Эдуард Малинский | Закат Европы
Сбудется ли прогноз Шпенглера?
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
«…сделана попытка определить историческое будущее той культуры, которая сейчас проходит период завершения, именно культуры Западной Европы»
(Освальд Шпенглер «Закат Европы»)
Немецкий философ Освальд Шпенглер (1880–1936) опубликовал в 1918 году свой труд под весьма актуальным в то время названием – «Закат Европы»: в Европе полыхало пламя Первой мировой войны.
Но название книги никоим образом не было привязано к этой кровавой бойне. Автор мыслил масштабами не отдельно взятого незначительного периода времени, а сотнями и даже тысячами лет: он рассматривал цикличность развития цивилизаций – периоды их зарождения, развития и упадка.
Пессимистический прогноз Шпенглера для Европы состоял в том, что Европу в ближайшее – разумеется, по историческим меркам – время ожидает упадок и гибель на фоне торжества более юных народов и чужеземных завоевателей.
Более конкретных данных немецкий философ, понятно, привести не мог. Поскольку волею судьбы наше поколение оказалось очевидцем и современником указанного Шпенглером периода времени крушения европейской цивилизации, само собою, именно ему, этому поколению, предстоит проверить достоверность прогноза немецкого философа. Поэтому возьмем на себя смелость попытаться решить данную задачу.
Каждый аналитик волен выбирать тот предмет для анализа, который представляется ему наиболее подходящим для достижения поставленной цели. Мы выбираем исследование понятия социального государства, т.к. именно эту модель государства исповедуют наиболее продвинутые страны Запада для своего развития в указанные Шпенглером годы.
И выбор этот, кажется нам, обусловлен тем, что именно это качество продвинутых стран современной Европы несет в себе зародыш их гибели, т.е. является причиной, правда, опосредованной, тех изменений в Европе, которые приведут неотвратимо к ее закату: в конечном счете, всё в природе и обществе подчиняется законам диалектического развития.
…Понятие «социальное государство» впервые употребил в 1850 году Лоренц фон Штейн
(1815–1890), германский философ, правовед, историк, экономист, основоположник теории социального государства.
Именно он включил в перечень функций такого государства «поддержание абсолютного равенства в правах для всех различных общественных классов, в т.ч. для отдельно взятой личности посредством своей власти».
Т.е. государство, согласно Штейну, обязано способствовать экономическому и общественному прогрессу всех своих граждан.
Конечно же, понимание социальной справедливости менялось со временем и тем интересна его эволюция: чтобы осознать его влияние на человека и человечество в целом, а также понять, каким должно быть социально справедливое общество и какие социально-экономические взаимоотношения между людьми в таком обществе должны быть, необходимо совершить экскурс в очень далекое историческое прошлое человечества, в его ещё античные времена.
Впервые размышления о политическом измерении человеческого существования попали в фокус внимания мыслителей Древней Греции и Рима.
Уже в античном Риме в основе первичного принципа справедливости лежал закон Талиона lex talionis (Закон Возмездия и Воздаяния), суть которого: мера наказания должна соответствовать преступлению, а мера воздаяния – мере заслуг человека перед обществом.
А вот учитель Платона Сократ к этому закону делает весьма важное дополнение, он к правам члена общества добавляет и обязанность:
«Справедливость в идеальном государстве основана на обязанностях и долге каждого гражданина делать то, на что он более способен по своей природе».
Как это созвучно со знакомым нам ещё со школьной скамьи принципом: «Кто не работает, тот не ест!»
Ибо народ – это население страны, объединённое согласием с законами своих социально-экономических взаимоотношений!
Это же утверждает и Освальд Шпенглер:
«Народ – это объединение людей, которые чувствуют себя единым целым».
А сейчас из античной эпохи перенесёмся в новую историю развития принципов социального государства.
Растущее давление рабочего и профсоюзного движения, опасения по поводу возможного усиления социалистов заставляли правительства промышленно развитых стран идти на социальные уступки.
В Германии канцлер Отто фон Бисмарк, а позднее и сам кайзер, прямо предупреждали о такой угрозе. Советники канцлера инициировали в Германии разработку нормативных правовых актов об обязательном социальном страховании профессиональных групп работников. Это позволяло аккумулировать финансовые ресурсы в больничных кассах как гарантии качественной медицинской и реабилитационной помощи и высокого уровня страховых выплат.
