Россия: это сладкое слово “империя”

24.03.2019 Аналитика

Лирический репортаж из XXI века о тернистом историческом пути российской версии иудео-христианской цивилизации.

Photo copyright: pixabay.com

Совсем недавно, накануне Нового года, глубоко мной уважаемый Андрей Андреевич Пионтковский в своём интервью утверждал, что в 2018 году русский народ, россияне в целом, наконец, излечились от имперского синдрома, мучившего их все последние годы. Оставив эту напасть только страдальцам из рядов местной властной вертикали. Честно говоря, поначалу я даже не поверил своим ушам: неужели это свершилось, и холодильнику удалось-таки побороть телевизор? И для того, чтобы от всей души, уже окончательно возрадоваться вместе с Андреем Андреевичем, я решил предпринять небольшой исторический экскурс на заданную им тему. Просто, знаете, захотелось полюбопытствовать, откуда пришло это бедствие и оценить его размеры. И то, что получилось осмеливаюсь предложить вашему вниманию.

Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь! Живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая.
Дайте Родину мою».
Сергей Есенин

***

Для начала – небольшое кинематографическое отступление, так сказать, присказка:

«В чём наша сила, брат?» спрашивает, прогуливаясь по улицам Нью-Йорка, симпатичный герой Сергея Бодрова в фильме режиссёра Алексея Балабанова «Брат-2», 2000 года выпуска. И сам же себе отвечает: «Наша сила в правде!». Параллельно в кадре, на заднем плане, нависают тупые, мрачные коробки нью-йоркских небоскрёбов, уже самим своим видом вызывающие у человека ощущение тошноты и удушья, а рядом с героем шляются какие-то отморозки, скорее, даже тени людей неопределённого пола. Ответ, до такой степени очевидный, что он как бы вырывается из груди самого зрителя, этой очевидностью потрясённого. Трудно себе даже представить ту волну восторга, которую вызвал этот откровенно антиамериканский, антизападный фильм у российской аудитории. Совершенно справедливо заслужив ярлык «только для россиян» в силу того, что он с треском провалился в прокате везде, за пределами России. Что может показаться, мягко говоря, несколько странным, если учесть, что к 2000 году российский зритель, вроде бы, уже был хорошо знаком с продукцией Голливуда, составлявшей в 90-е годы львиную долю российского кинопроката. И, по идее, не должен был бы так легко покупаться на это дешёвое фуфло. Не выглядит слишком убедительным и соображение, что зритель, перекормленный голливудскими экшнс, просто обрадовался появлению на экране хорошего отечественного фильма. Потому что фильм, несмотря на всё обаяние главного героя, демонстративно плох и бездарен. Именно демонстративно, если вспомнить другие работы этого режиссёра. Но это, если смотреть глазами нейтрального зрителя, просто купившего билет и пришедшего скоротать вечер в кинотеатре. Но секрет фильма в том, что он сделан в расчёте на зрителя, весьма далёкого от нейтральности. В фильме, довольно примитивного детективного содержания, явно заложен подтекст, сверхзадача, рассчитанная на узко-специфическую аудиторию или, как принято говорить в современном бизнесе – определённую «фокус-группу». И этот подтекст сконцентрирован именно в ответе главного героя, приведенном выше. Герой, да и весь фильм, явно и недвусмысленно за что-то агитирует, и, судя по тому ажиотажу, с которым этот, в целом маловразумительный фильм, был встречен зрителем, месседж, в нём заложенный, был правильно прочитан теми, кому он предназначался, и достиг цели.

Я до сих пор помню моё недоумение и даже растерянность после просмотра этого фильма. Ничего себе, «глоток свободы», подумалось мне тогда. За что боролись? Прошло целых пятнадцать лет с момента, когда дорогих россиян поманили непривычными словами «перестройка» и «гласность». Выходит, всё это псу под хвост? Выходит, что в их подсознании существует нечто, гораздо более фундаментальное, чем потребность в гласности и свободе. То, что заставляет миллионы людей реагировать на фильм подобным образом. Потом это впечатление как-то заслонила весть о трагической гибели Сергея Бодрова. Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что появление этого фильма не было случайным. Так же, как не мог быть случайным тот разительный контраст, с каким зритель принимал этот фильм в самой России и за её пределами. Этим фильмом была, как бы, подведена некая черта, водораздел, завершающий определённый этап в истории современной России, её 90-е годы. Более того, в нём, в неявном виде, заложено нечто такое, что позволяет угадать, какие силы и какие ценности будут определять вектор её нового направления развития, и предвидеть то состояние, к которому страна пришла в день сегодняшний.

***

Ну, а теперь есть смысл перейти непосредственно к содержимому моего лирического репортажа, имеющего целью, во-первых, уяснить, каким образом могла в России состояться такая специфическая «фокус-группа» размером в многие десятки миллионов человек, и почему случилось это не где-нибудь, а именно там. А, во-вторых, доказать, что события в мире, по Энгельсу, данные нам в ощущении и, порой, кажущиеся случайными, на самом деле суть проявления вполне себе отчётливой, но далеко не радостной закономерности.

ВВЕДЕНИЕ

Предлагаемый вниманию читателя очерк – попытка в максимально свободной, беллетризированной манере осветить историю создания и развития российского государства от древних времён и связанный с ней процесс формирования психологического портрета «крепкого середняка» – среднего русского человека, представителя российской «титульной» нации, главного потребителя идеологического силоса, щедро поставляемого ему в наши дни, в режиме «нон стоп», непосредственно на дом, не ленивым российским телевидением. Сразу оговорюсь: из этого, как говорят математики, множества я, естественно, исключаю «золотые» пять-десять миллионов человек, цифру, которой в России примерно оценивают слой образованных и просто думающих людей, желающих и способных мыслить критически и вследствие этого не подверженных влиянию официальной пропаганды. Россия во все времена имела множество таких людей, которыми страна вполне могла бы гордиться. Но почему-то не гордилась, а с рвением, достойным лучшего применения, всячески гнобила, преследовала и изгоняла. Если не считать тех, кто посвятил свой талант обслуживанию интересов власти или, на худой конец, тех, кто уже никак не мог ей повредить, в соответствии с Пушкинской формулой: «Они любить умеют только мёртвых».

Часто говорят: «Народ заслуживает то правительство, которое имеет». Это, конечно, верно, но только до известной степени. Часто случается так, что власть формируется и поддерживается чисто силовыми методами. Но ещё Наполеон сказал: «Штык всем хорош, кроме одного: на нём нельзя сидеть».

Поэтому в реальности, как правило, жизнеспособное государство – это надстройка, зеркало, отображающее ментальность его среднестатистического гражданина. Просто достигается это равновесие разными методами. В демократическом государстве – с помощью выборов, а в авторитарном – через революцию. Моя цель состоит в том, чтобы на примере России показать, что упомянутая ментальность не падает откуда-то с неба, а является продуктом длительной совместной эволюции государства и народа.

***

Всегда труднее писать о том, чего нет в природе. Особенно в России. Пример: национальный вопрос, причём, применительно к русским, как титульной нации. Вот, про еврейский вопрос, про «дураки и дороги» все всё знают, потому что они есть, и с этим никто не спорит. А чисто русского, национального вопроса нет, и никогда не было. Даже с сексом, вроде бы, разобрались. Обнаружили. А про русский национальный вопрос попрежнему молчок, «тишина за московской заставою». И любая попытка прикоснуться к этой теме чревата обвинением в русофобии, частенько в сопровождении ненормативной лексики. Ну, ругаться – это проще всего, этого искусства и нам не занимать. А вот же, блин, интересно всё-таки понять, почему руководство страны, страна в целом, нация, наконец, в заданных обстоятельствах поступают определённым образом и никаким другим? Чем они руководствуются? Что ими движет? И самое главное – чего ждать от этой страны в перспективе? Попробуем, всё же, пролить, так сказать, свет. Пока ещё не поздно.

