«Не на небе». Недельная глава «Ницавим-Вайелех»
«Не на небе»
В конце 1960‑х, когда я учился в университете, все знали историю про некую американскую еврейку, которая, разменяв седьмой десяток, поехала на север Индии, чтобы увидеть знаменитого гуру. Огромные толпы дожидались встречи со святым человеком, но еврейка протолкалась вперед, твердя, что ей нужно увидеться с ним безотлагательно. Наконец она вошла в шатер и предстала перед наставником. То, что она ему сказала, вошло в легенду. Вот ее слова: «Марвин, послушай, что скажет тебе мама. Хватит уже. Вернись домой».
Начиная с 60‑х годов ХХ века евреи приобщались к самым разным религиям и культурам, за одним заметным исключением: обходя вниманием свою собственную религию и культуру. Если же заглянуть в историю, в иудаизме были свои мистики и мастера медитации, свои поэты и философы, свои святые люди (как мужчины, так и женщины), провидцы и пророки. Зачастую складывалось впечатление: чем дальше, чужероднее и непривычнее для нас некий источник духовного просветления, тем горячее мы жаждем к нему прильнуть. Далекое нам милее, чем близкое.
Раньше я считал это уникальной особенностью нашей странной эпохи, но на самом деле уже Моше предвидел, что в будущем евреи скажут: в поисках вдохновения мы должны взойти на небо или отправиться за море. Мол, вдохновение везде, где нас нет. И так действительно происходило в течение большей части истории Израиля в периоды Первого и Второго храмов. Сначала наступила эпоха, когда народ, поддавшись соблазну, потянулся к божествам окрестных народов: Баалю ханаанеев, Кемошу моавитян или Мардуку и Астарте в Вавилоне. Позднее, во времена Второго храма, евреев пленил эллинизм. Этот странный феномен лучше всего описать незабываемой фразой Граучо Маркса: «Я откажусь от членства в любом клубе, куда готовы принять такого человека, как я». У евреев давно есть склонность влюбляться в тех, кто их не любит, и вступать едва ли не на любой духовный путь при условии, что это не путь их народа.
Когда великие умы отходят от иудаизма, иудаизм теряет эти великие умы. Когда те, кто находится в духовном поиске, устремляются к иным ориентирам, еврейская духовная жизнь страдает. Причем, как правило, это происходит таким парадоксальным образом, о котором говорил Моше. Это происходит не во времена обнищания, а во времена процветания, не в век рабства, а в век свободы. Когда у нас, казалось бы, нет почти ничего, за что стоило бы благодарить Б‑га, мы Его благодарим. А когда у нас полно всего, мы забываем выразить Ему благодарность.
Евреи поклонялись идолам и эллинизировались как раз в эпохи Храма, когда они жили на своей земле, обладая суверенитетом или, в другие периоды, автономией. В Европе евреи отошли от иудаизма в эпоху, совпавшую с эмансипацией конца XVIII — начала XX века, то есть тем временем, когда евреи впервые получили гражданские права.
В большинстве случаев культура окружающих народов была враждебна евреям и иудаизму. Тем не менее евреи были склонны перенимать эту культуру, отвергавшую их, вместо того чтобы держаться за собственную культуру, полученную по праву рождения и по наследству, — ту культуру, где они могли чувствовать себя, как дома. Результаты этих процессов нередко оборачивались трагедией.
То, что сыны Израиля стали поклоняться Баалю, не побудило ханаанеян оказать им радушный прием. То, что евреи эллинизировались, не помогало им завоевать симпатии древних греков и римлян. В XIX веке отказ евреев от иудаизма не поборол, а, наоборот, подогрел антисемитизм. Это подтверждает убедительность уверений Моше: чтобы отыскать истину, красоту и духовность, не надо ни восходить на небо, ни отправляться за море. «Эти повеления очень близки к вам, они в ваших устах и в вашем сердце, и [вы должны] исполнять их!»
