фронт, несмотря на то, что легко мог этого не делать. Правда, здесь режиссер оставался недолго. Вскоре «сверху» пришел приказ эвакуировать его в Ашхабад с указанием: «Помогайте своим искусством завоевывать победу». За период войны Донской снял свои знаменитые «Как закалялась сталь», «Радуга» и «Непокоренные» по повести Бориса Горбатова. И это был первый фильм в истории советского кино, раскрывающий тему Холокоста. В отличие от многих советских военных фильмов, сводивших до незначительности изображение преследования евреев, в «Непокоренных» режиссер радикально решил выйти за рамки литературного первоисточника.

Фильм снимался на Киевской киностудии сразу же после освобождения города. Донской опрашивал очевидцев трагичных событий, а сам эпизод расстрела снимал непосредственно в Бабьем Яре. И это было весьма смелым ходом на фоне целенаправленного преуменьшения масштаба страданий еврейского населения в советских фильмах. Донской отчетливо подчеркнул, что люди страдали и погибали не за то, что они советские, а потому что они евреи. И немудрено, что вопрос о выходе фильма на экраны страны вызвал бурные дискуссии во время просмотра в Министерстве культуры. К тому же, в отличие от всего советского кино, где преступления фашистов обязательно находили возмездие, победоносного марша Красной армии за эпизодом расстрела в Бабьем Яре не следовало. Евреи умирали в нем без слов, пронизанных любовью к советской родине, а со словами молитвы на устах.

Но фильм все же вышел на экраны страны в октябре 1945 года, правда, после публикаций критиков через две недели его убрали со всех экранов страны, хотя и не подвергли официальному запрету. Раскритиковывалась же конкретно сцена, показывающая расстрел евреев, «обкрадывающая то, что было в книге, и отодвигающая на второй план страдания славянских персонажей, принижающая страдания советских и русских людей», которые «шли на смерть, швыряя в палачей камни, а не так покорно и смиренно, как у Донского». В общем, критики не скупились на выражения, ведь это был один из тех немногих моментов, когда зависть могла материализоваться в строках рецензий. А завидовать было чему.

К тому моменту Донской уже был мировой известностью, у которого дома хранилось письмо президента США Франклина Рузвельта, присланное после просмотра снятого им в 1944 году фильма «Радуга». Рузвельт писал: «В воскресенье в Белом доме смотрели“Радугу”. Я пригласил переводить ее посла Чарлза Болена. Но мы поняли картину и без перевода. Она будет показана американскому народу в подобающем ей величии. Ваш Франклин Делано Рузвельт». Знаменитый итальянский режиссер Джузеппе де Сантис назовет фильм «шедевром, каких мало», а в Америке картину отметят главным призом ассоциации кинокритиков США и высшей премией газеты Daily News «За лучший иностранный фильм в американском прокате 1944 года». Награды эти были аналогом «Оскара», которого в те годы иностранным фильмам еще просто не давали.

Завидовали не только известности, но и лояльности партийной верхушки по отношению к Донскому. Так, членами художественного совета в пух и прах была разнесена его картина «Воспитание чувств». А так как негодование в течение обсуждения высказать успели не все, то продолжение «разноса» было перенесено на следующий день. Вечером же в квартире Донского раздался телефонный звонок. Подняв трубку, Марк Семенович услышал знакомый всем голос с грузинским акцентом. «Смотрели ваш фильм “Воспитание чувств”, – произнес Сталин. – Хорошая картина. Только название не совсем удачное. Лучше назвать его“Сельская учительница”. Согласны, товарищ Донской?» Вопрос, конечно, был риторическим. На следующий день заседавшие продолжили хаять картину, резюмировав, что на экраны страны ее не выпустят. Выслушав всех, Донской встал и ошарашил: «Плевать я хотел на все ваши разговоры. Вчера мне позвонил товарищ Сталин и сказал, что ему картина понравилась». Вышедшие из затяжного шока и молчания члены художественного совета тут же принялись живо обсуждать внезапно нашедшиеся достоинства картины, за которую Донской получил впоследствии и очередную Сталинскую премию.

Правда, с властью дела обстояли вовсе не так безоблачно, как могло показаться. Да, Донской считал себя певцом нового времени, приверженцем социализма, но все достижения национальной политики он приписывал Ленину, а не Сталину. Так, за свой фильм «Алитет уходит в горы», в котором не нашлось места «вождю народов», Донской был «сослан» на Киевскую киностудию. Причину высылки ему объяснил сам Лаврентий Берия: «Понимаете, Марк Семенович, на небе не может быть двух солнц…» Киевская же киностудия, мягко говоря, приняла опального режиссера прохладно.