Воланд у Булгакова говорит о Москве 30-х годов XX века: «Люди всё те же. Немного их испортил квартирный вопрос». Вот, я сижу и думаю: «А что бы он сказал о вопросе национальном, который портил людей почти что с самого первого дня творения? Ну, не спорю, будь по-вашему, чуть попозже: со времени разрушения Вавилонской башни?» Мне было бы любопытно послушать этого знатока человеков, потому что я непоколебимо уверен: национальный вопрос идёт прямо и непосредственно после любви и голода, которые, кто бы спорил, правят миром. Не знаю, правда, куда здесь приткнуть мне зависть, которая, по определению, интернациональна, и заведомо – стоит всех трёх, но сегодня речь не о ней. Сегодня наша тема – русский национальный вопрос. И не где-нибудь в Тьмутаракани, а в нашей родной alma mater – матушке России, да продлит Господь её годы, в мире, благополучии и процветании.

***

Откуда это всё взялось? Почему это? Какими зловещими ветрами нанесло это всё на нашу дорогу? Какие “drums of destiny” и когда, напророчили нам такую тягостную стезю? Почему именно мы? Вот, извольте:

– Отечество в опасности
– Ни шагу назад
– До последней капли крови
– Принимаю огонь на себя
– Любой ценой
– За нами Москва
– Кто к нам с мечом придёт…
– Не отдадим ни пяди
– Всех не перевешаете
– Русские не сдаются
– Пощады никто не желает
ну и так далее, и тому подобное.

Перебирая все эти мрачные лозунги, пропитанные, как пел Высоцкий, «гибельным восторгом» саморазрушения, фактически, наш национальный пароль, наследие войны, намертво застрявшее в нашем подсознании, поневоле вспоминаешь известный анекдот про Вовочку:

«В первый день занятий, выступая перед первоклассниками, Марь Иванна говорит им следующее: тот, кто будет хорошо учиться, попадёт в рай, а, кто плохо – в ад. Вовочка с последней парты тянет руку: Марь Иванна, а ваще-то из этой школы можно живым выйти?» Вот именно, в этом и состоит главный вопрос: можно ли в стране с подобным суицидальным менталитетом вообще выжить? А ведь такая, скажем прямо, кладбищенская риторика – это ровно то, на чём мы выросли, к чему нас всегда готовили старшие товарищи, и чем нам строго предписано было гордиться. Наш “bread and butter”. И самое любопытное – весь этот «джентльменский набор» российского разлива, этот манифест жертвенности, жертвенности как таковой, при весьма расплывчатом и слабом обосновании её цели , почти всегда имеет высокую вероятность найти горячий отклик в сердце среднего русского человека, уже в силу своего образования и социального положения не привыкшего задавать себе вопросы или задумываться о сложных коллизиях мироздания. И отдельные элементы из этого набора, с несущественными, впрочем, вариациями, очень охотно использовались во все времена в качестве надёжной смазки российской пропагандистской машины. Сомнение же в адекватности цели и средств её достижения, как минимум, не поощрялось, а что было, как максимум, всем хорошо известно. Но и когда максимум, вроде бы, отпал, и воссияла свобода слова, и стало можно, конечно, не всё, далеко не всё, то и тогда ясность в вопросе, поставленном мной в начале этого очерка, ко мне не пришла. Не помогли ни справочники, ни энциклопедии, ни доступные мне книги. Все они глухо молчали. И тогда до меня, наконец, дошло, что разгадка, скорее всего, находится где-то внутри, в глубине подсознания русского человека. Что она – в «особом» историческом пути России и проистекающих из него лабиринтах «таинственной» русской души. А теперь – по порядку.

Все мы с вами, народ, население, живём себе и живём, особо не задумываясь о прошедшем. Поэт сказал бы: «Живём, под собою не чуя страны». И только отдельные даты и события способны, в какой-то степени, всколыхнуть нашу память. Чтобы понять, кто мы, откуда мы, и что нас ждёт в будущем. Но этот очерк не имеет ничего общего с модными нынче политическими прогнозами. Он об исторической памяти, которая живёт в наших генах и, собственно, делает нас теми, кто мы есть. Историческая память – наше внутреннее ID, почти никогда нами не осознаваемое, но тем не менее она есть то, что делает нас национальной общностью, отделяя от других, таких же общностей, и побуждая сознательно или подсознательно думать и действовать, как единое целое.

Как уже говорилось, этот краткий очерк посвящён истории России, о которой были исписаны тонны бумаги историками разного калибра, серьёзными и не очень, а также писателями разного масштаба, пишущими правду и пост-правду, часто с опорой на весьма одностороннюю статистику, которая, как известно, не что иное, как одна из разновидностей грязной лжи. Наша проблема – это проблема преобразования всего этого немеряного вороха информации в более или менее связный, концентрированный дайджест, по возможности соответствующий теме, обозначенной в заголовке и не противоречащий собственной совести и здравому смыслу. Именно так я обозначаю цель этого очерка, твёрдо осознавая, что почти ни у кого из нас, в том числе, и у меня, нет возможности перемалывать всё, что написано и наговорено до меня в связи с этой темой. И ещё: у читателя может возникнуть вопрос: если все рассмотренные в очерке эпизоды уже давно известны, есть ли смысл перелопачивать их ещё раз? Однако, задача очерка – выделить и выстроить эти эпизоды таким образом, чтобы сделать выпуклой тему, заданную его заголовком, то есть рассмотреть их с точки зрения отношения к процессу формирования и эволюции Российской империи. Подобно тому, как отдельные куски мяса не будут называться шашлыком до тех пор, пока они не насажены на шампур. При таком подходе не составляет труда доказать, что отдельные события, отстоящие друг от друга по времени на столетия, напрямую вытекают одно из другого. Причём, я совершенно сознательно почти везде отказываюсь от датировки исторических событий. Это позволяет проследить историю страны на, так называемом, эвристическом или качественном уровне, отдаляя стиль изложения от учебника истории и приближая его к стилю свободного рассказа.

Так часто бывает: вы открываете новую книгу и вам не терпится заглянуть в её конец –поступок не слишком «кошерный», но, тем не менее, по-человечески понятный. История подобна такой книге. Мы почти всегда находимся в положении читателя, находящегося в конце книги, но практически не знакомого с её содержанием. И здесь кроется мощнейший рычаг для манипуляции нашим коллективным сознанием. Теми, кто в этой манипуляции кровно заинтересован. А такие люди находятся в любую историческую эпоху. И поэтому ошибки, заблуждения и даже, порой, вполне намеренные преступления этих людей становятся и нашими ошибками, общества в целом, и определяют исторический путь нации и её судьбу.

Я не готов утверждать, но, кажется, это Троцкий в своей автобиографии, а впоследствии Солженицын в своём «Красном колесе» ввели понятие исторического узла – точки или развилки на историческом пути нации, в которой её жизнь претерпевает критические изменения, кардинально влияющие на всю её дальнейшую историю. Этот подход позволяет выделить из множества исторических событий главные, говоря математическм языком, точки бифуркации, в которых жизнь нации меняется коренным образом, скачкообразно. Некоторые древние народы для передачи сообщений пользовались, так называемым, узелковым письмом. В нём информация передавалась с помощью числа и расположения узлов на обрывке верёвки. По сути, наша с вами родная ДНК пользуется тем же методом кодирования наследственной информации, что и эта примитивная система передачи сообщений. И такая модель очень удобна для краткого и, вместе с тем, наглядного представления исторического пути нации и, в первую очередь, для вычленения моментов его развилки, когда то или иное решение её руководителей определяет, по какому пути пойдёт нация и какое будущее ей суждено. А теперь, уважаемые дамы и господа, самое время перейти к России, воспользовавшись вышеуказанным узловым методом для фиксации главных судьбоносных событий на её историческом пути.