В результате евреи обогатили другие культуры больше, чем свою. В Восьмую симфонию Малера включена католическая месса. Ирвинг Берлин, сын хазана, написал знаменитую песню «Я мечтаю о белоснежном Рождестве». Феликс Мендельсон, внук одного из первых «просвещенных» евреев Моисея Мендельсона , сочинял церковную музыку и восстановил репутацию забытых тогда «Страстей по Матфею» Иоганна‑Себастьяна Баха. Симона Вейль, принадлежащая к числу самых глубоких христианских мыслителей ХХ века, та, кого Альбер Камю называл «единственной в наши времена великой душой», родилась в еврейской семье. В еврейской семье родилась и Эдит Штайн , прославляемая католической церковью как святая и мученица. Между тем она погибла в Аушвице, потому что в глазах нацистов была еврейкой.
В чем же дело? Это Европа не смогла принять еврейство евреев и иудаизм как таковой? Или иудаизм не справился с проблемой, на которую натолкнулся? Все так сложно, что простые объяснения неприемлемы. И все же в процессе тех перемен мы потеряли великое искусство, великие интеллектуальные достижения, великие души и умы.
Затем и в Израиле, и в диаспоре ситуация до какой‑то степени изменилась. Еврейская музыка обогатилась множеством новых произведений, возродился еврейский мистицизм. Появились крупные еврейские писатели и мыслители. Но в области духовной жизни мы и сегодня достигаем меньшего, чем могли бы. Самые глубокие корни духовной жизни питаются тем, что есть внутри, что уже заложено в определенной культуре, традиции, ментальности. Питаются синтаксисом и семантикой родного языка души: «Эти повеления очень близки к вам, они в ваших устах и в вашем сердце, и [вы должны] исполнять их!» (Дварим, 30:14).
Красота еврейской духовной жизни в том, что в иудаизме Б‑г находится очень близко. Чтобы ощутить Б‑жественное присутствие, вам не нужно взбираться на гору или входить в ашрам. Вот оно: за столом во время субботней трапезы, в сиянии свеч, бесхитростной святости халы и вина для кидуша, в похвальных словах «Эшет хаиль» и благословении детей, в душевном спокойствии, которое обретаешь, когда на один день отстраняешься от мира, — пусть, мол, мир сам о себе заботится, — и восславляешь то хорошее, что дает отдых, а не работа, удовольствия не от покупок, а от того, что вы имеете и так: дары, которые есть с самого начала, но недосуг оценить их по достоинству.
В иудаизме Б‑г рядом с нами. Он в поэзии псалмов. Он слушает наши споры, когда мы изучаем очередной лист Талмуда или предлагаем новые истолкования древних текстов. Он в радости праздничных дней, в слезах на Тиша бе‑ав, в эхе шофара на Рош а‑Шана и в раскаянии на Йом Кипур. Он в воздухе земли Израиля и в камнях Иерусалима, где древнейшее из древнего и новейшее из нового идут рука об руку, как закадычные друзья.
Б‑г рядом с нами. Иудаизму не понадобились соборы и монастыри, заумная теология и хитроумная метафизика, пусть все это и красиво, потому что для нас Б‑г — это Б‑г всякого человека и всех мест, Б‑г, у которого найдется время для каждого, Б‑г, который встречается с нами везде, куда бы нас ни занесло, если мы готовы распахнуть перед Ним двери своей души.
Я раввин. Двадцать два года я был главным раввином. Но в конечном счете я полагаю, что мы, раввины, не приложили достаточных усилий, чтобы помочь людям распахнуть двери, сознание и сердца Присутствию‑Стоящему‑за‑Вселенной, Сотворившему‑Нас‑в‑Любви — тому Присутствию, которое так хорошо знали и так любили наши предки. А все потому, что мы боялись. Боялись трудных вопросов, которые ставит перед нашим интеллектом культура, подвергающаяся все большей секуляризации. Боялись общественных и социальных сложностей, которые возникают, когда живешь в мире, будучи не вполне от мира сего. Боялись тяжелых чувств, возникающих, когда при нас критикуют и осуждают евреев, иудаизм или Государство Израиль. Поэтому мы отступили и укрылись за высокой стеной, решив, что за ней мы в безопасности. Но высокие стены никогда не обеспечат безопасность, а лишь привьют боязливость . Единственный способ обеспечить безопасность — бесстрашно бороться с трудностями и вдохновлять других людей бороться.