Такая социально-правовая конструкция получила условное название «модель Бисмарка» и в модифицированном виде использовалась долгое время в Германии и некоторых других странах. В 1871 г. Германия вводит государственное социальное страхование от несчастных случаев на производстве, в 1880 г. – финансирование медицинской помощи, в 1883 г. – пособия по болезни.
Социальное страхование от несчастного случая было введено и в других странах: в Австрии в 1887 г., во Франции – в 1898 г., в Норвегии – в 1894 г., Новой Зеландии – в 1900 г., Швеции – в 1901 г., а медицинское страхование стало государственным в Австрии в 1888 г., в Норвегии – в 1909 г.
А как же претворялись в жизнь идеи социальной справедливости в мировом сообществе уже в наше время, после Второй мировой войны?
В то время как Соединенные Штаты вышли из войны экономическим лидером, Старый Свет лежал в руинах, а коммунистическая альтернатива традиционному пути развития была едва ли не на пике популярности, как и внешнеполитический престиж Советского Союза. Европе требовалась такая модель, которая позволила бы сохранить преимущества капиталистической экономики, а также избежать соблазнов построения авторитарных режимов и копирования советского строя.
И потому тогда же в Европе наблюдался всплеск симпатий к идеалу социального государства, под которым понимался умеренный демократический социализм: Европа тех лет характеризуется приходом социал-демократов к власти национализацией здравоохранения, транспорта, энергетики, тяжёлой и добывающей промышленности.
Наиболее полно модель государства всеобщего благосостояния на практике была реализована в скандинавских государствах – Норвегии, Дании, Финляндии, Исландии и Швеции. Выбранный ими путь развития иногда называют скандинавским социализмом, или «северной моделью».
…Послевоенная Германия возвратилась к идее и ценностям социального государства. Конституция ФРГ 1949 г. в ст. 20 провозгласила Германию «демократическим и социальным федеральным государством».
Читатели, знакомые с немецким фильмом 50-х годов «Розы для господина прокурора», получили наглядное представление об экономических успехах ФРГ тех лет.
И другие страны Европы пошли по такому же пути.
С 1958 г., согласно конституции, «Франция является неделимой, светской, социальной, демократической Республикой».
С 1978 г. уже после смерти Франко, Испания, будучи конституционной монархией, по конституции, в то же время стала «правовым, демократическим, социальным государством».
А в конституции Италии 1948 года положение о социальном государстве закреплено в ст. 2:
«Республика признает и гарантирует неотъемлемые права человека, и требует выполнения непреложных обязанностей, вытекающих из политической, экономической и социальной солидарности».
И здесь речь идёт не только о правах, но и об обязанностях членов общества социальной справедливости!
И в Великобритании проведение социальных реформ ещё в 1944 году предполагало
распределение ответственности между государством (базовые гарантии соцзащиты для всего населения с ориентацией на прожиточный минимум), работодателем (страхование наемных работников с их частичным участием) и работником (дополнительное личное страхование).
В 1950-е, а особенно в 1960-е и 1970-е годы европейские государства начали тратить все больше средств на поддержку высокого уровня жизни своих граждан (например, во Франции с 1951-го по 1981 год расходы на социальные нужды выросли с трети до половины всех бюджетных трат).
Государство всеобщего благосостояния стало не просто реформированным капитализмом, а во многом действующей альтернативой как социализму, так и «традиционному» капитализму.
А что происходило за океаном?
Большой резонанс имели меры социальной защиты, вводимые в США ещё правительством Ф.Рузвельта в рамках «нового курса» в начале 1930-х годов в связи с Великой депрессией.
Потому не удивительно, что и в США в начале 1960-х значительная часть общества, особенно прогрессивно настроенные демократы, выступала за построение государства всеобщего благосостояния.
Но совершенно очевидно, что в каждой стране эта модель обладала своей спецификой и опиралась, в том числе, на местные традиции.
В 1960–1970-х годах социальные реформы в различных формах были характерны для большинства западноевропейских государств, однако наиболее показательными они были в Великобритании, ФРГ и Италии.
Показательно, что в практической плоскости государство всеобщего благосостояния всецело зависело от экономического роста. Например, в ФРГ в 1950-е годы он достигал восьми процентов, а в 1960-е – 4,6 процента. В Великобритании показатели были скромнее – они достигали четырех-пяти процентов в 1950–1970-е, а в Италии в послевоенные годы экономика росла со средней скоростью 5,8 процента в год.