Узел №1

Ещё из школьного курса истории мы знаем, что первое централизованное российское государство под названием Киевская Русь было основано в IX веке варягами под предводительством Рюрика. Когда в Европе стало тесновато, они просочились, а правильнее будет сказать – вломились на Русь под видом охранников купеческих караванов, двигавшихся с европейского севера на юг по пути «из варяг в греки». А затем, исходя из принципа «что охраняю, то и имею», заявили свои права на власть, которую и получили, особо, впрочем, не заморачиваясь мнением аборигенов, типа вятичей, кривичей и прочих лиц славянской и угро-финской национальности. Так что, карамзинское «придите и правьте», обращённое к Рюрику – скорее всего легенда. Так, Русь получила централизованную власть, фактически подобранную с земли воинственными пришельцами. История знает много похожих примеров, когда власть, буквально валяющаяся под ногами, доставалась тем, кто больше всех её жаждал. Так завязался первый узел на историческом пути России. Его исходная точка. И именно в этой точке Русь получила первую прививку Запада. Потому что варяги, хоть и были типичными «солдатами удачи», то есть голимыми бродягами и разбойниками, но по уровню знания технологических приёмов и навыков, не говоря уже об искусстве владения оружием, они стояли на ступеньку выше местного населения. Варяги принесли с собой в эти места, помимо ремёсел и великолепных строительных, а в особенности – судостроительных навыков, конечно же, и свой генетический материал. Рыжие или русые волосы, крутые скулы, небольшой, горделиво вздёрнутый носик, широко посаженные, голубые или зелёные, цвета спелого крыжовника, миндалевидные глаза – канонический портрет северной русской красавицы во все времена, в том числе, и сегодня. И это всё от них, родимых, от варягов. Правда, впоследствии в этот портрет внесли серьёзные коррективы также неплохо погулявшие в этих местах лихие наездники, посланцы монгольских степей, но тут уж, как говорят французы, ничего не поделаешь: такова се ла ви.

Узел №2

Быстро расселившись с помощью своих лёгких плоскодонных лодок на пространстве между побережьем Балтийского моря и Волгой, варяги занялись хорошо им знакомым и привычным делом. То есть принялись обстоятельно и со вкусом грабить местное славянское население и строить города, которым поначалу давали скандинавские названия. Например, Киев первоначально назывался Konugard, а Новгород-Holmgard. Само название «Русь» тоже имеет скандинавское происхождение. Но со временем варяги ассимилировались и переделали свои имена на славянский лад. То же случилось и с названиями городов. К XI веку от скандинавского влияния на Руси мало что осталось. В культурном и религиозном плане Киевская Русь попала под влияние Византии, и в 988 году во время правления князя Владимира произошло крещение Руси. Страна обрела православную религию. И, хотя политическое влияние Византии постоянно убывало, но культурное влияние центра православия – греческой церкви – продолжалось ещё долгие годы. От Византии же Русь получила и алфавит – кириллицу. Христианизация Руси продолжалась довольно долго, аж двести лет, и была делом довольно кровопролитным. Но к моменту её завершения Византия была разнесена в пух и прах во время четвёртого крестового похода ревностными католиками, крестоносцами, считавшими носителей православия злостными еретиками и раскольниками. Окончательно же её добили турки-османы, оккупировав Константинополь и сделав его своей столицей. Соответственно, Киевская Русь со своей, так нелегко доставшейся ей, православной верой, осталась на всём белом свете одна одинёшенька, круглой сиротой. Причём, не просто сиротой, а сиротой – в окружении весьма агрессивных недругов.

Узел№3

Мы все хорошо помним картину Виктора Васнецова «Витязь на распутье», вместе с «Тремя богатырями» того же автора украшавшую в Союзе стены любой забегаловки. Можно предположить, что именно парность этих картин хорошо соответствовала настроению посетителя «до» и «после», следствием чего и было их широкое распространение. Особенно в комбинации с памятником Ленина в кепке, стерегущего вход в заведение. Но, если говорить серьёзно, то необычайно депрессивный сюжет «Витязя», предположительно, как нельзя лучше подходит к описанию душевного состояния русичей в этот момент. Получалось так, что гордые наследники Римской империи, хоть и не по своей воле, но Русь, говоря современным языком, «кинули», предоставив ей самой выбираться из заваренной ими же каши. И, строго говоря, психологически России и по сей день не удалось из неё выкарабкаться. Пойдя на поводу у Византии, князь Владимир сделал свою страну, по сути, заложницей этого своего опрометчивого шага. Ни он, ни его последователи и до дня сегодняшнего так и не сумели, да, честно говоря, и не захотели разорвать эту пуповину, связывающую их с давно почившей в бозе страной и её религией. Что повлекло за собой совершенно неисчислимые негативные последствия как для России, так и для всего мира. И, хотя впоследствии история не один раз предоставляла возможность исправить эту ошибку, Россия избрала свой, «особый» путь, предпочтя сделаться «maverick», что в переводе с английского языка означает: «телёнок, отбившийся от стада». Правда, строго говоря, этим термином мы имеем право поначалу обозначить лишь самую восточную её часть, известную под названием «Московия».

Что же произошло? Киевская Русь как единое государство просуществовала совсем недолго. Она распалась в XII веке на три удельных княжества с центрами в Новгороде, Пскове и Москве. Кроме того, в начале XIII века Русь накрыла волна монголо-татарского нашествия, которое будет длиться аж 300 лет. И этот период истории Руси характеризуется крутым размежеванием между её западной и восточной частями. Запад тяготел к Европе с её довольно рыхлым политическим устройством, основанном на договоре между государем и высшей аристократией. Московские князья, напротив, были склонны копировать жёстко самодержавное правление, свойственное Орде. Эту склонность подпитывали также никогда не покидавшие их ностальгические воспоминания о Византии, где власть басилевса также была абсолютной и непререкаемой. Различия между востоком и западом усиливались и по причине религиозных разногласий. Западные княжества находились в поле притяжения католицизма, восток же твёрдо придерживался православия. Поэтому не удивительно, что влияние московских князей, по мировоззрению стоявших ближе к Орде в период её владычества и с усердием помогавших Орде грабить своё собственное население, с её помощью постепенно усиливалось. Этому же способствовала весьма благосклонная позиция Орды по отношению к православной церкви, которую ханы освободили от всех поборов. Что, вообще говоря, и не очень удивительно, поскольку Орда, прежде чем окончательно остановиться на исламе, экспериментировала с разными видами «опиума». Вплоть до того, что некоторые ханы исповедовали православие. Так что время «ига» смело можно считать временем расцвета православия. Трения же Москвы с западными княжествами, порой, принимали весьма ожесточённый характер, вплоть до военных столкновений, в которых на стороне Москвы принимали участие войска хана. А в Москве, тем временем, под колокольный звон, с церковных амвонов возносились молитвы за здравие хана, помогающего бороться с нечестивыми.

В последующие века, уже после распада Орды, московские князья, с переменным успехом соперничая с Литвой и Речью Посполитой, постепенно усиливают свой нажим в направлении западных областей, закрепляя в них режим неограниченной самодержавной власти московского удельного князя, передаваемой исключительно по наследству и всячески подкрепляемой и поддерживаемой православным духовенством. Так, поначалу самое слабое, периферийное московское княжество становится центром могучего Московского царства, постепенно распространяющего свою власть на все окрестные русские княжества. Известны документы, подтверждающие то, с каким высокомерием, чтобы не сказать – с презрением, относились московские правители к своим западноевропейским коллегам, вынужденным считаться с мнением своих подданных. Что же касается православного духовенства, с его проповедью ухода от житейских проблем ради мира «горнего», то его положение абсолютной зависимости от властей предержащих также сильно отличалось от положения католического духовенства, всегда претендовавшего на независимость от властей земных и, более того, в отдельные периоды истории весьма успешно с ними соперничавшего. В такой ситуации ничего другого, кроме реализации киплинговской формулы «Запад есть Запад, а Восток есть Восток, и они никогда не встретятся», от московских властей, по крайней мере, до эпохи Петра ждать не приходилось. Так оно и случилось.

