ТАЙНА КАМНЯ

  Не знаю - жив ли, здоров сегодня замечательный художник - Сергей Ботнарь. Когда-то любовался его работами, говорил с ним. Редкого таланта камнерез -живописец - Сергей Ботнарь.

 Он не желает говорить о своей прошлой жизни. Была она честной и трудовой, но не хочет, потому что настоящая жизнь для Сергея Ботнаря началась поздно: в тот момент, когда он стал художником.

 Рекорд, им поставленный, не попал в книгу Гиннеса, а зря. В багаже новоприбывшего, в контейнере, доставленном по морю из Одессы, он привез одни камни. Центнеры камней – и все. Ни барахла, ни мебели, ни посуды. Камни, одни камни, но какие.

 Но на этом рекорды Сергея не кончаются. Уверен, нигде в мире, в частной, арендованной, тесной квартире, не содержится столько несметных сокровищ. Все центнеры камней Ботнаря – дороже золота, а некоторые из них просто бесценны.

 Хозяин этих сокровищ овладел уникальным мастерством… Нет, не камнерез Сергей. Он - настоящий художник по камню. И творит вещи поразительной красоты, достойные лучших музеев  мира.

 Привел меня к Сергею Ботнарю замечательный человек – Семен Габай. По дороге мы с ним спорили, нужны ли таланту аплодисменты, слава и почет.

 Я говорил, что подлинная награда – это радость, удовольствие, которое получает художник за работой. А остальное – суета сует. Габай хотел бы верить в справедливость, в то, что настоящие вещи в искусстве должны быть известны многим и  значительную, реальную цену  иметь еще при жизни творца.

 Он досадовал, что такой человек, как Сергей Ботнарь мало кому известен в Израиле. Если уж честно, считанные люди видели его шедевры.

 Я помалкивал, но в глубине души скептически относился к тому, что мне предстояло увидеть. Долгий опыт подсказывал: слишком часто за шумной рекламой пряталась серость и убожество.

 Нравилось, что сетовал Габай на Ботнаря. Мол, без амбиций человек, продавать свои работы не желает, не рвется устраивать вернисажи и прочее.

 Потом Сергей скажет так: « Ну, после нас, как обычно, отправятся мои камушки на чердак. Там будут пылиться 30 – 50 – 100 лет. Потом их, быть может, найдет кто-нибудь, оценит и вытрет с них пыль». 

 Уже через час, стоя перед каменной живописью Сергея, я сам спорил с художником, нудил, что вещи эти нужно демонстрировать в просторном музее. Они достойны постоянной экспозиции, не пыльного забвения на чердаке. Видеть их должны люди. Видеть и радоваться, что такое существует на свете. Невольно, я повторял слова моего доброго спутника – Семена Габая.

 Подлинное ремесло уходит. Мы живем в мире, где художественный процесс облегчен до веса пера и пуха. Даже имя – ремесленник – стало бранным.

  Над некоторыми своими картинами Ботнарь работал по шесть – восемь месяцев. И как работал! Его ремесло - это сочетание тяжкого физического труда с творческим озарением. Мы уже и забыли, что такое может существовать. Но в подобном, великом труде – основа художественной культуры мира.

 Катаракту заработал Сергей, работая над камнем. Он говорит: « Водяная пыль вместе с крошками камня слепит глаза. Надеть очки невозможно, потому что стекла мгновенно мутнеют, и ты ничего не видишь. Пила делает 2800 – 3000 оборотов в минуту. Тут можно и без рук остаться…. Напряжение большое. Ну и что? Для меня звон алмазной пилы, режущей камень – настоящая музыка».

 Бонтарь, хитрец, подводил меня к главным своим работам через срезы камня. Обычными, на первый взгляд, срезами. Но что там беспредметное искусство, авангард в живописи: такое богатое разноцветье человек изобразить не в силах. Такой красоты узоры ему не создать. Сумел Ботнарь под невзрачной поверхностью камня увидеть фантастическую красоту. Сумел понять, увидеть, что там внутри.

 Смотрю на каменные узоры, выведенные художником с помощью всей таблицы Менделеева, смотрю на картины гармонии и покоя, удивительным образом и во мне самом все  успокаивается, стихают больные пульсы. Прикасаюсь к камню, и нервы, истрепанные до предела, будто попадают в переплетенье линий, сотканных вечностью.

 Прослушиваю диктофонную запись, и слышу то, чему не придал значение прежде. Слово КАМЕНЬ Сергей всегда произносит после паузы, затаенно, с каким – то торжественным выдохом, будто слово из молитвы.

 « Пейзажная яшма» – так называет эти камни Ботнарь.

 Спрашиваю: «Откуда такие сокровища?».

 « Место рождения – южная Башкирия. Старый Сипай. Есть там такие заброшенные места, трудно проходимые. Вот там мы с одним геологом и нашли все это. В орской яшме преобладают цвета красный, коричневый, желтый и черный, а в этой, из Старого Сипая, - зеленый, белый, коричневые тона».

 Высшее мастерство – уметь передать в слове природу: дождь, шелест листвы, закатное небо, реки, горы, леса. И я не берусь передать всю прелесть, открывшуюся в камне. В срезах этих и было все перечисленное: море, поля, небо, и даже нечто большее. Наверно, космос, зашифрованный  в микромире бездны камня.