Рост ВВП позволял правительствам этих европейских государств наращивать социальные расходы в духе кейнсианской доктрины. Она предусматривала прежде всего стимулирование спроса – считалось, что платежеспособное население будет активно покупать товары и услуги, тем самым способствуя экономическому росту.
Поначалу экономическая модель государства всеобщего благосостояния работала превосходно, что отражалось как в макроэкономической статистике, так и на уровне жизни рядовых граждан.
Например, в Великобритании за десять лет с 1951-го по 1961 год количество владельцев автомобилей выросло на 250 процентов, а в период с 1955-го по 1960-й средний ежегодный заработок увеличивался на 34 процента, в то время как стоимость потребительских товаров снижалась.
В бюджете ФРГ в 1950–1970-е годы доля социальных расходов возросла с 19,2 процента до 32,2 процента.
Впрочем, и более показательным был рост налогов, который и обеспечивал высокий уровень социальной поддержки. Если средние налоги в ФРГ 1950 года достигали 31,6%, то в 1975 году они уже составляли 42,7%
Это позволило расширить круг получателей различных форм помощи от государства и от различных форм частно-государственного партнерства. В частности, в 1974 году в обязательное медицинское страхование были включены фермеры, представители свободных профессий, студенты и инвалиды.
В среднем же страны ЕС тратили 7.4% от ВВП, что обеспечивало 60.9% снижения бедности.
Итак, как уже было указано, модель социального государства, привлекательная для широких слоев общества, в основе своей, зависит от роста ВВП. Именно увеличение экономики позволяло наращивать социальные расходы и повышать зарплаты, что стимулировало спрос. Стоило исчезнуть экономическому росту – и над государством всеобщего благосостояния нависла угроза.
Но исследование природы социального государства не входит в наши намерения. Нас интересует другое: насколько сама структура социального государства способствует разрушению этого государства. И здесь мы выходим на ещё один принцип диалектической триады: закон отрицания отрицания, ибо в самом зародыше социального государства в условиях современной Европы заложена причина его гибели.
Так какова же ситуация с социальной справедливостью в странах ЕС именно сегодня?
В настоящее время Запад тратит 20% ВВП на социальную поддержку. Это значит, что в богатых странах на социальную поддержку приходится в среднем 8 тыс. долларов на человека в год.
После этого довольно пространного анализа развития стран Западной Европы в формате социального государства и нарочито декларативного заявления о неизбежности распада этих государств нам предстоит далеко не лёгкая задача доказать неотвратимость этого явления в современных условиях.
Прежде всего возникает вполне резонный вопрос: «А какое, собственно, это имеет отношение к теме данной статьи?»
Почему же социальные государства, основанные на идеологии всесторонней помощи всем членам общества и делающие, казалось бы, благое мероприятие, заслуживают такую незавидную участь?
Очередной парадокс современного нашего совсем не простого бытия?
Попытаемся же пояснить, как сей ларчик открывается. Хотя выше мы и пытались, пока просто в декларативном формате, утверждать, что социальное государство в современной Европе просто обречено на гибель, но это явление требует аргументированного доказательства, чем нам и предстоит заняться.
Совершенно очевидно, что созданная модель социального государства, предусматривающая распределение финансовых льгот всем без исключения членам гражданского общества, вызвала очень большую заинтересованность среди населения вышеозначенных стран третьего мира, пострадавшего в результате волны «цветных революций», прокатившихся по странам Азии и Африки в десятые годы нового века. Эти революции были инициированы администрацией Барака Обамы, и явились результатом навязчивой идеи американского президента «сеять разумное, доброе, вечное» путем внедрения демократических преобразований в авторитарные режимы тех стран, которым от сотворения мира не были ведомы даже первичные понятия о демократических принципах.
Результат: резкое ухудшение и без того плачевного состояния материального положения широких народных масс, которые в результате обратили свой взор на Запад, на те социальные государства, идеология которых обещала избавление от нищеты.
Вспомним начало статьи: Шпенглер прогнозировал, что Европу в ближайшее – по историческим меркам – время ожидает упадок и гибель от других народов.