«Особый путь», избранный Россией и в течение нескольких веков, полностью определявший её внешнюю и внутреннюю политику – это путь изоляции, «окукливания». Изоляции от Европы, а фактически – отделения страны от мировых цивилизационных процессов того времени. Процесс отнюдь не вегетарианский, поскольку все территориальные приобретения Московского княжества сопровождались весьма кровавыми эксцессами в стиле Орды с параллельной методичной идеологической обработкой населения захваченных огнём и мечом областей, порученной православному духовенству. Которое оказалось как витриной, так и весьма удобным инструментом для оправдания этой ползучей экспансии. Ибо с этого момента официальным знаменем русского государства становится беззаветная защита православных ценностей в их стерильной, ничем не запятнанной версии. Даже греческие церковные иерархи, бывшие отцы-основатели русского православия, объявляются предателями после заключения ими союза – унии с Римской церковью. С этих пор слово «униат» в русском словаре (вспомним Тараса Бульбу) становится ругательным. Московское царство уходит в глухую оборону от любого западного влияния, и при этом непонятно, с какого перепугу, объявляет себя законной наследницей канувшей в Лету страны-фантома, Византии. И на этом основании противопоставляет себя всему миру. Более того, она подкрепляет впоследствии этот свой, мягко говоря, странноватый шаг пышной формулой: «Москва есть Третий Рим, а Четвёртому не быти». И соответственно, совершенно добровольно, безо всякого принуждения, открыто декларирует своё право и обязанность защищать сторонников православия во всём мире, независимо от места их проживания. Понятно, что в первую очередь имеются в виду кровные родственники русичей-славяне.

Московские же цари, именно цари, а не церковные власти, как можно было бы ожидать, по сути, присваивают себе те же фунции, которыми в то время обладали папы в католическом мире, официально объявляя себя сюзеренами всего православного мира. Тем самым, говоря современным языком, Россия самостоятельно, ни с кем не посоветовавшись, создаёт юридическую базу для предъявления претензий любой стране, если она вдруг посчитает, что проживающие на территории этой страны братья-славяне, исповедующие православие, подвергаются дискриминации. Пусть даже эти самые «братья» вовсе и не в восторге от такого навязчивого проявления родственных чувств. Впоследствии этот «небесный» подход, служащий для оправдания вполне земных имперских притязаний ярче всего проявится на Балканах, о чём мы поговорим немного позже.

Что тут можно сказать? С одной стороны защита униженных и оскорблённых – красивая, чисто мессианская идея, «облико морале», позиция исключительного благородства, «мы своих не бросаем», а с другой, гораздо более прагматической, но куда более реальной, поскольку речь идёт не об одном человеке, а о судьбе целой страны – абсолютно безответственная и тупиковая. И ещё менее она выглядит привлекательной, если за этой, якобы, благородной позицией скрывается некий вполне себе циничный расчёт. Именно в этой узловой точке в ментальность русского человека стараниями дружного тандема, государства и церкви, упорно вплетается изоляционистская идеологическая составляющая, то есть представление об окружающем Россию мире как о кольце врагов, только и мечтающих о гибели его выбравшей «особый» путь страны и присвоении её богатств. И одновременно, что ещё более поразительно – эта модель уже совсем на подкорковом уровне – непринуждённо сочетается с идеей мировой гегемонии, свойственной и в наши дни почти любому русскому человеку, совершенно независимо от уровня его образования и общественного статуса. Удивительный пример того, какими тяжкими отдалёнными психологическими последствиями могут быть чреваты кажущиеся поначалу чисто схоластическими древние религиозные расхождения. C этого момента чувства особости, отдельности, обиды на весь мир, в сочетании с острым желанием кого-нибудь, говоря современным языком, «нагнуть», если представится такая возможность, становятся фирменным знаком русского человека. И они же, подобно привязанному к его ноге пушечному ядру, мешают ему двигаться вперёд вместе со всем остальным цивилизованным миром. Не говоря уже о том, что с этого самого момента любой территориальный конфликт между Россией и её соседями будет русскими людьми всегда открыто или подсознательно рассматриваться как конфликт религиозный, под которым в наши дни подразумевается конфликт цивилизаций. А мы знаем, что в истории не было более свирепых войн, чем гражданские и религиозные. Излишне говорить, что в дальнейшей русской истории эта мессианская идея становится удобной идеологической базой для многочисленных территориальных приобретений.

Теперь, когда мы выявили главный узел на историческом пути России, мы можем рассмотреть её дальнейшую историю уже под этим углом зрения.

Узел №4

На какое-то время эту тенденцию всё же удаётся переломить Петру I. Опираясь на европейскую помощь, преодолевая яростное внутреннее сопротивление, царь Пётр совершает в отсталой России военную и промышленную революции. Участвует в союзе с европейскими странами в Северной войне со шведами. Победа в этой войне открывает для России выход к Балтийскому морю. Подумывает он также и о каких-то религиозных реформах, направленных на ослабление вражды между различными ветвями христианства. Уже после Петра, путём серии династических браков, все Российские самодержцы оказываются связаны с Европейскими монархами родственными узами. С Европой налаживаются прочные экономические связи. В Россию приезжают специалисты в различных областях знаний. В стране появляются современная профессиональная армия и флот европейского образца под командованием офицеров-иностранцев. Её бюрократический аппарат пополняется за счёт европейских чиновников всех рангов.

Европа, чья политическая жизнь мало-помалу освобождается от религиозной составляющей, тоже заинтересована в России. И поэтому готова закрыть глаза на её религиозные предрассудки. Российские традиционные экспортные товары – лес и пушнина – пользуются в Европе большим спросом. Это время – период стремительного роста территории Российской империи. Главный вектор военного давления направлен, естественно, на слабый в военном отношении восток, где, после исчезновения Орды, уже никто не может ей помешать. А также, и не без успеха – на юг, с целью ослабления влияния Османской империи. Этот процесс продолжается, где-то, до конца XIX века, когда Россия превращается в типичное колониальное государство с титульной нацией великороссов во главе и отсталыми окраинами-«бантустанами».

Узел №5

И вот тут, понемногу, в процессе этого ярко выраженного экстенсивного развития страны, территориальный фактор начинает вносить свой дополнительный вклад в ментальность русского человека. Неожиданно оказывается, что старая изоляционистская и одновременно гегемонистская модель его национального самоощущения никуда не делась, а, вроде бы, даже и находит подтверждение на практике. Более того, по мере превращения Российской империи, с военной и территориальной точки зрения, в сверхдержаву, да ещё и занимающую аж 1/6 площади земной суши, эта модель начинает играть новыми и яркими красками. Пышным цветом расцветает новая, имперская ментальность. Русскому человеку импонирует осознание себя титульной нацией. Европа нам не указ. Мы сами по себе. Европа до определённого момента, если и не враг, то, во всяком случае, не друг. Потому что у бескрайней теперь России свой, особый путь… ну и так далее, и тому подобное, смотрите выше. И всё это фанфаронство ожидаемо и в одночасье лопается. Потому что новоявленную супердержаву подстерегают очередные грабли в лице императора Наполеона.

Узел №6

Но после изрядного страха и переполоха, вызванного его вторжением, ценой многочисленных жертв, России всё же удаётся отбиться. Москва лежит в руинах, но зато деморализованные от голода и холода французы бегут из страны. Изрядно перетрусившие европейские монархи, наконец, объединяются, чтобы окончательно разделаться с «узурпатором» под Лейпцигом и Ватерлоо. Немалыми совместными усилиями злодей, наконец, повержен, русские «cossacues» кормят своих лошадок в парке Тюильри, а Александр I, в туго натянутых белоснежных лосинах, широко улыбаясь, на кровном аргамаке гарцует по Елисейским полям во главе эскадрона своих текинских башибузуков в лохматых папахах. Начисто позабыв о совсем недавних неконтролируемых спазмах своего мочевого пузыря, появлявшихся всякий раз в связи с прибытием очередного фельдъегеря с донесением о продвижении Наполеона. Да и что греха таить: отсиживаясь в Петербурге всё время, пока Наполеон не покинул территорию России, своих подданных Александр боялся, пожалуй, больше, чем Наполеона. Слишком уж близки были события той сырой мартовской ночи в Михайловском замке, когда заговорщиками был убит его отец, Павел I. Но зато теперь он – главный триумфатор, мессия, не совсем, правда, понятно, за какие такие исключительные военные заслуги титулованный единоличным освободителем Европы от злодея. А по совместительству он ещё и глава Священного Союза, полумистического ордена, единственная цель которого – давить в Европе любые намёки на революцию, которой Наполеон так любил пугать престарелых европейских монархов.

