ЛЮДИ ПУСТЫНИ Репортаж

Сразу за Димоной погода резко испортилась. Шквалистый, боковой ветер сбивал нашу высокую машину с дороги. Руль приходилось держать крепко и включить среди белого дня дальний свет фар, потому что проклятый, злой ветер поднял над пустыней Арава море песка.

Понял, наконец, что такое настоящая песчаная буря. Машину швыряло так, что временами приходилось сбавлять скорость до 40 километров в час. Видимость изменялась чуть ли не каждую минуту. Вдруг все вокруг затягивало желтой, летящей куда-то, клубящейся тучей. В десяти метрах от машины ничего не было видно. Мир пустыни, такой тихой и солнечной всего лишь недавно, внезапно становился гневным, страшным, полным опасностей. Неподвижные прежде, редкие и жесткие кусты акации, ветер рвал "в клочья". Но и это мы замечали не часто, в мгновения случайных просветов.

В эти мгновения пустыня чернела пространством кремневым. Там буре было не так легко поднять в воздух тяжелую породу. Но пространств таких было немного. Случайные, спасительные "озарения" тут же сменялись новой атакой злого, колючего, беспощадного песка. Казалось, песок этот не мог простить коварной природе ее вероломства. Был потревожен великий покой пустыни и мертвая  "зыбь" каменистой пустыни превратилась в безумие горячей бури.

Люди в экстремальной ситуации  начинают паниковать и совершать слишком часто самоубийственные поступки. На отдых в сторону Эйлата пробивались через желтую хмарь не одни мы.

Так вот, при видимости почти нулевой, гордые владельцы автомобилей, вцепившись в руль и выпучив глаза, жали на газ, нарушая все скоростные ограничения, и шли на обгон даже на крутых поворотах через перевал.

Наш водитель невольно жался к обочине и бормотал сквозь зубы: "Кретины, идиоты!". Впрочем, эти слова были самыми нежными и безобидными ругательствами в его устах.

 Километрах в двадцати от знаменитого оазиса "101 километр" с воем сирен стали обгонять нас уже другие машины: полиции и скорой помощи. Еще минут десять пути – и вот она пробка. А на дороге настоящая, свежая свалка из искореженных машин.

Будто сам ветер застыл в изумлении. Видимость заметно улучшилась. На дороге в безумной сшибке сошлись машин восемь, не меньше. Такого я никогда не видел, даже на отчаянных трассах Израиля.

Скорость за сто километров и песчаная буря сделали свое дело. Передние три машины (из тех, кто лихо нас обгонял совсем недавно) превратились в груды металлолома. Задние пострадали меньше, но и эти долго не будут возить своих хозяев.

Кровь, носилки, врачи, полиция – и все это в сорокоградусной, страшной жаре, под атаками совершенно спятившего песка…

Как изменчив наш мир. В те минуты мы и представить себе не могли, что безумие непогоды и человеческой глупости сменится добрым детским праздником. Впрочем, почему детским? Взрослые радовались ему не меньше, чем дети.

Всего лишь через  пять  часов после той чудовищной аварии на трассе у синагоги кибуца Яхель, под высоким и чистым небом, собралось все население поселка и многочисленные гости. С вечера начали праздновать бат – мицву Регины. Человек 250 – не меньше были готовы поздравить девочку, ставшую в этот день девушкой.

Ну, кто из нас может похвастаться таким, многолюдным праздником? Расскажу о нем подробней, но прежде отмечу вот что: с годами забудет Альбина, что исполнилось ей 13 лет в год войны с Ираком, во времена экономического кризиса и непрекращающихся терактов. А вот о том, что ее праздник длился два дня, - она не забудет, номера концерта останутся в памяти, и блюда на пиршестве не забудутся, и торжественное, долгое, и смешное и серьезное, утро молитв и поздравлений в синагоге – все это станет добрым наследством "русской" девочки из Киева, выросшей в кибуце – оазисе, среди мертвой пустыни.

Потом Альбина расскажет, что родилась она в день, когда внезапно изменилась погода, стало холодно, подул ветер, и началась снежная буря. Вот и через тринадцать лет  день ее праздника начался с хамсина и редкой по силе, даже в тех неласковых местах,  песчаной бури.

 В тот же вечер, как только стало чуть потише, выбрался из уютного домика, где мы остановились, на разведку. Ветер все еще стремился вытрясти всю "душу" из пальм и акаций, но стало заметно прохладней, и песок не стремился лишить спутника зрения и не хрустел на зубах.

Иду по давно знакомому кибуцу в сторону культурного центра: трясутся пальмы, где-то, в окружающих кибуц каменистых отрогах, воет по волчьи ветер, и вдруг слышу: "Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, на высокий берег, на крутой".

Все-таки мир Израиля совершенно ирреален, неожидан, изменчив, как узоры в калейдоскопе. Ближний Восток на самой границе с Иорданией, до Красного моря и Синайской пустыни считанные десятки километров. Только-только перестала пустыня в очередной раз переделывать  свой мертвый мир, поднимая  воздух  песчаное воинство.

Где этот русский язык, где "яблони и груши" и крутые берега полноводных рек? Где та Катюша с ее девичьей тоской?

