Упрямая воля цыган к своей, именно своей ни
на что не похожей жизни лечит евреев от гордыни. Своего Бога, Закона
Божьего нет, тоски по своему «Иерусалиму» нет, даже национальный гений не
выработан веками свободной жизни, а жив цыганский народ, вопреки всему жив.
Лет тридцать назад рулил к нашему дачному
поселку. Смотрю – на обочине старик с двумя детишками руку тянет. Остановился,
спросил: куда им. Старик сказал, что до перекрестка на Киржач. Нет проблем.
Забрались они в машину – поехали. Минут через пятнадцать этот самый
перекресток. Торможу. Пассажиры выходить не торопятся.
- Сколько тебе должен? – спрашивает старик.
- Ничего, - говорю. – Мне по дороге.
Сзади молчание, потом
всхлип. Невольно оглядываюсь – плачет старик, бормочет, глотая слезы.
- Цыгана подвез, старика больного с детьми.
Сколько машин было, а ты подвез… Хороший человек, много лет жизни тебе.
Тут только я увидел желтый, мешковатый пиджак
на старике и мятые зеленые брюки и живые, не русские глаза его внуков над
сопливыми носами. Не помню, что тогда сказал случайному попутчику. Это я теперь
думаю, что дело праведное: изгой помог изгою. Я тогда горд был, что машина у
меня есть и дача, и гараж, и хорошая квартира в Москве. И не понимал я, что
мало чем отличаюсь от того, странствующего цыгана в желтом пиджаке, что я тоже, гостем в этом мире и путешественником, стою
на обочине, без сил идти дальше, а мимо меня, не останавливаясь, несутся
машины, что я, несмотря на маски довольства, болен той же нищетой чуждости… Все
это я пойму со временем, а тогда помчался дальше, опустив все стекла, так как
запах за собой оставило цыганское семейство крепкий.
Комментариев нет:
Отправить комментарий