Узел №7

Но эта умилительная картинка достаточно быстро бледнеет. Стремительно прогрессирующей Европе, потихоньку выпутывающейся из узких монархических и религиозных рамок, очень скоро надоедает несколько навязчивая дружба полицейского государства с его допотопным сословным укладом, уродливым крепостным правом и неповоротливым, не вызывающим ничего, кроме ядовитых насмешек, самодержавием. Дружба, которая помаленьку, полегоньку начинает не сильно отличаться от бесцеремонного диктата. Цена вопроса – ни много, ни мало – проливы, Дарданеллы и Босфор, на которые Россия давно уже положила глаз по праву преемницы, вы помните кого? А тут и повод для военного конфликта находится. И повод совершенно феерический: Россия и Франция не могут поделить ключи от Храма Рождества Христова, расположенного в Палестине. И тогда случается Крымская война и, так называемая, оборона Севастополя, столь блистательно описанная молодым Львом Толстым. Где Россия теперь уже сталкивается с объединившимися против неё Европой и Турцией. И с треском проигрывает, по причине своей военно-технической отсталости. Этот момент – завершающая точка на пути сближения России с Европой, начатого ПетромI. Проигрыш в этой войне рассматривается в России как национальное унижение. Коварная Европа не оценила по достоинству как жертвы, принесённые Россией на алтарь борьбы с Наполеоном, так и её ведущую роль в Священном Союзе. Этого удара не суждено будет пережить царю НиколаюI. Он, фактически, кончает жизнь самоубийством. С этого момента Россия окончательно становится на путь конфронтации с Европой.

Узел №8

Именно тогда идея овладения проливами в России становится, по сути, маниакальной. И тут взгляды российского истеблишмента привлекают события, разворачивающиеся на Балканах, где, не без подсказки России, начинается борьба западных славян против Османской империи. Речь идёт о славянах, проживающих на территории Османской империи ещё со времён Византии. Поскольку в отличие от окружающего их турецкого населения, исповедующего ислам, эти бедолаги исповедуют православие, они находятся там на положении граждан второго сорта, «дхимми». А мы помним, что в соответствии с формулой Третьего Рима, Россия – естественный, по праву наследования, защитник всех народов, исповедующих православие. Тогда как Турция – её многолетний и, опять же, естественный враг. Собственно, и Крымская война со стороны России началась под предлогом защиты попранных прав единоверцев, и в этом смысле была прелюдией последующих кровавых событий.

А теперь в русских газетах начинается совершенно истерическая кампания против турок, следствием которой становится посылка на Балканы, так называемых, русских добровольцев (читайте Толстого: «Анна Каренина», последняя глава). Сорок миллионов (!) западных славян, стонущих под игом иноверцев, простирая руки на Восток, ждут, не дождутся, Большого Брата – своего освободителя. И Большой Брат уже идёт на подмогу. Генерал Скобелев, Шипка, Плевна – передовицы русских газет захлёбываются от восторга. Идеи «панславизма» носятся в воздухе, и овладевают массами. Третий Рим – это вам не баран начихал. И как всегда: ноль пишем, два в уме. Дразня разгулявшееся воображение, совсем рядом, вот они, рукой подать, серебрятся воды вожделенных проливов, в которых русский чудо-богатырь моет свои сапоги. Тем более, что, кто их там считал, этих чудо-богатырей, сложивших свои головы на полях сражений за наши общеславянские, православные ценности. «Бабы ещё нарожают», это цитата вовсе не из маршала Жукова, а какого-то ура-патриота из той войны. И далее, уже после окончания собственно Балканской кампании, конец XIX века отмечен в России появлением множества планов силового захвата проливов, один фантастичнее другого. Чего стоит только идея десантной операции (к счастью, так и оставшаяся на бумаге) путём доставки штурмового воинского контингента через Чёрное море на плотах непосредственно к Константинополю.

На этом фоне мало кого волнует, что вся эта патриотическая чесотка очень быстро оборачивается развязанной ею же кровавой вакханалией. Поскольку столь бережно опекаемые Россией славянские «братушки», с её помощью слегка потеснив янычар, немедленно передрались между собой. И длиться будет весь этот балаган аж почти до начала Первой мировой войны. Под самым носом у очень даже не безразличных к происходящему европейских держав – мощной ещё в то время Австро-Венгрии и совсем недавно объединённой Бисмарком Германии, склонных рассматривать Турцию в качестве своего союзника. Не будем забывать и того, что стартовый выстрел Первой мировой войны прозвучал именно на Балканах. Но удача, вроде, недавно, на короткое время, улыбнувшаяся России на Балканах, оказалась, увы, недолговечной. На сей раз её имидж великой державы даёт серьёзный крен в 1905 году, после поражения в Русско-Японской войне.

Узел №9

А дальше события принимают уже и вовсе неуправляемый характер. И неприятности на Россию начинают сыпаться, как горох из дырявого ведра. Соблазнившись обещаниями союзников передать России проливы после победы в войне, царь НиколайII вступает в I мировую войну на стороне Антанты. И снова газеты заходятся от патриотических воплей: Россия – «паровой каток», которому суждено сыграть решающую роль в сокрушении германских вандалов. Возбуждённая толпа в Петербурге громит немецкие магазины и посольство Германии. Лучшие поэты пишут пафосные стихи, предлагая немедленно возглавить поход русского войска на Берлин. Но вместо ожидаемого близкого триумфа, Россия, по уши погрязшая в интригах и коррупции правящего класса, приходит к неминуемой и окончательной катастрофе, как военной, так и политической. Потому что из войны России суждено выйти уже большевистской. И стать ареной, так называемой, гражданской войны, а на самом деле – геноцида собственного народа. Вероятно, будущие историки будут долго качать головами, пытаясь ответить на вопрос: «А что это было?» Начиная с 25 октября 1917 года, Россия – полигон безумного, неслыханного и невиданного в истории социального эксперимента по перевоспитанию её граждан в духе новоявленной религии – тотальной диктатуры пролетариата. Причём, собственно, Россия в этом благом деле, по задумкам её нынешних вождей – только ступенька, слабое звено, исходная точка мирового пожара, именуемого Мировой пролетарской революцией. И снова, как и в прежние времена, у России, переименованной теперь в СССР, свой, «особый путь», который никто не собирается отменять. Он потому и особый, что при всём желании нельзя было больше извратить пришедшие в Россию из Европы идеи социализма, чем это случилось в этой стране в 1917 году. Но теперь в поле зрения новой России – весь мир. По такому случаю всё, что этому мешает – на свалку истории. За аргументами далеко ходить не надо: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно!» И точка. Вопросы есть? Вопросов нет.

И вот уже из советских теперь портов один за другим отваливают «философские пароходы», увозящие в изгнание мозг и славу старой России. На их борту – как раз те, кто вполне мог бы задать пару-тройку неудобных вопросов провожающим их товарищам, упакованным в новенькие, хрустящие кожанки, не далее как вчера попёртые с царских военных складов. Но вопросы, как и сами вопрошающие, не нужны ни новой власти, ни Мировой революции. Как не нужна ей главная сила и опора России – её крестьянство, которое не вписывается в катехизис новой религии и в отношении которого новая власть проводит политику самого изощрённого и беспощадного террора. Но… время идёт, а Мировая революция что-то запаздывает. И вот уже, не дождавшись её, слегка ошарашенные делом рук своих, но всё ещё твёрдо упёртые в этой, сильно попахивающей каннибализмом, вере отцы-основатели, понемногу, друг за дружкой, покидают земную юдоль скорби. Кто от застарелого сифилиса, приобретённого в нищей и постылой эмиграции, а кто и вовсе с пулей в затылке. Но… находятся другие, поскольку «есть у революции начало, нет у революции конца». Революции мировой и, естественно, любой ценой. А когда весь этот шизофренический бред понемногу рассеивается, и Советский Союз, на манер незадачливого героя Сервантеса, остаётся в полном одиночестве, становится заметной и цена: Испания, Финляндия, глобальный терроризм агентов Интернационала – этапы большого и славного пути. Счёт жертвам идёт уже на десятки и сотни тысяч. Но это только цветочки, затравка, проба пера. Потому что настоящая охота на эту ветхую старушку, Европу, ещё только начинается. И настоящая её цена ещё впереди.

