Признаюсь, когда-то давно я думал, что писатель Константин Симонов – еврей. Во-первых, он картавил; во-вторых, что-то в его внешности мерещилось; в-третьих, на страни- цах его книг всегда появлялись очень положительные персонажи с не вызы- вающими сомнения фамилиями. Позд- нее, обратившись к «Википедии», я узнал, что писатель не картавил, а грассировал, потому что его роди- тели – русские дворяне, княжна Обо- ленская и царский генерал Симонов («Википедия» подозревает наличие у генерала армянских корней). Но все- таки сын писателя, тоже писатель, кинематографист и общественный деятель Алексей Симонов – еврей, и это серьезный повод для нашей беседы. – Алексей Кириллович… К вам ведь так надо обращаться? Почему не Константинович? – Настоящее имя моего отца – Ки- рилл, но как человек, чуткий к языку, он понимал, что «Кирилл Михай- лович» плохо звучит из-за нагро- мождения согласных. «Константин Михайлович» звучит намного луч- ше, да и произносить удобнее и ему, и читателям. – Расскажите о ваших еврейских предках. – Моя вторая, еврейская, как я иногда говорю – лучшая половина, – она родом вся из Белоруссии: дед из Орши, бабушка из Шклова. Дед был приказчиком в рыбной лавке. У деда с бабкой было три дочери. Моя мама Евгения Самойловна Ласкина роди- лась в декабре 1914 г., в школу пошла еще в Орше, но в начале 1920-х, когда начался НЭП, семья перебралась в Москву, дед открыл на паях магазин на Болотной площади. А потом на- чались все приключения, которые были у нэпманов… Когда деда вы- пустили из третьей ссылки, квар- тиру, которую он купил для матери, уже уплотнили, и матери там оста- лась одна комната. В 1937-м у матери арестовали первого мужа, увезли 1 сентября. Это был Яков Харон, ве- ликий звукооператор и замечатель- ный человек. Она училась сначала в электроламповом техникуме, а в 1936 г. поступила в Литинститут. Она единственная из дочек деда, по- лучившая высшее образование. Это было связано с теми неприятностя- ми, которые обрушились на дедову голову в связи с изменением воз- зрений у советской власти. У мамы были очень симпатичные родствен- ники. Ее двоюродный брат, Борис Савельевич Ласкин, автор сценария «Карнавальной ночи», песен «Спят курганы темные», «Три танкиста» и даже «Нас в грозный бой послал то- варищ Сталин…», был одним из ве- дущих советских юмористов. Мама поступила на редакторский факуль- тет, потому что писать она крайне не любила. 22 июня 1941 г. ей вру- чили диплом, и она пошла работать в танковую промышленность. Уж какими путями, я вам не скажу, по- тому что не знаю, но к концу войны мама заведовала отделом снабжения цветными металлами Наркомата тя- желой промышленности. В 1947-м она ушла из Наркомтяжпрома и по- шла работать по своей литературной специальности – ее взяли в литера- турно-драматическое вещание на телевидение. Литдрамвещанием на ее «счастье» заведовал Сергей Геор- гиевич Лапин, который сами знаете какой был любитель этих еврейцев. В 1948-м ее оттуда вычистили, в 1949-м, в ходе борьбы с «космопо- литами», арестовали тетку, и мать не могла устроиться на работу вплоть до 1956-го. Все эти годы отец нас так или иначе содержал и поддерживал. Вот, собственно говоря, и вся моя ев- рейская линия. – А как Константин Симонов относился к евреям? Судя по неко- торым персонажам его произведе- ний, – неплохо. – Почему нужно судить только по персонажам произведений? А что, реальные женщины не в счет? Что касается любви – двух жен, стопро- центных евреек, никак не отменишь. Правда, с первой он жил в незареги- стрированном браке. Это была Ата Типот, дочь писателя Виктора Яков- левича Типота. – Типот – это же псевдоним? Его настоящая фамилия Гинзбург. Он автор либретто советских опе- ретт «Свадьба в Малиновке», «Девичий переполох», «Вольный ветер» и брат Лидии Гинзбург, зна- менитого литературоведа. – Да. Его дочь Ата Типот – Наталья Викторовна Соколова-Гинзбург – в дальнейшем стала очень приличной писательницей, писала прозу. А моя мать никакой прозы не писала, но она была удивительно тонким спе- циалистом по стихам. Она отлича- лась потрясающим чутьем, и наш книжный шкаф был забит книгами с дарственными надписями авто- ров. Достаточно сказать, что первая книжка Давида Самойлова «Ближ- ние страны» у нас есть с надписью: «Моему первому редактору и кри- тику». Редактором бала мать, крити- ком был я. Есть десяток книг Бориса Слуцкого, он пишет: «Председате- лю единственного колхоза, в кото- ром я состоял». У Жени Евтушенко есть стихи, посвященные моей маме. Помните знаменитое стихотворе- ние Давида Самойлова «Я зарастаю памятью, как лесом зарастает пу- стошь…»? Там сверху стоит посвя- щение «Е. Л.» – это и есть Евгения Ласкина. – Известно, что Константин Си- монов, лауреат шести Сталинских премий, заместитель генерального секретаря Союза писателей СССР, принимал участие в кампании про- тив «безродных космополитов». Правда ли это? – Его участие в кампании про- тив «космополитов» – это чистая правда. Другой