РОССИЯ ДОСТОЕВСКОГО

Россия по сей день держится на трезвости, самоотверженности, подвиге женщины. Это она своей душой и великим инстинктом жизни смогла чудом сохранить нацию и страну после кровавых экспериментов, придуманных мужчинами. «Бесы» у того же Достоевского – все сплошь мужики, но это вовсе не помешало писателю отвести женщине одну лишь роль: соблазна и страсти мужчины. Как пишет Борис Соколов: «Женщина есть лишь сведение мужских счетов с самим собою, лишь решение своей мужской, человеческой темы».

 Сто лет назад читающая Россия была взбудоражена письмом Николая Страхова о Федоре Достоевском. В пространном тексте он, в частности, отмечал: «Я не могу считать Достоевского ни хорошим, ни счастливым человеком (что, в сущности, совпадает). Он был зол, завистлив, развратен, и всю свою жизнь провел в таких волнениях, которые делали его жалким и делали бы смешным, если бы он не был при этом так зол и так умен». Анна Григорьевна Достоевская ответила покойному Страхову длинной отповедью, в которой настаивала, что ее муж был добрым, святым, чистым человеком. Никому в те годы, да и теперь, не приходит в голову, что Федор Достоевский, сочинив свой «Еврейский вопрос», собственноручно признался в том, что был, как минимум, «зол и завистлив». Несчастная Россия и сегодня, после Холокоста, не видит греха в патологической ненависти к целому народу.

 В повести Леонида Гроссмана о Достоевском есть удивительные строки. Полина Суслова укоряет Федора Михайловича – своего бывшего любовника: - Ведь ты сам говорил, что любовь – это право на мученье, дарованное нами другому существу. Ну и люби и терпи, если любишь…. Ведь сам в жизни немало истерзал душ. Всегда любил лакомиться чужими слезами».

 А что, если юдофобия классика от этой садистской страсти «лакомиться чужими слезами». Слезами легиона евреев, влюбленных в его творчество. Пишут, что после откровений Достоевского в «Дневнике писателя» нервные еврейские барышни даже самоубийством сводили счеты с жизнью.

 Иван Карамазов в романе Федора Михайловича вещает часто от лица автора: «Зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток». Как здесь не отметить еще одну  черту юдофобии Достоевского – жестокость.

 Меня не волнует - был классик педофилом, сумасшедшм или убийцей. Важно только то, что был он юдофобом и не простым, а теоретиком ненависти, палачом целого народа, моего народа. И я никак не в силах восторгаться его гением.

 Всегда считал глупостью попытки отделить хорошую юдофобию от плохой. Вот Федор Достоевский вовсе не призывал к геноциду целого народа. Ему это и в голову не могло прийти в конце 19-го века. Да и как можно уничтожить народ, который «без Бога немыслим». Язычником Достоевский, в отличие от Рихарда Вагнера, не был.  Да любое смертоубийство классик не одобрял. В «Бесах» Шатова спрашивают, когда бесноватые угомоняться? «Да как миллионов сто перебьют, так и остановятся», - отвечает он. Предвидение гениальное. Фашисты и большевики дело свое сделали. Но нацисты в детали не вдавались, как и сегодня не вдаются в детали фанатики ислама. Плохой человек – еврей. Смерть ему!

 Не раз повторялась оценка Достоевского себя самого в письме к Майкову: «А хуже всего то, что натура моя подлая и слишком страстная, везде-то и во всем я до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил». За черту в безумии и страсти перешли  большевики и нацисты. И я не вижу в текстах Достоевского пропаганду любви, мира и красоты. Талант очевиден, но конструкторы газовых камер тоже не были бездарными людьми.