Узел №10

А тут и новый брателло – Алоизыч, вроде бы, из своих же, из социально близких, вырисовывается. И его туда же – в дело, так сказать, на жертвенник Мировой революции. Но Алоизыч на жертвенник отнюдь не желает. У него совсем другие планы. Вместо ожидаемой от него роли ледокола, проламывающего авангарду мирового пролетариата путь в Европу, он оборачивается “loose cannon”, что в переводе с английского языка означает: «корабельное орудие, сорвавшееся во время шторма со своих стапелей». И начинает крушить всех подряд, не забывая, впрочем, навешать и вчерашним друганам по оружию. И вот тут-то бездарно рушится самое святое: весь любовно выпестованный в тихих кремлёвских кабинетах сценарий войны, “малой кровью и на чужой территории”. А самое неприятное: внезапно выясняется, что деревня ничего не забыла: ни продотрядов, ни Голодомора, ни раскулачивания, ни колхозов, ни расстрельныхх рвов, ни рабского труда на «ударных» коммунистических стройках. Что напрасно драли глотки армейские политруки: на сей раз реинкарнация старой патриотической мульки про «особый» путь России, дополненной морковкой в виде светлого коммунистического завтра, в отличие от предыдущих времён, не находит отклика в сердце народных масс. Скорее, наоборот, при малейших трудностях на полях сражений, она мгновенно слущивается с таинственной русской души, как тонкий слой засохшей грязи.

И военный народ, на глазах у изумлённого противника, бросая доверенное ему, народу, оружие, массами и со всей доступной скоростью валит в направлении, прямо противоположном тому, куда указывают ему ошалевшие от происходящего безобразия начальники. И тогда – срочно, наплевав на опостылевшие коммунистические агитки, приходится на ходу перестраивать гигантскую идеологическую машину под понятное и привычное: «Отечество в опасности!», воссоздавать институт единоначалия, разыскивать по лагерям чудом недостреленных «военспецов» и священников и доставать из нафталина портреты, казалось бы, навсегда забытых старых русских полководцев: Суворова, Кутузова, Багратиона и других. Всё это, вместе со свежими сибирскими дивизиями, чудотворными иконами, свирепыми расстрелами, заградотрядами (куда же без них), прямой военной помощью союзников, тушёнкой, виллисами, студебеккерами из множество раз осмеянного лендлиза, и, конечно же, никем и никогда не посчитанными человеческими потерями на фронте и в тылу, позволяет переломить ход войны и добиться, наконец, победы.

Узел №11

Но смело можно утверждать: в чём меньше всего можно было бы обвинить большевиков, так это в избытке чувства благодарности. Потому что советским руководством немедленно делается всё, чтобы, круто разругавшись с союзниками, присвоить себе славу победителей Гитлера, нахапать побольше того, что плохо лежит, и как от чумы отгородиться железным занавесом от той части Европы, до которой, как ни хотелось, но не удалось дотянуться. То есть снова, в очередной раз, «окуклиться», и, на сей раз, уже предусмотрительно обзаведясь ядерными зубами, копить злобу и душить несчастных жителей Восточной Европы, в том числе, как раз и тех самых славян, не сумевших вовремя увернуться от братских объятий своих освободителей. И в таком, вот, виде, через несколько мутноватых, застойных десятилетий, топтания на месте, вялых попыток совращения славящихся своим необычайным трудолюбием негров, кубинцев, арабов и прочей прогрессивной мировой общественности изрядно прокисшими данайскими дарами Мировой революции, геройских подвигов воинов-интернационалистов из «ограниченного контингента» в Афганистане, Советскому Союзу, этому моральному, политическому и экономическому банкроту, суждено тихо, без шума и пыли, испустить дух, под торжественные звуки оркестров, сопровождающих следующие чередой, друг за другом, пышные государственные похороны, и мелодичный храп ещё оставшихся в живых цековских старцев, убаюканных плавными, монотонными речами его последнего, молодого и улыбчивого генсека со звездой во лбу, совершенно неожиданно для себя самого сменившего мирную, хотя, надо сказать, довольно пыльную, профессию комбайнёра на роль архитектора этой, вполне предсказуемой, «геополитической катастрофы».

Здесь мы должны сделать короткую передышку, жизненно необходимую нам для того, чтобы оправдать термин «лирический», анонсированный в заголовке этого репортажа. Ибо я намерен воскурить фимиам, спеть восторженный гимн и пролить драгоценный елей на голову несравненного Михаила Сергеевича Горбачёва, по прозвищу «минеральный секретарь», первого и – в его же лице – последнего президента могучего Советского Союза. Слова «уважение» и «восхищение» не способны передать всю глубину моих чувств по отношению к этому замечательному человеку, оказавшемуся в нужное время и в нужном месте. Сделанное им совсем не каждому, ох, как не каждому было бы по плечу. Ведь ему, впервые в мировой истории, удалось усыпить бдительность аж целого Политбюро Коммунистической Партии Советского Союза в полном составе, организации весьма и весьма нехилой, осторожной и к подобным экспериментам отнюдь не расположенной. Каким же уникальным, каким гениальным гипнотизёром он оказался! (Кашпировский, салага, не путайся под ногами). Такое не забывается: как только он заводил своим глухим баском эти многочасовые, занудные, не шибко грамотные речи вожака ставропольского комсомола (а очень уж ретивые грамотеи в тех кругах вызывали бы, как минимум, раздражение, если не прямое подозрение) мой рот начинала разрывать совершенно неукротимая зевота, и я, подобно медведю зимой, впадал в состояние острого анабиоза, из которого вывести меня было очень и очень непросто. Но, боже мой, ведь ровно такой же и даже намного больший эффект оказывали они в высоких цековских кабинетах на внимавших ему партайгеноссе, уже хотя бы в силу их преклонного возраста. Я могу себе живо представить, как, едва только он приоткрывал рот, на их лицах появлялась блаженная улыбка, их головы клонились набок, верхние веки тяжелели и смыкались с нижними, а дыхание становилось глубоким и ровным, как у грудного ребёнка, насосавшегося материнского молока. Ведь он бил своих коллег, также весьма искусных в этих бесконечных, пустопорожних словесных словоизвержениях, их же оружием. Этих суетливых, болезных, убелённых благородными сединами, подозрительных старичков, никогда в трезвом уме и твёрдой памяти не передавших бы власть из своих поднаторевших в подковёрных баталиях, цепких рук, в руки этого нежданно-негаданно свалившегося на их головы нахрапистого деревенского мужлана. Но он их всех переиграл, он оказался хитрее и выносливее, чем они, и он победил. В сущности, способ передачи власти, изобретённый Михаилом Сергеевичем – это идеальная модель, по которой и должна была бы передаваться власть в любом авторитарном государстве: никакой тебе тревоги, никакой мокрухи, никаких дворцовых переворотов, полков на Сенатской, золотых табакерок, взмыленных ораторов, пьяной матросни, киллеров в подъездах, танков на улицах, подозрительных чайных заварок или лебедей по телевизору. Власть, эта сказочная, невидимая невооружённым глазом, невесомая эманация, передаётся исключительно индивиду, достойному её, тихо и незаметно, как в волшебном сне, подобно тому, как в лёгкой атлетике передаётся эстафетная палочка. После чего, наутро, «страна встаёт со славою на встречу дня». Да, он победил, этот степной орёл, и мы просто обязаны поклониться ему в ножки, поскольку с его помощью, хоть и на короткое время, обманутая, замордованная страна всё же смогла получить свой глоток кислорода, а это уже немало.

Теперь же, завершив короткую, но необходимую нам передышку, мы можем с чистой совестью продолжить повествование о делах наших скорбных, имеющее целью понять, почему горбачёвская «оттепель» оказалась такой неожиданно и нестерпимо короткой.