разговор, как и поче- му это было. Не могу сказать, что он этим гордился. Не могу сказать даже, что он считал это достойным поступ- ком. Но тем не менее он это сделал, потому что по жизненной ситуации, которая была, иначе не мог. Так ему казалось, по крайней мере. Или не хо- тел рисковать тем положением, кото- рое занимал в это время. А было это в 1948–1949 гг., как мы помним. – А правда ли, что, участвуя в этих кампаниях, он деньгами по- могал их жертвам? Вы что-то об этом знаете? – Знаю, конечно. Как об этом мож- но не знать? Он долгое время полно- стью содержал семью драматурга и театрального критика Борщагов- ского, которого сам первый назвал «космополитом»… – Напомним читателям самую известную сценарную работу Бор- щаговского – рассказ, по которому был снят фильм «Три тополя на Плющихе». Но это было потом. – Перед тем, как делать доклад в Центральном доме литераторов, он вызвал Александра Михайловича к себе и сказал: «Саша, завтра я буду делать доклад о „космополитах“. Ты находишься в списке обязательных фамилий, и я тебя обязательно на- зову. Для тебя это будет означать исключение из партии и потерю за- работка на довольно значительное время. Возьми деньги сейчас; если надо будет, обратишься еще раз». Он помог и пострадавшему, правда, не по «пятому пункту», Зощенко. Но ему помог не деньгами, а сделал значительно больше: в самое мерт- вое время он напечатал «Партизан- ские рассказы» – рассказы плохие, не делающие чести Зощенко, но вер- нувшие в литературу это имя. Все это было. Понимаете, мне не очень нравится время, в которое я живу, но по сравнению с тем, как жили они, мы живем в свободной, не напря- женной, не ставящей перед трагиче- ским выбором ситуации. – Давайте поговорим о еврейской, точнее, израильской жизни само- го знаменитого стихотворения Константина Симонова – «Жди меня». – Отец написал это стихотворение в самом начале войны, опубликовано оно было не сразу, а в январе 1942 г. И вот в 1943-м на берегу Хайфской гавани, на базе, где расквартированы бойцы Еврейской бригады британ- ской армии, сражавшейся с фаши- стами, сидит на дежурстве молодой солдат и читает книжку «Стихи о любви» Константина Симонова в переводах Авраама Шлёнского... – Шлёнский ведь гениально перево- дил русскую литературу на иврит. Его перевод «Евгения Онегина» – это шедевр… – Да, абсолютно гениальный пе- реводчик. И вот на первой страни- це книжки – «Ат хаки ли», «Жди меня». Солдата захватило это сти- хотворение – у него тоже где-то в Австрии, откуда он сумел убежать, остались родные. Он начинает петь эти стихи, у него хороший голос. Ря- дом в казарме ночевала концертная бригада. Солдат разбудил здорово- го бугая, который играл на аккор- деоне: ты же грамотный, запиши мелодию. Тот записал и говорит: «Ну-ка, спой!» Солдат спел, это по- нравилось, песню взяли в програм- му, а этого мальчика, которого звали Соломон Дойчер, а потом в Израи- ле – Шломо Дрори, взяли в концерт- ную бригаду. Песню эту провезли по всем фронтам, где в английских частях воевали евреи, и она стала самой популярной в Еврейской бри- гаде. Согласитесь, у стихотворения началась другая жизнь. И я о ней не знал, и эту песню услышал почти слу- чайно. Но вот в 1998 г. сижу я как-то в своей квартире в Москве, на Крас- ноармейской улице. Раздается зво- нок. Звонит Саша Любимов из про- граммы «Взгляд» и рассказывает о парне, который во время первой че- ченской войны три года был в плену, и он там повторял это стихотворе- ние, думая, что это молитва. Я тогда участвовал в передаче с этим парнем, рассказал историю этого стихотво- рения, сказал о том, что 30 советских композиторов писали на эти стихи песню, и ни одна из 30 мелодий так и не «приросла» к этим стихам. А через какое-то время мне опять зво- нят из «Взгляда»: вам при- шел пакет. Пакет был от замечательного человека Илюши Войтовецкого, ко- торый, к сожалению, умер в Израиле два года назад. Он писал: «Дорогой Алексей Кириллович, вы говорили, что нет мелодии для этого стихотворения, а она есть. Вот эта мелодия, ее поет вся наша страна, вот как это звучит на иврите…» Он прислал кассету и запи- сал текст русскими буква- ми. Короче, Илюша Войто- вецкий познакомил меня с этой песней, а потом я приехал в Израиль снимать ее авто- ра – Шломо Дрори. Ему было 80 лет, и он спел эту песню в картине 2005 г., которую я снял к 90-летию отца. В стихотворении «Жди меня» есть что-то молитвенное, но нет более молитвенного языка, чем иврит. И в переводе Шлёнского это угадано, и в мелодии Дрори угадано, а из совет- ских композиторов никто угадать этого не мог. Вот так и получилось, что на русском языке этой песни нет, а на иврите она есть. А в России израильская песня «Ат хаки ли» – «Жди меня» – впервые прозвучала в 1999 г., когда мне исполнилось 60. Я включил в Центральном доме ак- тера эту песню в записи и сказал, что впервые стихи моего отца звучат на древнем языке моей матери.
Записал Виктор ШАПИРО
Комментариев нет:
Отправить комментарий