Он, более века назад, просто не мог высказаться более конкретно, но мы-то, очевидцы современных событий, можем в режиме оn-line констатировать: массы мусульман с Ближнего и Среднего Востока и севера Африки двинулись в дальнюю дорогу. Это был современный «крестовый поход», но не с запада на восток, как в средние века, а с востока на запад. Мы все имели возможность наблюдать это великое переселение народов.
Нужно заметить, что эта миграция имеет свои особенности. И прежде были миграционные потоки, причём довольно солидных размеров. Но дело в том, что иммиграция в США, Аргентину и даже в современные Швейцарию или Люксембург, где доля иностранцев была намного выше, чем сейчас в ЕС, – это была иммиграция из регионов с близкой культурой.
И основные источники переселения в США столетней давности – Германия, Ирландия, Австро-Венгрия, а в Аргентину – Испания и Италия. Налицо был обмен гражданами между странами единой, Западной цивилизации.
Отметим одну особенность. Страны современной Европы, позиционирующие себя как социальные государства и объединённые в Евросоюз, отличает то, что Центр принятия решений в вопросах миграционного законодательства сместился из национальных государственных столиц в Брюссель, где предпочитают «либеральные ценности», а не защиту национальных интересов.
И так получилось, что начало нового столетия ознаменовалось для Европы новой волной либерализации миграционной политики в ЕС.
Закрепленные в Лиссабонском договоре «Общие базовые принципы» ЕС, хотя и предполагают, в частности, за мигрантами «признание человеческого достоинства, свободу, демократию, равенство, власть закона и уважение к правам человека… людей, принадлежащих к меньшинствам», но они всё равно подверглись значительной критике как недостаточно либеральные и слишком требовательные к иммигрантам.
Ввиду создания такого режима наибольшего благоприятствования, не удивительно, что большинство исследований утверждает, что рост числа мусульман в Европе в последней трети XX – начале XXI вв. носит характер геометрической прогрессии.
Но особые опасения вызывают не столько прогнозы в отношении роста численности приверженцев ислама, а тот факт, что в своем подавляющем большинстве костяк приезжих в Европу составляют лица иной культуры, т.к. мусульмане отрицают европейские традиции, не считаясь с обычаями и нравами коренных народов.
Европейцы сдают одну позицию за другой, политическая элита пытается заигрывать с мусульманскими общинами, соглашаясь с их требованиями (ежегодно новым гражданам ЕС выдаётся до миллиона паспортов), тем самым содействует разрушению веками формировавшейся европейской идентичности. Так или иначе, но западная цивилизация на настоящий момент не способна что-либо противопоставить набирающему обороты исламу.
Если подобная тенденция сохранится, то доля выходцев из исламских стран в Евросоюзе к 2050 г. по некоторым прогнозам может составить треть или даже половину его населения.
Рассмотрим подробнее этот процесс, движущей силой которого явился миграционный кризис 2015–2016 годов, спровоцированный цветными революциями, о которых речь шла выше.
Во время войны в Сирии к легальной миграции добавилась массовая нелегальная, годовые масштабы которой приблизились к двум миллионам человек. Контрабандисты наладили непрерывную доставку «живого груза» по морю, через Гибралтарский, Мальтийско-Сицилийский, Критский водные трафики и по островам Эгейского моря.
Поток беженцев стал испытанием для европейской солидарности: толпы концентрировались в приграничных странах, у остальных наций ЕС была возможность уклониться от проблем, но Совет глав МВД Евросоюза принял в 2015 году решение об обязательных квотах: прибывших беженцев предполагалось распределить по странам ЕС, пропорционально экономическому потенциалу.
В реальности никакого равномерного распределения приезжих по Европе не произошло. Процесс накопления новых этно-социальных элементов избирателен: мигранты стремятся закрепиться в тех странах, где социальные льготы выше, например, в Германии.
Зафиксированное в предыдущем десятилетии увеличение «иностранцев» на три миллиона – это одна пятая от реального прироста. К приведённым данным надо приплюсовать нелегальную миграцию, которая измеряется сотнями тысяч ежегодно, а роль её в криминализации ЕС высока.
Рассмотрим положение с иммигрантами в ряде отдельно взятых стран.
И в «лидером» этого сомнительного соревнования, безусловно, является Германия, которая стала первым членом Евросоюза, нарушившим Дублинскую конвенцию 1990 года, на основании которой беженцы могли просить убежища только в той стране Евросоюза, границу которой пересекли первой.