Узел №12

Напомним, что мы остановились на «геополитической катастрофе», обозначившей развал СССР. И немедленно за ней последовала отчаянная, самоубийственная попытка команды молодых российских реформаторов во главе с Егором Гайдаром, с одобрения и при поддержке Бориса Ельцина, повернуться лицом к Европе, навсегда покончив с «особым» путём России, с его многовековой традицией шараханья от Запада, как чёрт от ладана. Попытка, потерпевшая неудачу, по ряду причин и, в первую очередь, вследствие колоссальной инерции в ментальности российского общества, накопленной за 70 лет хозяйничанья большевиков, а также разрушения инфраструктуры производственных связей из-за развала СССР. Ну, и, конечно же, из-за множества дышащих в затылок реформаторам, скрытых и не очень, носителей старого коммунистического словоблудия, лишившихся своего привычного лакомого куска и, в силу этого, всегда готовых ставить им палки в колёса. При том, что вопрос о «декоммунизации» страны никогда даже и близко не был поставлен. Не поставлен он и до сегодняшнего дня. Но всё же сегодня нельзя не признать, что предпринятая Гайдаром «шоковая терапия», вполне оправдавшая себя в небольших странах, хотя она и была вынужденной, по причине, указанной выше, заведомо была обречена на неудачу. Она сильно напугала народ России. Не может огромная, многонациональная страна, чья экономика намертво завязана на стоимость единственного, производимого на внешний рынок продукта – энергоносителей, предпринимать серьёзные экономические преобразования в столь короткое время. Риск слишком велик. Поэтому совершенно не удивительно, что те, кому реформы Гайдара были поперёк горла, этим обстоятельством немедленно воспользовались.

Узел №13 и последний

Вот почему, когда на волне народного гнева, вызванного провалом реформ, новые хозяева страны потихоньку огляделись, они долго не задумывались: ураганные 90-е годы были ими преданы анафеме, как период слабости и низкопоклонства перед коварным Западом. А взамен кремлёвским начальством на голубом глазу было предложено российскому народу, в который уже раз за его историю, совершить очередной пируэт в противоположную сторону, на предмет «вставания с колен», приняв за основу нового режима, хорошо знакомую, отшлифованую столетиями, имперскую идеологическую матрицу: «самодержавие, православие, народность». Непринуждённо впихнув её в привычные, заскорузлые советские рамки времён холодной войны в сочетании с беспрецедентно перегретыми милитаристскими настроениями широких народных масс.

И понеслось. Вчерашние партийные начальники, резво перекрасившись в квасных патриотов, затеплив свечечки и нацепив на шеи золотые цепи с нательныеми крестами-бесогонами гуськом потянулись в Божьи храмы целовать святые мощи, видимо, надеясь отмыться от своих подвигов советского периода. Ничуть не смущаясь тем, что параллельно поводыри российской идеологической машины из кожи лезут вон, чтобы прославить кровавые заслуги усатого «эффективного менеджера», любителя человечинки. Излишне говорить, что слегка ошалевший от всех этих зигзагов, средне-статистический русский человек, освободившись от заплесневелых советских декораций, не поморщившись, проглотил и эту наживку, так хорошо резонирующую с его, пришедшим из далёкого прошлого, внутренним имперским самоощущением титульного этноса. Отсюда вся эта прохановщина, все эти дугины, глазьевы, милоновы, михалковы и растущие, как грибы, Изборские и Валдайские клубы, дурно пахнущая славянофильская отрыжка наследников Третьего Рима, тянущая страну в застойное, старозаветное болото. В сочетании с ностальгией по СССР, когда, хоть все мы и жили от зарплаты до зарплаты, под пение примусов, в клоповых коммуналках, давясь в бесконечных очередях за самым необходимым, а для разнообразия по выходным дням проводя свободное время в «колбасных поездах», но зато работы было навалом, водка была дешёвой, Юрий Гагарин улыбался и интимно подмигивал каждому, мол «Знай наших. То ли ещё будет?», советские ракеты летали, куда хотели, а советский военный флот бороздил Мировой океан, где, как казалось, вполне мог соперничать с американским. И мало кого интересовала, да не интересует и теперь, цена всего этого вымученного великолепия. И почему так случилось, что оно так бездарно и в одночасье сдулось, наподобие детского воздушного шарика. Но империя на то и империя, что во все времена ей скучно существовать в мире, где отсутствуют, как сейчас любят говорить, «горячие точки». И если их долгое время нет (что маловероятно), то их надо немедленно создать, и, желательно, не одну.

Но ближе всего к теме нашего репортажа конечно же лежит проект «Балканы». Хорошо объезженный Троянский конь нетерпеливо бьёт копытом. Это потом, только через пару десятилетий, когда сдвоенный орёл расправит крылья, и к тому же станет очевидно, что «братушки» чего-то колеблются, тормозят, чешут в затылке, торгуются, набивают цену, будет его младший и куда более успешный проект «Сирия». А пока – Балканы, геополитический золотой ключик к беспрепятственному выходу России в Средиземное море, «мягкое подбрюшье Европы». И вот уже снова русскому народу то и дело, для разогрева, как бы случайно, исподтишка, в качестве пробного шара, вбрасывают эту тему. И, как ни покажется странным, но этот, вроде бы, давно поросший быльём сюжет, моментально, без всякой предварительной пропагандистской подготовки находит самый живейший отклик во всех слоях российского общества. Помните? «Мы своих не бросаем!» Казалось бы, ну что русскому человеку, прошедшему через все мясорубки XX века, Сербия, Хорватия, Черногория, и почему именно они? Где дача, где речка? Но нет же: «Опять скрипит потёртое седло. И ветер холодит былую рану». Создаётся такое впечатление что, нынешние власти, как фокусник из мешка, вытаскивают эту беспроигрышную тему на поверхность, когда им надо напомнить дорогим россиянам, откуда ноги растут. И, надо сказать, на этот раз начальников можно поздравить: выстрел снайперский, с точным попаданием в десятку. Получается так, что Балканы могут служить чем-то вроде лакмусовой бумажки для теста на ментальность русского человека и, в каком-то смысле, даже стали как бы частью его генетического кода. Среднестатистическому русскому человеку вообще (если захотите проделать самый надёжный социологический тест – спросите навскидку любого таксиста. Это ещё отдельная тема для психологов и социологов: водитель российского таксомотора как зеркало настроений общества) приятно ощущение своей страны, как всемирного пугала. Неважно, в советской или в любой другой упаковке. Он видит в этом признак её крутизны. Да он бы, пожалуй, не отказался и новую 1/8 обратно поменять на любезную его взорам 1/6. Вернуть, так сказать, своё, законное. И даже, если надо, то слегка, конечно, не так чтоб очень сильно, затянуть пояс для такого святого дела. Налицо, прочно застрявшая в мозгах ещё со времён «седой старины», своего рода, инфантильность сознания, ассоциирующего величие государства с его военной мощью и способностью захватить и удержать как можно большую территорию. Инфантильность, что печальнее всего, свойственная не только косной массе, но и властной вертикали страны в целом. А особенно – её силовой ветви. В отличие от остального цивилизованного мира, полагающего, что в XXI веке величие определяется совсем другими параметрами, так называемой, «мягкой силой», то есть экономическим и творческим потенциалом народа и его страны. И наличие огромной территории совершенно не гарантирует успеха в обретении этой силы. А гарантируют её лишь свобода, гласность и неуклонное соблюдение прав человека. То есть все главные компоненты настоящей демократии, совершенно не похожей на тот суррогат, который сегодня скармливают неискушённому в этих делах российскому обывателю. Из этой инфантильности произрастают и мечты о возврате в СССР (2/3 респондентов, исходя из данных последних опросов), и «победобесие» и «можем повторить» и Грузия и «Крымнаш» и Донбасс и Сирия. При полном непонимании того, что главная причина развала Союза состоит вовсе не в том, что республики, входящие в Союз, в какой-то момент дружно отказались вносить деньги в общий бюджет государства. Она, что гораздо важнее – в головах. В том, что никого из жителей, так называемых, стран «ближнего зарубежья», отнюдь не склонных к исторической амнезии, теперь уже не соблазнишь россказнями о геройских подвигах симпатяги красноармейца, «товарища» Сухова, в местах, где ему было совершенно нечего делать. Или о славных похождениях не менее симпатичного героя фильма «Брат-2» в Нью-Йоркских джунглях, населённых, кто бы сомневался, как на подбор, «тупыми америкосами». И что никто в этих странах больше не желает и никогда не будет платить Москве дань собственным трудом, потом и – самое главное – пушечным мясом за её имперские амбиции.

