НЕОБХОДИМОЕ ЛЕКАРСТВО
К первой истории необходимо
краткое вступление. Немолодые репатрианты живут в Израиле, ностальгически
вздыхая по прошлому. Большая часть жизненного пути пройдена в ином мире, там
прошло детство и молодость. Там остались дорогие нашему сердцу могилы, наша
работа, привычные, а потому, как нам теперь кажется, надежные приметы быта и
даже гастрономические изыски.
Такая тоска по прошлому понятна.
Но есть и другая разновидность
ностальгии. Я бы назвал ее скрытой, подсознательной. Что, к примеру, заставило
моего соседа, уроженца г. Омска, снести вполне исправный пластиковый забор и
поставить дорогой, деревянный. Жил он за пластиком лет десять, но вдруг
приспичило. И вижу, как он своим забором доволен, как им любуется. Любит сосед
страну своего выбора, вполне доволен репатриацией, а вот без деревянного забора
вокруг участка было ему как-то беззащитно и даже неуютно.
Расскажу еще об одном
потрясении, связанном с подсознательной ностальгией. Часто встречал на подходе
к местной синагоги пожилого, седобородого человека, облаченного, как правило, в
кипу и таллит. Всегда шел он, уткнувшись в Тору, и губы этого господина
шевелились в такт прочитанного текста. В
общем, зрелище вполне обычное и привычное.
Но вот однажды пришлось
некоторое время идти за этим религиозным человеком, и, когда приблизился к нему
вплотную, вдруг услышал, как сей израильтянин мелодично напевает на чисто
русском языке: «Смело мы в бой пойдем за власть советов и как один умрем в
борьбе за это».
Понимаю, вовсе не собирался этот
господин идти куда-то в бой и, тем более, умирать за идеи Маркса - Ленина, но
все же, все же, все же… Может быть, пел он эту песню с дурацкими словами в школьном хоре много лет назад. И вдруг, по
дороге в синагогу, вернулся на мгновение в свое детство.
Теперь расскажу о случае с нашим
читателем. Надо сказать, что человек он образованный, интеллигентный,
институтский преподаватель с большим стажем, речью владеет чистой и говорит на
русском языке без всякого акцента. Так, как правило, говорят люди, не терпящие
жаргонных словечек, сленга и, тем более, мата.
- К мату, - говорит наш
читатель, - всегда испытывал брезгливое презрение, но это там, в России, а
здесь, в Израиле, мат этот буквально воскресил меня к жизни.
Дело в том, что сразу, после
репатриации, он тяжело заболел, а случилось это в самом начале девяностых
годов, когда русскую речь в больницах слышать приходилось не так часто, как
ныне.
Так вот, сделали нашему читателю
тяжелую полостную операцию, чувствовал он себя первые дни отвратительно, даже к
смерти, как он теперь признается, готовился. Лежит совершенно в чужом,
иноязычном мире и даже пожаловаться на боль и недомогание никому толком не
может.
И вот однажды, ранним утром, вывел
его из болезненного забытья голос родной, знакомый. Открыл больной глаза и
увидел уборщицу, с каким-то даже остервенением занятую мытьем полов в палате.
- Разлеглись тут! – ворчала
грудастая дама с ведром и шваброй. – Филонят, - затем повернулась к нашему бедняге
и сказала, оснащая речь крутым матюшком: - Ну, чего…. трам-тара-рам! Мать твою
туда, помог бы. Лежит здоровый мужик и смотрит, как баба корячится. Хватит
отдыхать, трам, тарарам!
- И слушаю я ее речь похабную,
как сладкую музыку, - рассказывал наш читатель. – Понял – шутит уборщица, видит
она, что лежу я под двумя капельницами, а как вдруг мне стало хорошо от этих
ненавистных прежде слов. Даже улыбнулся впервые после операции.
Тут она эту мою улыбку заметила
и подошла поближе.
- Чего лыбишься? - говорит. –
Хрен моржовый. Тебе бы бабу сейчас в койку, быстро бы оклемался…. Ну, будь
здоров!
- Скажи еще что-нибудь, -
попросил я.
Она и сказала, по новой
программе, но с той же лихой подкруткой.
С этого утра я и начал
поправляться. Понимаю, что медицина в Израиле на высоком уровне, но мне
почему-то до сих пор кажется, что поднял меня с койки тот отборный, русский
мат.
