От «И» до «Е»: история еврейских общинных центров
Материал любезно предоставлен Tablet
Вкритиках у американской еврейской общины точно нет недостатка. «Не найти таких мрачных красок, которые могли бы передать удручающую картину» нынешнего состояния евреев, замечает один из них. «Гибельная мгла равнодушия накрыла иудаизм», — присоединяется другой. Синагоги пусты, это скорее «великий вакуум», чем великие дома учения, а сегодняшняя молодежь «крикливо одевается, еще крикливее сыплет банальностями и пустыми словами» или, что еще хуже, склонна к «атеизму, агностицизму или ни-во-что-неверию», добавляют третий и четвертый пораженцы.
Звучит знакомо? Уверена, все это вы слышали. И все же, возможно, вас слегка удивит, что все эти наблюдения сделаны в конце XIX века.
И тогда, и теперь вопрос о том, как привлечь интерес и заручиться поддержкой молодого или «подрастающего» поколения, ставил в тупик даже самых вдумчивых американских еврейских лидеров. «Сегодняшний молодой израэлит живет в атмосфере беспокойного вопрошания», — заметил в 1886 году рабби Густав Готтхейл. Как нам сформулировать, «почему со всех точек зрения следует жить на еврейский лад», если вековые истины больше не кажутся верными?
Некоторые коллеги Готтхейла заламывали руки и впадали в отчаяние, что запечатлели во всех подробностях опубликованные протоколы собраний раввинов и редакционные статьи американских еврейских газет. Другие приняли вызов и, разработав изобретательную стратегию, сделали упор на общении, а не на отправлении религиозных обрядов как главной форме принадлежности к еврейству. И эта стратегия более века спустя продолжает влиять на существенную часть населения.
Идея, что молодых евреев могут собрать вместе и побудить собираться снова и снова именно общие интересы, а не религиозные связи, в последние годы XIX века и первые годы ХХ-го подвигла на создание Иудейской ассоциации молодых людей (Young Men’s Hebrew Association, YMHA, или просто «И») и ее «сестры» — Иудейской ассоциации молодых женщин.
Вначале некоторые американские евреи воспринимали YMHA как альтернативу организации ИМКА , существовавшей в Америке еще до гражданской войны. ИМКА часто была единственным на весь город общественным местом со спортивным залом и влекла к себе все больше американских евреев, стремившихся поддержать физическую форму, а это порождало опасения, что в христианских стенах этого заведения их совратят. Лидер одной еврейской общины высказался прямо: ИМКА — это «угроза».
Другие представляли себе еврейскую «И» как не столько оборонительное, сколько позитивное начинание: шанс «развить мужественность» американских евреев; место, где за разговорами о высоком, шахматными матчами и занятиями ритмической гимнастикой они могли бы «найти что-то свое», где было бы совершенно неважно, откуда приехали их родители или какого рода иудаизм они исповедуют, где можно побыть среди своих.
Сторонники И считали, что акцентировать еврейство, а не иудаизм — лучший из возможных способов привлечь молодых членов общины и удержать их в ее лоне. Джейкоба Шиффа — а для еврейской общины он был образцом мецената в конце XIX века — восхищали открывшиеся возможности. «Как миссионеры YMHA лучше девяти десятых религиозных общин», — утверждал он.
Это мнение разделял еще один поклонник организации. Деятельность YMHA, особенно Большое празднование Хануки, писал он на страницах «Джуиш мессенджер» в 1879 году, «более эффективная и убедительная проповедь, чем те, которым когда-либо внимали синагоги».
Но вскоре вокруг YMHA возникла полемика: на организацию обрушивали свои филиппики раввины, опасавшиеся, что она пошатнет главенство синагоги или, того хуже, расплодит верхоглядов, пустоголовых американских евреев, которые в курсе последних мод и «новинок», но прискорбно невежественны по части еврейской истории и традиции. YMHA, горячо уверял один из ее хулителей в 1881 году, «иудейская только по названию и потому, что все ее члены рождены евреями».
В таком случае, как исправиться? Как в большей степени «отвечать своему названию»? Как не позабыть, что «слово “иудейский” значит “иудейский”, а не атлетический, балетный, театральный и т.д.»? Несколько общинных лидеров предположили, что для И было бы лучше всего предложить более отчетливо еврейские формы занятий наряду с обычным набором секций боулинга, кружков хорового пения, театральных студий, танцевальных вечеров, программ физической подготовки и групп неженатых мужчин под названием «Убежденные холостяки». Почему бы не предлагать уроки иврита и ивритской литературы? Создать библиотеку еврейских книг. Добавить религиозные службы или, как минимум, организовывать какие-то заманчивые мероприятия вечерами по пятницам. Другие предлагали членам YMHA вести «миссионерскую работу» среди постоянно увеличивающегося иммигрантского населения американских городов — с тем, чтобы эти люди стали «гражданами от всего сердца, а не только по причине местожительства».
Эти предложения, в свою очередь, снова вызвали залп критики, на сей раз со стороны тех, кто был вполне доволен положением дел и кому была не близка идея сделать И «талмудической школой», как написал в «Америкэн исраэлит» в июне 1881 года один из участников дебатов. Его насторожило стремление преподавать иврит или предлагать лекции на этом древнем языке, и он призвал И перестать продвигать «изучение иврита как панацею от всех болезней общины».