Когда Моше произнес эти необычайные слова: «Они не на небе <…> Не за морем они» (Дварим, 30:12–13), он имел в виду следующее: «Киндерлех , ваши родители, услышав голос Б‑жий у Синая, задрожали. Они испытали потрясение. Они сказали: мы умрем, если опять услышим это. И тогда Б‑г изыскал способы для того, чтобы вы могли встречаться с Ним, не испытывая потрясения. Да, Он — Творец, Владыка, высшая сила, первопричина всего, Тот, Кто движет планетами и звездами. Но в то же время Он — родитель, партнер, возлюбленный, друг. Он — Шхина, а это слово образовано от “шахен”, означающее “ближайший сосед”.
Поэтому благодарите Его каждое утро за дар жизни. Два раза в день читайте “Шма”, чтобы получить дар любви. На молитве пусть ваши голоса вольются в хор других, чтобы Его дух мог течь через вас, даруя силы и мужество изменять мир. Если вы Его не видите, то лишь потому, что не туда смотрите. Если вам кажется, что Он отсутствует, на самом деле Он здесь, за дверью, но эту дверь вы должны открыть сами.
Не обходитесь с Ним так, будто Он вам чужой. Он вас любит. Он в вас верит. Он желает вам успеха. Чтобы найти Его, вам не понадобится ни взойти на небо, ни отправляться за море. Именно Его голос вы слышите, когда душа погружается в тишину. Именно Его свет вы видите, когда широко открываете глаза, впуская в себя чудо этого мира. Именно Его руку вы нащупываете в бездне отчаяния. Именно Его дыхание вливает в вас жизнь».
Обновить дни наши
Час пробил. Моше стоит на пороге смерти. Еще раньше, на его глазах, ушли из жизни его сестра Мирьям и брат Аарон. И теперь Моше молит Б‑га не о том, чтобы жить вечно, и даже не о том, чтобы пожить подольше, а лишь о том, что несложно даровать: «Позволь же мне перейти [эту реку] и увидеть прекрасную страну, что по ту сторону Иордана» (Дварим, 3:25). Позволь мне завершить путешествие в намеченной точке. Позволь достичь пункта назначения. Но Б‑г не соглашается. «Полно тебе! — ответил Г‑сподь. — Не говори Мне больше об этом!» (Дварим, 3:26).
Б‑г откликался едва ли не на все остальные молитвы Моше, но отказался выполнить эту его просьбу .
Что же сделал Моше в последние дни своей жизни? Он отдал два повеления — последние из 613 заповедей, возымевшие большие последствия в будущем иудаизма и еврейского народа. Первую из этих двух заповедей принято называть «акэль». Она предписывает царю раз в семь лет, после года шмиты, собирать народ на Суккот:
«Каждый седьмой год, в год прощения [долгов], в праздник Суккот, когда весь Израиль придет, чтобы предстать пред Г‑сподом, вашим Б‑гом, на том месте, которое Он изберет, читайте это Учение вслух всему Израилю. Соберите [весь] народ — мужчин, женщин и детей, а также переселенцев, которые [живут] в ваших городах, — чтобы они слушали и учились, чтобы они боялись Г‑спода, вашего Б‑га, и неукоснительно соблюдали все слова этого Учения. Пусть их дети, которые [еще] не знают [этого], слушают, пусть и они научатся бояться Г‑спода, вашего Б‑га, — всегда, пока вы живете на земле, на которой вы окажетесь, перейдя Иордан, и которой овладеете».
В последующих книгах Танаха нет четких упоминаний об этой заповеди, но есть рассказы об очень похожих собраниях: церемониях обновления завета, когда царь (или фигура похожего уровня), собрав всю нацию, зачитывал отрывки из Торы или напоминал об истории нации, а также призывал собравшихся подтвердить условия, на которых они обрели свое предназначение народа, заключившего завет с Б‑гом.