НА БЕЗРЫБЬИ
Деньги, деньги, деньги! Чем больше разной ерунды нас окружает, тем выше
их значение. Говорят, что вес того или иного ученого напрямую зависит о
количества упоминаний его имени в специальных изданиях. «Частотой цитирования»
это называется. Вполне возможно, что и качество нашей жизни тесно связано с
обилием товаров, выставленных на продажу. Что только не покупается и не
продается в нашем мире. Об одном таком любопытном случае купли-продажи я и хочу
рассказать.
История эта связана с недавним митингом сексуальных меньшинств в
Иерусалиме. Не знаю, насколько рассказанное - чистая правда, но за что купил, за то и
продаю.
Один бедняга, назовем его
Эдуардом, потерял работу. Искал ее месяц, другой, третий и совсем отчаялся.
Случай, к сожалению, типичный. Домашние, жена и дети, смотрели на отца
семейства с тайной грустью, за которой он мнительно улавливал оттенок
снисходительного презрения. Жалкое пособие и случайные заработки никак не могли
поправить настроение безработного. И он все чаще стал задумываться о досрочном
прекращении своего жизненного пути, попросту говоря – о самоубийстве.
Но тут в жизни бедняги произошел крутой «оверштаг», напрямую
связанный с упомянутым случайным заработком.
Позвонил ему однажды давний
знакомый по ульпану и предложил сто шекелей за участие в параде сексуальных
меньшинств.
- Ты что умом тронулся! –
обиделся Эдуард, забыв о политкорректности, – Какое я тебе меньшинство?!
- Им без разницы, с кем ты
спишь, - сказал приятель. – Главное – присутствие. За пару часов получишь сто шкелей,
мало тебе?
Тут безработный крепко задумался
и решил, что сто шекелей хоть и не такие уж большие деньги, но все ж-таки -
деньги. Приятель дал ему телефон
организатора. Организатор, парень толковый и обстоятельный, попросил Эдуарда
явиться на сбор в коротких шортах, разноцветной майке и добавил, что остальное
безработный получит при встрече.
И вот в назначенный час наш
отчаявшийся бедняга прибыл по адресу в пустую квартиру на первом этаже старого
Иерусалимского дома и застал там толпу таких же, как он, решивших подзаработать
бедолаг.
Каждому деньги пообещали после
проведения мероприятия, а пока выдали разного рода реквизит. Эдуарду достался
рыжий парик и накладная грудь в бюстгальтере.
И вот в таком забавном виде он и
явился на стадион, где веселились разного рода сексуальные меньшинства,
организовавшие этот «Митинг гордости» в святом городе трех религий.
Впрочем, веселились немногие.
Значительная часть собравшихся явно тяготилась невольным макияжем и не спешила
гордиться своей ориентацией. Невольно люди эти сбились в одну большую группу,
где наш безработный нашел не только своего знакомого, но и объект давней
сексуальной связи, некую Софу Либер.
Софа (это он знал точно) была замужем и растила троих детей. Здесь же
под носом почтенной дамы имелись гусарские усы, волосы были убраны под ковбойскую шляпу, а
объемный зад убран в тесные джинсы.
- Софа, - протиснулся к ней наш
безработный. – Привет! Что, плохо с работой?
Женщина с усами обрадовалась
давнему знакомому, хоть и не сразу его узнала, даже поцеловала Эдуарда в щеку.
- Возраст, - сказала Софа. –
Кому мы нужны в этом возрасте.
За разговорами с Софой время
прошло быстро. Впрочем, собравшиеся не долго гордились своим видом.
По сдаче парика и искусственной груди Эдуард
получил свои сто шекелей, проверил их на свет и, убедившись в подлинности,
спрятал денежки в потертый кошелек, где кроме этой суммы имелась еще кое-какая,
незначительная мелочь.
Но на факте честного расчета с участником «Митинга
гордости» я никак не могу поставить точку. Дело в том, что там же, на стадионе,
встретил Эдуард еще одного знакомого, наряженного почему-то в свадебное платье.
Как ни странно, новобрачный работу имел,
а согласился на халтуру из одной жадности.
Вот этот жадина в свадебном платье и помог устроиться нашему герою
сторожем на автостоянку, где Эдуард благополучно трудится по сей день. Не ахти
какая работка, но на безрыбье…
Комментариев нет:
Отправить комментарий