Обнаружив, что И зашла в тупик, — ассоциация разрывалась между Торой и Терпсихорой, или «блукала в темноте», как сказал мудрый, видевший все насквозь Мордехай М. Каплан , один из самых суровых критиков американского еврейства и одновременно самый творческий его мыслитель, — несколько раввинов, и в первую очередь Каплан, предложили остроумную альтернативу: концепцию синагоги-центра, где на территорию синагоги перенесли бы спортивный зал и бассейн, танцевальные вечера и карточные игры. Эта концепция, расширяя сферу деятельности синагоги, а также ее влияние на общество, разрешала применять то, что мы сегодня назвали бы более «целостным», «синергическим» подходом к современной еврейской жизни, при котором секулярные и религиозные занятия обитают бок о бок и под одной крышей — как родственники, а не как арендаторы.
«Шул с бассейном»: так называется книга Дэвида Кауфмана, где собран богатый документальный материал о подобных центрах. Этот новый «шул» обрел популярность, особенно среди раввинов, с удовольствием воспринявших перспективу «приблизить к синагогам секулярные виды времяпрепровождения». Они надеялись, что постоянное дополнение в виде развлечений и игр, которое соседствовало бы с устоями традиционного дома молитвы, сопровождающими человека «от колыбели до могилы», привлечет американских евреев, которые иначе не переступили бы порог синагоги.
В теории идея блестящая, от нее все бы только выиграли, но сработала ли она на практике? Несколько влиятельных раввинов, в том числе Исраэль Гольдстейн из нью-йоркской «Бнай Йешурун», усомнились, а вскоре и вовсе разуверились в жизнеспособности идеи. «Игра в карты и гимнастика для похудения под эгидой синагоги не укрепили в людях ни интерес к синагоге, ни даже еврейское самосознание», — мрачно проинформировал он своих коллег-раввинов в 1928 году в то время, как по всей стране, в Бруклине и Бостоне, Кливленде и Ньюарке, помешались на синагогах-центрах. «Возможно, синагога как институт, посещаемый в конце недели, казалась отчужденной и неэффективной. Но как институт, посещаемый в будни, функционирующий через «центр», она стала банальной и даже вульгарной».
В итоге синагоги-центры погубила не столько критика и даже не столько конкуренция со стороны И (ее влияние в городской среде оставалось значительным), сколько демографическая ситуация. Просуществовавшие при жизни одного поколения, вдобавок исключительно городского, синагоги-центры пострадали от новых реалий послевоенной Америки и в конце концов исчезли. Они пали жертвой переезда горожан в пригороды, а также столкнулись со все более энергичной конкуренцией со стороны еврейских общинных центров (ЕОЦ).
Еврейские общинные центры ведут начало с периода между войнами: они были гибридом центра социальной помощи — городского института, когда-то удовлетворявшего разнообразные потребности иммигрантской части общины, — и YMHA. Еврейский общинный центр — как и синагоги-центры, с которыми его часто путали, — служил культурным аналогом системы информационного обмена: сюда окрестные евреи могли прийти, чтобы поплавать в бассейне, поиграть в баскетбол, послушать лекцию, поучиться рисовать. Однако, в отличие от синагог-центров, ЕОЦ сознательно проводил политику открытых дверей, был внеконфессионален, или, как выразился один из его поборников, «недоктринерски верен универсалиям еврейского наследия».
Последовав за своими членами в пригороды, ЕОЦ обрел второе дыхание. Правда, синагоги, особенно консервативные, процветали в послевоенной Америке, чья коллективная сосредоточенность как на религии, так и на семье неизменно обеспечивала им место на главной улице или повсюду, где градостроительные нормы были приоритетом. Но еврейский общинный центр предлагал кое-что еще: «новую разновидность еврейского квартала», как сформулировал Барри Чейзен, где евреи всех возрастов и убеждений свободно общались. Нейтральное третье пространство — не дом молитвы и не частный дом, а «комфортная среда, где евреи могут побыть вместе», вот что это такое. ЕОЦ рос, как свежезасеянный газон, сделавшись отличительной чертой образа жизни евреев в пригородах.
А что сегодня? Занятный выверт судьбы: те ЕОЦ, которые недавно вернулись в большие города или были вновь созданы на городских улицах (там их все чаще любовно называют просто Е), прочно сохраняют свои позиции. Их новое прозвание не только созвучно непринужденному настрою их членов, но также указывает на доступность и современность этого института. Тем временем у ЕОЦ, оставшихся в пригородах, дела обстоят похуже, во многих случаях у них трудности финансового и культурного толка. (Есть исключения, но я обобщаю.)
Пытаясь объяснить судьбу И, Е и ЕОЦ, мы, наверное, могли бы указать на непостоянство евреев или на изменения в практике благотворительности, или на предпочтения поколений — ох уж эти миллениалы! — или на гугл: в чем только его сегодня не винят. Но, подозреваю, здесь проявляется кое-что более масштабное и стойкое: ускользающие от всех определений взаимоотношения между иудаизмом и еврейством, между религией и мироощущением.
Много лет назад, в 1917 году, Каплан написал в дневнике: «Прежде чем мы сможем обрести иудаизм, мы должны обрести еврейство», — настаивая на том, что они идут рука об руку. Похоже, так и есть. Но как это обстоит на практике? Где и когда кончается еврейство и начинается иудаизм? Каково правильное соотношение первого со вторым?
Спустя век мы все еще ломаем над этим голову.
Оригинальная публикация: From ‘Y’ to ‘J’: The History of Jewish Community Centers
Комментариев нет:
Отправить комментарий