Григорий Чухрай, в то время выпускник ВГИКа, вспоминал: «...На худсовете шло обсуждение сценария, над которым работал Донской со сценаристами Ежовым и Соловьевым. Высказывались мнения. Причем исключительно на украинском. Донской прервал очередного коллегу. “Я не все понимаю, – извиняясь, сказал он, – говорите, пожалуйста, по-русски...” Оратор тут же возразил: “А шо вы за така птыця, шо мы мусимо розмовлять по-российски? Це наша мова!” “Но вы же разбираете мой сценарий. Я должен что-то понимать”, – тактично попробовал высказаться Донской. Однако выступающий, с вызовом глядя на Донского, опять заговорил по-украински. Это было похоже на издевательство. Донской разозлился, вскочил и заговорил по-еврейски... Это было так неожиданно, что члены худсовета открыли рты (в то время говорить по-еврейски было рискованно. – Прим. ред.). Коллеги опешили от такого нахальства. А Донской, с возмущением и сильно жестикулируя, вышел из зала». Но несмотря на то, что в течение нескольких лет ему откровенно не давали возможности работать на Киевской киностудии, будущие классики советского кино ходили за ним, как завороженные, внимая каждому его слову. 

«К Марку Семеновичу я относился с уважением, – вспоминал Чухрай. – Он был удивительно талантлив и умен, когда дело касалось вопросов искусства, особенно кинематографа. Несколько его уроков оказались для меня очень полезны, я запомнил их на всю жизнь и назвал потом “законами Донского”. Он всегда излагал их в форме притчи или анекдота. Вот один из рассказанных мне Донским примеров, показывающих значение актерской игры и интонаций в произнесении одних и тех же слов: “В Одессе был такой случай. Один еврей получил телеграмму от сына. Прочитал и возмутился. “Сара! – воскликнул он, обращаясь к жене. – Это ваше воспитание! Слушайте, что он мне пишет! (Марк удивительно точно изображал недовольного еврейского папу.) “Очень нуждаюсь в деньгах...” Он очень нуждается в деньгах! “Срочно пришлите...” Нахал! Ему нужно срочно! “Ваш Моня”. Жена берет у него телеграмму и читает вслух с очень вежливой интонацией: “Очень нуждаюсь в деньгах... (При этом Марк изобразил Сару, которая чуть не плачет.) Срочно пришлите. Ваш Моня...” Глядя на ее просительное, униженное лицо, муж сам расстроился, произнеся: “Ну, это другое дело! Конечно, вышлем!”».

Знавшие Марка Семеновича говорят, что на каждую жизненную ситуацию в его запасе всегда находилась какая-нибудь новая поучительная история или легенда. Легендами была овеяна и вся его жизнь. Можно привести не один десяток историй, главным участником которых становился Марк Семенович, в прямом смысле слова скрашивая собой рутинные будни. К примеру, свою жену Ирину на первом свидании он покорил тем, что поставил ей на голову спичечный коробок, сбив его выстрелом из винтовки. А в 68-м во всех отделах пропаганды КПСС бурно и с негодованием обсуждалась показанная на экранах страны программа о его творчестве. Причиной стала запись сцены, на которой Марк Семенович, разъясняя что-то актеру, загримированному под Ленина, проявил «крайнюю бестактность и неуважение к образу В.И. Ленина, фамильярно похлопав его по щеке». Жизнь его оборвалась 21 марта 1981 года. Он любил жизнь и радовался ей, говоря, что она «прекрасна» и «слово “жить” означает “любить жизнь”», что «жить – это значит работать для счастья других». Лишенный цинизма, расчетливости в поступках и творчестве, именно так он ее и прожил. Прожил, веря в добро и показывая его в своих картинах.

http://www.jewish.ru/culture/cinema/2016/03/news994332939.php

Алексей Викторов

А.К. Году, кажется, в 1974-ом удалось написать хороший сценарий лоя студии Горького, но ГОСКИНО его отвергла. Руководство решило воевать и направило двух титанов кинематографа к председателю этой лавочки - Романову, чтобы отстоять замысел. И меня с ними - за компанию, как автора. мы только переступили за порог, как этот председатель стал орать, что он не допустит сионистскую пропаганду. Орал долго. ( В сценарии был один герой-еврей, но не главный). Потрясла меня тогда реакция этих двух звезд кинематографа. Оба стояли молча, покорно согнув голову, слова не сказали. Я попробовал что-то возразить. Донской мне наступил на ногу. Потом, в коридоре, после этой экзекуции, он мне сказал: "Хочешь дальше работать в кино - никогда не спорь с начальством".