Знаю, что будет вскоре: покой, прохлада,
осенний парк и полноводная река. Все это называется странным словом «отпуск». Я
туда о т п у щ е н - в покой, прохладу и
тишину. А еще – в мир без войны, ненависти, агрессии, насколько он возможен
такой мир.
К телевизору отпущен, где в новостях ровно
пять минут занимают политические события, а остальное - местные сообщения
экологического порядка и репортажи о новостях культуры.
Полчаса до аэропорта и 180 минут лета – вот и
все, что отделяет меня от аллеи вязов в осеннем парке.
Спасибо ребенку. Младенец готовит нас к
перемене участи. Он спит в машине. Спящего хранит специальное кресло. Ребенок
склонил головку набок, прижавшись розовой щекой к ремню безопасности.
Машина продвигается в пространстве на скорости
100 километров в час.
Дома, деревья, редкие прохожие – все это
проскакивает мимо, не задерживаясь, не застревая в памяти.
Ребенок спит.
Мы говорим о суетном и необходимом. Нервничаем,
потому что предстоит разлука. Мы терпимо и даже любовно относимся друг к другу.
Впереди расставание и от этого наши чувства еще нежнее. Мы испытываем что-то,
вроде комплекса вины перед теми, кто нас провожает.
Мы улетаем в мир и прохладу. Они остаются в
хамсине и войне. Мой сын с автоматом, а дочь- солдатка за рулем военной машины.
Мы же, старики, отпущены на волю, а потому
все-таки возбуждены сверх меры и говорливы. Ребенок не слышит взрослой речи.
Время сна, и он спит. Нервы ребенка в полном порядке. Он не знает злых, глупых
и жестоких снов. Ребенок убежден, что все слова, произносимые людьми, ласковы и
спокойны. Слова речи взрослых в машине не пугают ребенка.
Он спит.
Мы любим спящего в машине, но нам, в глубине
души, не хочется, чтобы ребенок спал. Нам на прощание нужна радость от этого
существа. Нам хочется тормошить его, целовать и слушать, потому что в речи
ребенка нет ничего, кроме надежды на мир и покой.
Но ребенок спит, а спящий младенец – это
святое. Положено при всех обстоятельствах хранить сон ребенка. Глупая,
непростительная жестокость разбудить его только потому, что нам мало видеть его
спящим и счастливым.
Непредсказуем и зол мир вокруг. В любой момент
люди могут начать грабить и убивать друг друга. Шум двигателя и наши голоса не
способны разбудить ребенка, но взрывы и вопли страдания вот уже много тысяч лет
жестоко будят спящих младенцев.
В каждом прерванном сне чистого существа –
победа силы зла и разрушения. Мы знаем об этом, улетая в отпуск, и безмолвно
молимся о спящем ребенке…
Мы обгоняем платформу, на которой, как
памятник, высится танк. Эту тяжелую, страшную машину поставят возле зловещей
пещеры, из которой в любую минуту могут выползти люди, способные не только
разбудить ребенка, но и убить спящего….
Скоро, в отпуске, мы, перед входом в магазин,
будем по инерции браться за молнии и замки сумок, но там никто не станет
подозревать нас в злом умысле, и мы быстро привыкнем к миру, как и привыкнем к полноводной и чистой реке, под
смешным, «местечковым» именем ВАХ.
-
Вах! Какая нас ждет река, на берегах которой сидят
рыболовы, отпускающие пойманных лещей обратно в реку…
На въезде в аэропорт длинная очередь
автомобилей. Идет строгая проверка. Полиция, военные с автоматами.
Темнокожий полицейский наклоняется к нашей
машине. Он видит спящего ребенка, и суровое лицо военного человека становится
мягким и женственным.
Он выпрямляется и машет рукой. Нельзя
задерживать машину, в которой спит ребенок.
Нельзя будить его и в минуту прощания. Мы
только прижимаемся губами к его головке. Мы делаем это бережно, осторожно.
Ребенок спит, а над аэропортом грохочущее
небо. Реактивные самолеты взлетают один за другим, и рвут пространство в
клочья. Ребенок остается вне грохочущего мира, в мире спокойных снов.
Он улыбается своим снам. Собственно, это и
есть мир. Не голубь с оливковой ветвью в клюве, за появлением которого маячила
не только гора Арарат, к которой пристал Ковчег с семейством Ноя, но и вся
история человечества, пропитанная жесткостью, несправедливостью и кровью.
Спящий ребенок – вот единственно возможный
символ настоящего мира.
Наш спит в машине, исполняя самую свободную и
самую радостную работу в жизни. Его отпуска из неволи еще впереди. Его знание
общества, построенного людьми, в будущем. Он спит под грохочущим, разодранным в
клочья, небом аэродрома.
Мы оставляем его спящим. Так хочется, чтобы
встретил нас этот ребенок через три недели отпуска, повзрослев на тысячу лет.
Встретил улыбкой, в которой будет и любовь, и
высшее знание, и мир, и надежда.
Комментариев нет:
Отправить комментарий