 Понял, прочувствовал увиденное вначале, и художник решил, что можно вести меня дальше.    Ботнарь открывает легкие шторы, за ними, на фоне зеркал, вещи удивительной красоты: вазы, блюда, шкатулки.

 И я понял, что прежде Сергей показал мне палитру, которая сама по себе есть произведение искусства, а вот теперь он хочет продемонстрировать то, что можно сотворить, используя это чудо красок.

 Мастер, скульптор, живописец. Лишь «тройной» дар способен «вылепить» из тверди то, что удалось сделать Сергею Ботнарю. Казалось бы, нет более неблагодарного материала, чем камень. Но в этом материале уже сам по себе заключен строгий канон, без которого подлинное искусство немыслимо. Камень горд и стыдлив, он не обнажается, не сбрасывает свой панцирь перед каждым. Только любовь художника способна постигнуть его тайную прелесть.

 Сергей говорит, что внутри необработанного камня уже содержится форма будущей вещи. Нужно только почувствовать, как она  выглядит на самом деле. Всего лишь.

-          Иногда, - говорит Ботнарь. – Найдешь невзрачный камешек, притащишь его в рюкзаке домой, потом, чуть ли не годами, смотришь, не можешь догадаться, что там внутри. И вдруг!»

 Как тут не вспомнить знаменитое: «Скульптором быть просто: нужно взять кусок мрамора и отсечь от него все лишнее».

 Но ни один кусок мрамора не даст такой гаммы цвета, как яшма. Посмотрите на вазу, скромно названную Сергеем «Кувшинчик». Ее форма проста, но в простоте этой скрыто столько живописного, тонкого, акварельного чуда, что ни одна кисть в мире не смогла бы добиться такого эффекта.

 Мертвый камень. Сколько в нем света и тепла, сколько звучащей тишины. Как тут не вспомнить о таланте художника, способного оживить все, что даровано нам природой.

 Смело произношу это слово талант, потому что Сергей Ботнарь в постоянном поиске. Он ищет новые формы работы. Он недоволен многим из сделанного и с огромной благодарностью произносит имена своих учителей. В молодости он не получил художественного образования. Многое нужно восполнить, развить, увидеть… . Впрочем, настоящий художник молод, пока он жив и способен работать. Душа человека, как известно, не стареет.

 Сергей Ботнарь объездил весь Советский Союз, но я невольно вспомнил «лунный», светящийся камень, из которого выстроен итальянский город Асизи и подумал, что продолжением образования этого художника могут быть только поездки, поездки по многим странам мира, по неведомым землям и замечательным музеям.

 Нет денег. Ботнарь не жалуется. Вижу, что этот человек вообще не привык жаловаться. Есть в нем это особое достоинство мужчины. И все-таки на пособие не разгуляешься. Даже Израиль не объездил Ботнарь. Рассказывал ему о Голанах, о пустыне Арава, о черни кремневых пространств Негева, о красных скалах Мертвого моря… Да что там рассказы?! Они также бесполезны, как и мои попытки описать сделанное художником. 

 Но меня ведут дальше. Все стены небольшой комнаты за стендом с вазами и шкатулками увешены картинами из камня. Сколько же чудных красок под рукой у Сергея: лазурит, мрамор, габро, яшма, кварцит, серпентин, родонит, змеевик, лиственит…

 Как безгранична, бездонна природа нашей земли, и будто безграничность эта не  дает художнику остановиться на одном творческом методе. Вот картина вполне реалистическая, строгая, а вот пейзаж условный, дающий волю фантазии, а рядом одноглазый клоун, будто изображенный одним взмахом карандаша.

 Смотрел на вещи, сделанные художником, слушал его и думал, что счастливых людей в мире не так уж мало. Вот счастливый человек передо мной. Все-таки и я был прав, что настоящему художнику достаточно радости полученной от любимой работы.

 Что еще важно? Слушал Жену Сергея – Сильву, влюбленную в творчество мужа, и думал, что с таким «тылом» можно осилить не только твердь камня.

  Сергей дал для печати фотографии своих работ. Некоторые из них перед вами, но ловлю себя на том, что не передают эти прямоугольники цветной бумаги даже тысячной доли того, что ты чувствуешь, любуясь подлинниками работ Ботнаря.

 Дело, видимо, в том, что в камне заключена тайна объема, тайна бесконечности, ни одно плоскостное изображение не в состоянии передать это.

 Сергей не раз просил меня взять в руки его вещи. Потом я понял, что это было не случайно. Я должен был почувствовать тяжесть, тепло или прохладу камня. Мало было одного зрения, чтобы оценить сделанное художником.    

 Оценив увиденное, начинал причитать: «Как они могли отдать вам все это, выпустить вместе с вами за границу? Это же величайшее национальное достояние, достойное любого художественного музея».

 Ботнарь только отмахнулся. Тогда я не стал говорить, что, похоже, и нам, в Израиле, не нужно это великое мастерство, эта удивительная красота, открытая в камне. Вспомнил свою старую идею создания музея живописи репатриантов. И подумал, что «камни» Сергея Ботнаря могли бы занять в этом музее одно из самых почетных мест.

 Не верю, не хочу верить, что когда-нибудь попадут они на чердак и покроются едкой пылью, способной закрыть от глаз человеческих волшебство красок мироздания.