В ДНИ ИНТИФАДЫ

Тревожные тогда были дни - злые, кровавые, подлые. Сын в милуиме, дочь в армии, а я защищался как мог вот такими текстами.

 Случаются бессонные ночи. Я вообще небольшой любитель поспать. Всегда был таким, а потому знаю много рецептов, как все-таки угомониться под одеялом.

 Самый верный способ – прогулка. Вот и в недавнюю ночь вышел из дома, свернул за угол нашей улицы – и вдруг вижу, как двое мужиков деловито и спокойно закрашивают надпись на разделительной стене.

 У одного в руках ведро с белой краской, другой ловко и быстро орудует валиком. Рядом с ними потертый фургон стоит. Выходит, один из мужичков – шофер, другой – маляр.

 А закрашивают они не похабь разную, не признание в любви, а совсем другой образец народного творчества. Кто-то черным по серому бетону вывел крупно: АРАФАТ – ФАШИСТ И УБИЙЦА.

 Очень я удивился в первый момент, не смог пройти мимо ребят с краской и валиком. Слышу, они по-русски переговариваются лениво и сонно. Значит, задача контакта упрощается.

-          Привет, - говорю. – Служивые. За что это вас так, ночью заставили трудиться?

-          А ты кто такой?

-          Прохожий, - говорю. – Вот не спится.

Усатый мужик усмехается.

-          Машканту нечем платить?

-          Нет, - говорю. – Мое семейство квартиру арендует.

-          Тяжело, - вздыхает второй мужик – гладко бритый. (Я их так и буду называть: одного – Усатым, другого – Бритым). На самом деле выглядели мои случайные попутчики совсем не так, но я им клятвенно обещал не называть подлинные имена и приметы. Работу терять никому не хочется, а я им, прощаясь, признался, что в газеты пописываю.

 Так вот, поговорили мы немного о нашем, нерадостным быте, потом я – хитрец – спросил, будто между прочим.

-          Ребята, так вы против того, что здесь написано. Арафат, выходит, не фашист и убийца?

-          Да ты чего? – уставился на меня Усатый. – Кто же еще?

-          А зачем надпись закрашиваете?

-          Так приказали, – говорит Бритый. – Наше дело маленькое. Для них – это непорядок. Вот и малюем.

-          Для кого непорядок?

-          Для мэрии, - подняв ведро с краской, объясняет Бритый. – Нам наш начальник приказал, ему – его, а тому я уж не знаю кто… Наше дело маленькое.

 И двинулись оба киевлянина, как потом выяснилось, к машине.

-          Мужики, возьмите меня с собой, - прошу я. – Прокачусь, может, сон нагуляю.

-          Не положено, - хмурится Усатый.

-          Да пусть едет, - разрешает Бритый. Он сидит за баранкой, а потому и последнее слово  за ним.

 Два места  в фургоне рядом с шофером, так что я втиснулся. Едем. Усатый сразу же вытаскивает что-то, вроде карты, рассматривает, напялив очки в тяжелой оправе.

-          Что это у тебя? – спрашиваю.

-          Адреса объектов, - важно объясняет Усатый. – Ты думал: мы ночью вслепую этого Арафата искать будем?

-          И сколько там у тебя точек?

-          Четырнадцать. Семь уже отделали. Половина осталась.

Не меньше часа ездил я с этими ребятами. Вопросы задавал редко. Зато узнал много интересного. Усатый рассказал, что по русскому телевидению выступал какой-то академик из института Сербского. Он вывел разные физические и психические типы террористов и сказал, что главарей вылечить нельзя, а нужно их уничтожать.

 А Бритый поделился  своим недавним ужасом. Ехал он с работы, а тут с грохотом лопнула покрышка колеса автобуса.

-          Верите, - рассказывал он. – Такое тут началось! Все к дверям рванули. Одну старушку чуть не затоптали, а девица рядом со мной в обморок хлопнулась. Довели, гады, народ. Хлипкая стала публика.

 Так, в разговорах, мы и выполняли приказ мэрии по закраске нежелательной надписи. Говорю «мы», потому что  грешен – несколько раз поднес ведро с краской.

 Два раза обошлись без валика – одним скребком специальным: содрали напечатанные плакаты, на которых бин-Ладен был изображен рядом с раисом.

 Взмолился: « Ребята, вы хоть половину оставьте, с людоедом из Афгана!»

-          Не положено, - сказал Бритый. – А потом, мы не ювелиры, грубо работаем.

У одной стены в подземном туннеле проклятие Арафату находилось так высоко, что пришлось из кузова достать стремянку. Еле управились. Хлипкой оказалась стремянка. Так я ее держал, пока бритый киевлянин работал валиком… В общем, объехал я с этими ребятами все оставшиеся семь точек, навели порядок.

-          Мужики, - спросил я под конец. – Как думаете, на территориях тоже сейчас закрашивают надпись «Убей еврея!»

-          Да ты чего? – уставился на меня Усатый.

Бритый, судя по всему, был лучше политически подкован.

-          У них все экстремисты, - объяснил он. - А у нас только некоторые.

-           Выходит, вы борцы с экстремизмом? – подвел я черту.

-          Выходит, так, - усмехнулся Усатый. - Попадись мне этот Арафат, я бы его своими собственными руками… закрасил.

-          Вот именно, - кивнул Бритый.

Высадили они меня далеко от дома. Сон пришлось нагуливать еще минут сорок. Шел я и думал о том, что до смерти перепугал Арафата его двойник – буйный психопат Усата бин-Ладен и кровавым своим безумием сделал то, что было не по силам нашим спецслужбам, армии и политикам. Пришлось раису вновь затаиться, унять на время своих молодцов.

 Вот мы и готовы забыть сразу все, простить, уйти в новый, старый, мир иллюзий и даже начать вновь и униженно лезть с объятиями к престарелому негодяю. Только бы не шумел больше, не убивал наших детей.

 Я думал о робком, миролюбивом нашем начальстве, и о простых людях, безропотно выполняющих их приказы. О том, что на мерзкую эту работу отправили их ночью, тайно, чтобы не позориться, не вызывать насмешки других людей, а то, не дай Бог, и сопротивление «экстремистов».

 Проснется утром город – и все чисто, полный порядок, и не увидят наши важные гости нехорошие слова о таком борце за мир и свободу своего народа, как Ясер Арафат.

 Невеселым оказался мой путь домой, но тут увидел на почтовом ящике все ту же надпись: « Арафат – фашист и убийца!»

 Не стерли, значит, не отметили ее на карте дневные, шустрые разведчики для ночных рабочих. Да и зачем отмечать? Надпись мелкая - для прохожих. Начальство и гости, на скорости, да из машин, не разглядят.