В доказательство, если кто забыл, могу напомнить о неожиданном, лавинообразном росте количества межнациональных конфликтов среди солдат, даже с применением оружия, в Советской армии, непосредственно накануне развала СССР. Что также сильно ускорило его кончину. Отсюда среди россиян эта, казалось бы, непонятная, неожиданная ярость и ненависть к, так называемому, «братскому народу» – украинцам, которым явно надоели все эти, поощряемые Кремлём, имперские игрища и они дерзнули усомниться в правильности очередного витка разворачивания страны задом к Западу. И в тщетной надежде повернуть этот процесс вспять российские власти предержащие затевают разнообразные «гибридные» войны, аккуратно подбрасывая дровишки в костёр ненависти по отношению ко всему миру, уже порядком уставшему от этих ритуальных плясок. Так, в перечисленный в начале этого обзора набор лозунгов они вносят от себя приятное дополнение, можно даже сказать, креатив:

– превратим Америку в атомный пепел
– есть вещи и поважнее мира
– зачем нам нужен мир без России?
– мы попадём в рай, а они все просто сдохнут

И уже совсем роскошное:

– на миру и смерть красна,

мол, не бойтесь, ребята, мы уже всё за вас решили, осталось обсудить только мелкие детали. Телевизор прямо-таки захлёбывается от несущегося из него воинственного клёкота. Для школьников устраиваются военизированные игры, типа, взятия Рейхстага, ученики четвёртого класса пишут сочинения на тему: письмо отцу на фронт. Кажется удивительным, что ещё никто не догадался посадить девочек шить тёплые варежки в тот же адрес. И для ещё более убедительной «поддержки штанов» все эти, как сейчас любят говорить, телевизионные «мемы», сопровождаются практически ежедневными сообщениями о разработках каких-то новых, экзотических видов вооружений, один смертоноснее другого. И до тех пор, пока «таинственная душа» русского человека будет получать кайф от этих опасных телодвижений, напрочь позабыв о том, какую чудовищную цену заплатила Россия за все, пронёсшиеся над ней катаклизмы XX века, в немалой степени, ею же и инициированные, судьба всего мира будет висеть на волоске.

Но, признаюсь, что единственная, хотя и очень слабая, надежда всё ещё у меня теплится. Надежда на то, что до того, как в каком-нибудь сегодняшнем Сараево прозвучит первый выстрел, уже нынешнему поколению русских людей надоест эта бесконечная, бессмысленная эквилибристика на изрядно потрёпанном канате, и оно наконец найдёт для своей страны правильный, а вовсе не «особый» путь.

P.S. Я предвижу, что кто-то из моих русских друзей – читателей может крепко обидеться и даже вовсе отвернуться от меня при ознакомлении с этим текстом. Мол, это клевета на русский народ. Мол, Проханов и компания – это кучка старых маразматиков, маргиналы, представляющие только самих себя, и ничего общего не имеющие с русским народом. Такому читателю я замечу: если это клевета, то пусть он объяснит мне, откуда берутся стабильные 86% в пользу режима, идеологически окормляемого, в одной упряжке с теле-соловьями, этими боговдохновенными сеятелями «основного имперского инстинкта». Никогда не поверю, что такие цифры можно получить с помощью примитивной бутылочной магии в стиле отвязного сына юриста. Бутылок попросту не хватит. И не с неба же падают эти миллионы красных гвоздик, приносимых ежегодно ко входу в Мавзолей идолопоклонниками самого кровавого в истории человечества коммунистического культа. Навряд ли это всё можно объяснить только посттравматическим синдромом в ответ на шоковую терапию 90-х. С которых, на минуточку, если кто не заметил, тоже прошло почти двадцать лет. И родилось целое поколение, для которого эти годы – не более, чем мультяшная страшилка. Пусть даже эти результаты, так называемых, выборов процентов на 30 дорисованы, но 60%, по-моему, это тоже весьма тревожное число. А, если мне возразят, что у Сталина и дорогого Леонида Ильича было 100%, то у меня на это тоже есть, что ответить: «70 лет Советов – это 2, максимум, 3 поколения. Причём, поколения, прошедшие через тиски беспрецедентного государственного террора. «Особый» путь России и все, не слишком радостные события с ним связанные, имеет протяжённость во времени 12 веков. Если считать, что век – это 3 поколения – 36 поколений. Только представьте себе: 36 поколений, живущих под прессом государства, которое держит всех своих подданных, без исключения, за бессловесных холопов. Почувствуйте разницу. Какая, блин, Европа! Скорее тут на память приходит какой-нибудь древний Египет. А уж большевики со своими циклопическими стройками коммунизма и поворотами рек чуть ли и не до пирамид додумались. И вполне могли бы, учитывая, что бесплатных рабов они имели в избытке. Недаром Твардовский писал: «Канала только не хватало, чтоб с Марса было бы видать». Легко себе представить, сколько же времени должно пройти, чтобы русские люди уразумели главную истину, лежащую в основе демократии и состоящую в том, что существование государства оправдывается лишь одной, единственной причиной и целью: службой интересам народа, утверждению власти народа, и никак не наоборот. Всё остальное – от лукавого. Хоть и звучит это маленько пафосно, да ведь ещё у очень древних евреев ровно на эту тему вышел спор с Яхве. Причём, именно Яхве предупреждал их, что государство – штука обоюдоострая. И что они ещё наплачутся со своим государством, благословения на обустройство которого они у него просили, когда наших предков совсем уж допекли буйные соседи-филистимляне. И, конечно же, Яхве оказался прав: государство-то своё они получили, но, как это часто бывает, лекарство оказалось хуже болезни.

И ещё одна популярная точка зрения состоит в том, что, якобы, русский народ традиционно равнодушен к проблемам устройства своего государства и мира. Как это у Есенина? «Мол, власти – на то они власти, а мы, мол, простой народ». И эта версия не выдерживает критики, если заглянуть в Интернет и почитать комментарии российских читателей во время недавних кампаний «по принуждению к миру», типа Грузии, Крыма и Донбасса. Там ярость благородная, всех видов и расцветок, просто сшибает с ног.

Впрочем, с чем я готов согласиться, Россия страна непредсказуемая, и бунт «бессмысленный и беспощадный» в ней возможен всегда. Февральская революция 1917 года – самое наглядное тому доказательство. Но ирония или, если хотите, подлость истории состоит в том, что склонность народа к бунту ровно ничего не доказывает. Революции со всей их поверхностной, наносной риторикой приходят и уходят, а после них в подсознании народа немедленно обнажаются нетронутые, реликтовые слои, хранящие память о его имперском прошлом. А значит – рано или поздно всё вернётся на круги своя, и совершенно не важно, под каким соусом. И долг, и ответственность правящей элиты состоит не в том, чтобы эту инерцию спекулятивно использовать в своих корыстных целях, а в том, чтобы придать энергии народа импульс в таком направлении, которое помогло бы ему выбраться из этой затхлой имперской трясины.

И в завершение моего лирического репортажа я хочу ещё раз напомнить, что у меня нет ни малейшего намерения на базе вышеизложенного строить какие-либо прогнозы и, тем более, давать какие-либо рекомендации. На это имеется множество людей соответствующего профиля и квалификации. Моё дело – постановка диагноза. И о том, насколько он точен, судить, естественно, не мне, а моему уважаемому читателю.

P.P.S. Вот только, пожалуйста этого не надо, умоляю, господа, не говорите мне про усталость народа и про нынешние низкие рейтинги. Рейтинг, вообще, не русское слово. Обещать – не значит жениться. Технологии поднятия рейтинга давно и надёжно отработаны. Давайте доживём до каких-нибудь очередных выборов и посмотрим, что будет. А рейтинги-шмейтинги – это отмазка для тех доверчивых граждан, кто и сам обманываться рад.

Виктор Бронштейн, Нью-Джерси