По сути именно этим занимался Моше в последний месяц своей жизни. Книга Дварим не что иное, как повторное утверждение завета спустя почти сорок лет, после смены одного поколения с тех пор, как на горе Синай завет был заключен первоначально. Еще один пример находим в последней главе книги Йеошуа (Йеошуа, 24), который выполнил свою миссию в качестве преемника Моше: перевел народ через Иордан, руководил им в сражениях и заселил страну.
Третий пример — то, что произошло спустя много веков, в царствование Йошияу. Его дед, Менаше, правивший 55 лет, был одним из худших царей Иудеи: он ввел различные формы идолопоклонства, в том числе принесение в жертву детей. Йошияу постарался вернуть народ к вере, повелев, в том числе, очистить и отремонтировать Храм. Именно в ходе этой реставрации была найдена копия Торы , которую замуровали в тайнике, чтобы ее не нашли и не уничтожили в многолетний период расцвета идолопоклонства и забвения Торы. Царь, потрясенный находкой, созвал всенародное собрание по типу «акэля»:
«И разослал царь (гонцов), и собрали к нему всех старейшин Иудеи и Иерусалима. И взошел царь в Дом Г‑сподень, а все иудеи, и все жители Иерусалима с ним, и священники, и пророки, и весь народ от мала до велика, и прочел им вслух все слова Книги Завета, найденной в Доме Г‑споднем. И встал царь на помост и заключил пред лицом Г‑сподним завет — следовать за Г‑сподом и соблюдать заповеди, свидетельства и законы Его от всего сердца и от всей души, чтобы выполнить слова этого завета, написанные в Книге этой. И весь народ вступил в завет» (Млахим II, 23:1–3).
Самой знаменитой церемонией по типу «акэля» стало всенародное собрание, которое созвали Эзра и Нехемья после возвращения из Вавилона второй группы евреев — так сказать, второй волны репатриантов (Нехемья, 8–10). Стоя на возвышении у храмовых ворот, Эзра читал Тору собравшимся, причем расставил в толпе левитов, чтобы они объясняли людям смысл прочитанного. Эта церемония, начавшаяся на Рош а‑Шана, достигла кульминации после Суккот, когда люди коллективно «пришли с клятвой и присягой (в том), чтобы следовать Торе Б‑жьей, которая дана была через Моше, раба Г‑сподня, и чтобы соблюдать и исполнять все заповеди Г‑спода Б‑га нашего, и законы Его, и уставы» (Нехемья, 10:29).
Другая заповедь — последняя, которую Моше дал народу, — содержалась в словах: «А теперь запишите себе вот эту песнь. Научи ей сынов Израиля» (Дварим, 31:19), понимаемых раввинистической традицией как заповедь переписать или, самое малое, поучаствовать в переписывании Сефер Тора. Почему именно тогда были даны эти две заповеди?
Тем самым была заключена договоренность о чем‑то важном. Вспомните: возникло ощущение, будто Б‑г резко отмел просьбу Моше о дозволении перейти Иордан: «Полно тебе… Не говори Мне больше об этом». Неужели это и есть Тора и вознаграждение за верность ей? Неужели Б‑г так отплатил величайшему из пророков? Разумеется, нет, все обстоит иначе.
В двух последних заповедях Б‑г открыл Моше, а его устами — евреям всех веков, что представляет собой бессмертие на земле, а не только на небе. Мы смертны, потому что мы физические существа, а ни один физический организм не способен быть бессмертным. Мы растем, стареем, дряхлеем и умираем. Но мы не только физические существа. Мы также существа духовные. В этих двух последних заповедях нам объясняют, что значит быть частью духа, который уже тысячи лет живет, не умирая, и который не умрет, пока существуют солнце, луна и звезды .
Б‑г показал Моше, а его устами — и нам, как влиться в цивилизацию, которая никогда не стареет. Она остается молодой, потому что снова и снова самообновляется. В последних двух заповедях Торы речь идет об обновлении — сначала коллективном, а затем индивидуальном.
«Акэль», церемония обновления завета, проводимая каждые семь лет, гарантировала, что нация будет регулярно посвящать себя своей миссии. И я замечаю, что в мире есть страна, где эта церемония обновления завета совершается и ныне, — это Соединенные Штаты.