Иду на звуки песни. Впереди стеклянная стена клуба. За ней, в пятне света, девицы – плясуньи водят хоровод под бессмертную музыку Матвея Баснера. Репетируют, судя по всему, готовятся к празднику. Девчонки не знают ни слова по-русски, но хотят порадовать свою подругу в день ее бат-мицвы.

Как все просто на самом деле. Мечта той Катюши о степном орле вполне может воплотиться в мечту об орле пустынном. Правильно, точно выбрали песню подруги Альбины.

В кибуце Яхель всего две "русские" семьи. Давно знаком с ними, слежу за этими семьями с огромной симпатией. Любой оазис в глубокой пустыне – остров. И люди, живущие в нем, настоящие островитяне. Вот грянула песчаная буря, зимой бушевали здесь непроходимые водные потоки. Попал в одну такую бурю и сразу понял, как все-таки оторваны от мира подобные поселения.

И люди в них должны жить особенные. Прежде всего, их отношение друг к другу должно быть особым. Способность к компромиссу, терпимость, доброта – без этих качеств, когда изо дня в день, рядом с тобой одни и те же соседи  – выжить невозможно.

Нынче кибуцы стремительно теряют своей "коллективное" лицо, основанное на справедливости и равенстве, но прежняя закваска все еще действует. В облике людей Яхеля есть что-то особое: особое гостеприимство (удивительное для человека города) покой, радушие и достоинство.

Столько улыбок сразу, как в столовой кибуца, столько поцелуев и объятий не увидишь и за год городской жизни. Таких бурных аплодисментов на концерте, который дети и взрослые кибуца устроили для Альбины, я давно уже не слышал.

 Конечно же, и здесь не все так просто. Антипатий, непонимания друг друга, уверен в этом, вполне достаточно, но градус взаимной неприязни в пустыне настолько низок, что в моменты, когда все "колхозники" собираются вместе, он не чувствуется совершенно. Будто живет в этом месте одна дружная и любящая семья.

Знал примеры успешного входа новоприбывших в действительность Израиля. Внешне встречались случаи и более, казалось, убедительные, чем  абсорбция олим в пустыне.  Но, честное слово, судьба моих знакомых семей в Яхеле мне кажется самой счастливой.  Дима и Лена (родители Альбины), Миша и Розана оказались  в пустыне не случайно. Было, конечно, в характере этих городских людей  что-то, что увело их от суеты, скученности, духоты больших городов.

Однако, не думаю, что эти семьи затерялись бы в центре страны . И Чижики и Тер-Козаряны молоды, умны, талантливы, энергичны и дали кибуцу, в буквальном смысле слова, вторую жизнь. Дима наладил туристскую базу в оазисе. Миша провел полную реконструкцию электрической и компьютерной  жизни Яхеля. Но, главное, в том, что смогли они… скажу так, вписаться душой в законы и обычаи кибуца. Принять их всем свои существом, понять, что иначе выжить в пустыне невозможно.

В Киеве Дима Чижик был машистом электровоза. Причем любил он это дело настолько, что и в кибуце стал строить что-то вроде игрушечной железной дороги. И вдруг, после бесконечного мелькания видов за окном, внезапная остановка: тихая пауза оазиса в пустыне. Прежнюю жизнь Миши Тер-Козаряна тоже никто не посмел бы назвать оседлой.

Прочел как-то ответ выдающегося пианиста на вопрос, как он с таким профессиональным блеском умеет читать ноты? Пианист ответил, что ноты читают все одинаково. Мастерство – в умении держать паузу.

Думаю, умение это относится не только к искусству игры на музыкальном инструменте, но и вообще к жизни человеческой. Здесь тоже очень важна пауза. Не точка, нет, а именно пауза, создающая и саму красоту, и гармонию жизни.

День второй в кибуце был тих, ясен,  прохладен. Лучше погоды и не придумаешь. Песчаная буря ушла, будто чудовищный, "песчанодышащий" дракон, устав, спрятался до времени в своей мрачной пещере.

И снова от пиршества мы шли к торжественным заседаниям, а от торжеств к пиршеству. Весь кибуц жил только замечательным днем в такой, еще короткой, жизни Альбины. Весь кибуц считал своим долгом обнять и поздравить дочь Димы Чижика. Весь кибуц праздновал первый юбилей в ее жизни.

И так, как оказалось, бывает всегда, как только кому-то из детей Яхеля исполняется 13 лет. В те дни праздник получился "русским", но на очереди праздник "американский", "французский" и так далее.

 Вечером мы отправились в обратный путь. Видимость была превосходной. Мы мчались вперед на приличной скорости, но все равно нас поминутно обгоняли лихие автомобилисты, возвращающиеся из Эйлата в центр страны. Вполне возможно, это были те лихачи, кто благополучно избежал аварии в день песчаной бури.

Быстрей, быстрей, быстрей! Куда, зачем – неизвестно. Несчастные горожане, нахлестывая табун лошадей под капотом, больше всего на свете боялись остановки, снижения скорости, и понятия не имели, что такое искусство держать паузу в нашей, такой сложной и печальной, жизни.

 Одиннадцать лет назад написан этот репортаж. Многое изменилось в жизни его героев, но пустыня осталась пустыней со своими законами и своей судьбой. Да и город только подрос, но остался тем же городом, стоящим на краю пустыни.