Понятие завета играло решающую роль в политической жизни Европы XVI–XVII веков, особенно в Женеве Кальвина, а также в Шотландии, Голландии и Англии. Однако самое долгосрочное влияние оно оказало на Америку, куда его принесли первые колонисты‑пуритане. Это понятие до сих пор остается частью американской политической культуры. Инаугурационная речь едва ли не каждого американского президента (а инаугурации начиная с 1789 года проводятся с интервалом в четыре года) была, явно или неявно, церемонией обновления завета, современной формой «акэля».
В 1987 году, выступая на праздновании 200‑летия американской Конституции, президент Рональд Рейган назвал конституцию «заветом своего рода, который мы заключили не только с самими собой, но и со всем человечеством… Это человеческий завет; да, человеческий, но, более того, это завет с Высшим Существом, к которому наши отцы‑основатели постоянно взывали о помощи». Долг Америки, сказал он, в том, чтобы «постоянно обновлять свой завет с человечеством… Завершить труд, начатый 200 лет назад, тот великий благородный труд, который подобает особому призванию Америки, — добиться, чтобы восторжествовала свобода человека под властью Б‑га ».
Если «акэль» — обновление нации, то заповедь, предписывающая каждому из нас принять участие в переписывании нового экземпляра Сефер Торы, — обновление личное. Этим предписанием Моше дал понять всем грядущим поколениям: недостаточно заявлять: «Я получил Тору от родителей (или бабушек и дедушек, или прадедов)». Вы должны взять Тору и обновить ее в каждом поколении.
Вот одна из самых поразительных особенностей еврейской жизни: евреи от Израиля до Пало‑Альто чуть ли не активнее всех пользуются информационными технологиями, а их вклад в развитие этой отрасли (Гугл, фейсбук , Waze) диспропорционально велик. Но Тору мы до сих пор переписываем точно так же, как тысячи лет назад, — от руки, пером, на пергаментном свитке. Это не парадокс, а глубокая истина. Те, кто берет с собой в путь свое прошлое, может строить будущее, ничего не боясь.
Обновление — одно из самых трудных человеческих дел. Несколько лет назад я разговаривал с человеком, которому вскоре предстояло стать премьер‑министром Великобритании. В беседе со мной он заметил: «Истовее всего я молюсь о том, чтобы, когда мы войдем туда (то есть в резиденцию на Даунинг‑стрит, 10), никогда не забывать, зачем я туда стремился». Наверное, ему вспоминалась при этом фраза Гарольда Макмиллана, британского премьер‑министра в 1957–1963 годах. Когда Макмиллана спросили, чего он больше всего страшится в политической жизни, тот ответил: «Событий, дружище, событий».
Случается всякое. Нас увлекают за собой сиюминутные веяния, мы увязаем в проблемах, возникших не по нашей вине, или ложимся в дрейф. Всякий раз, когда такое происходит, — неважно, с конкретным человеком, институтом или целой нацией, — мы старимся. Мы забываем, кто мы такие и зачем сюда пришли. В конце концов нас обгоняют люди (или организации, или культуры), которые моложе нас, или они жадны до жизни больше, чем мы, или они целеустремленнее нас.
И единственный способ оставаться молодым, жадным до жизни, целеустремленным — периодически самообновляться, напоминать себе, откуда мы пришли, куда и зачем идем. Каким идеалам мы верны? Каких целей нас призывают достичь, приняв эстафету от предков? О чем эта история, действующими лицами которой мы являемся?
В этом свете очень уместно и красиво то, что в миг, когда величайший из пророков осмысляет свою бренность, Б‑г открывает ему и нам секрет бессмертия не только на небе, но и на земле. Ибо когда мы соблюдаем условия завета и затем обновляем его в своей жизни, мы продолжаем жить в тех, кто придет после нас: в детях, в учениках, или в тех, кому мы помогли, или в тех, на кого повлияли. Мы «обновляем дни наши, как древле» (Эйха, 5:21). Моше умер, но то, чему он учил и к чему стремился, продолжает жить.
Комментариев нет:
Отправить комментарий