И сделала Германия это нарушение в 2015 году, когда её канцлер Ангела Меркель заявила, что страна готова принять сирийских беженцев вне зависимости от того, в какой стране ЕС они оказались сначала.
После этого объявления лишь за 2015 год, по данным министерства внутренних дел ФРГ, по всей стране было зарегистрировано более 1 миллиона беженцев. Почти 430 тысяч из них прибыли из Сирии, порядка 154 тысяч – из Афганистана и примерно 122 тысячи – из Ирака.
По словам немецких социологов, это рекордный наплыв за всю историю Германии, не считая послевоенной многомиллионной волны немцев-беженцев из Восточной Европы.
По минимальным подсчетам, ежегодно Германия тратит на беженцев более 20 млрд евро, а по максимальным – около 55 млрд.
Немецкое общество в отношении беженцев расколото: больше половины опрошенных считают, что большинство беженцев обманом проникают в Германию и пользуются ее пособиями.
В то время как власти Германии тратят время, деньги и массу усилий на создание условий для беженцев, многие спрашивают: а какая выгода от всего этого стране и коренным немцам?
Миграционная политика Ангелы Меркель, которая открыла двери сотням тысяч беженцев и призывала другие европейские страны сделать так же, довольно дорого ей обошлась: она подверглась жесткой критике, в том числе, не только со стороны своих политических соратников по правящей коалиции за симпатию к мигрантам, но и потому что правопопулистская партия «Альтернатива для Германии», выступая с антииммигрантскими лозунгами, отобрала часть электората у партии Меркель на выборах бундестага уже в 2017 году.
А результаты выборов в местные советы в восточных регионах страны, озвученные в начале сентября 2024 года, вообще свидетельствуют о запредельных успехах АдГ: 33% депутатских мандатов в Тюрингии и 32% – в Саксонии.
И Нидерланды претендуют на лидерство по этой части. Доля лиц, родившихся за пределами Нидерландов, и их потомков на начало 2022 года составляла 25,7 % населения страны. Это существенно выше, чем по ЕС в целом.
И объяснение причины достаточно динамичного роста численности населения Нидерландов легко объяснимо: с 2000 по 2021 год оно увеличилось на 1 млн 551 тысячу человек, или на 9,7%, но этот прирост обеспечивают иммигранты, а количество коренных голландцев сокращается.
Причём переселенцы, прибывающие преимущественно из Исламского мира (от Марокко до Индонезии), а также из региона Вест-Индии, предпочитают концентрироваться в мегаполисах, где легче прожить. В трёх крупнейших городах страны неевропейское население составляет большинство: в Роттердаме – 52,3%, в Гааге – более 55%, в Амстердаме – 55,6%.
Франция – это страна, где этнический состав покрыт тайной цензуры. С 1978 года собирать статистические данные о расе и этнической принадлежности здесь запрещено: ещё одно следствие либерализации иммиграционной политики.
С начала нынешнего века во Францию ежегодно въезжало не менее 200 тысяч мигрантов, среди которых переселенцы из европейских государств составляли чуть менее половины. В 2018 году МВД Франции выдал 256 тысяч видов на жительство, в 2021 – 276 тысяч. Основные страны исхода: Алжир, Марокко, Португалия, Тунис, Италия, Турция, Испания… Три южноевропейские страны, попавшие в эту семёрку, сами являются первоочередными пунктами прибытия африканского переселенческого потока.
Во Франции средний возраст мусульман – 35,8 года, по сравнению с 53 годами для христиан
С 2000 по 2018 год число новорожденных, имеющих африканских предков, выросло во Франции с 19,0% до 40,3%. Но в столичном регионе Иль-де-Франс расчётное число таких новорожденных 72,3%. На сегодня три четверти маленьких парижан – неевропейского происхождения!
Так что время, когда Нотр-Дам переименуют в Мечеть Парижской Богоматери – не за горами!
Великобритания. Полвека назад, в 1971 году, коренное население (то есть белые британцы и ирландцы) составляло 97,5% населения Соединённого Королевства.
Миграционное сальдо в стране в 2021 году достигло исторического максимума в 500 тысяч. Одновременно собственное коренное население ежегодно сокращалось на 20–100 тысяч человек. Таким образом, к настоящему моменту соотношение британцев и мигрантов 77% против 23%, но при этом средний возраст мусульман составляет 25 лет, при национальном среднем возрасте в 39 лет.
Интересная деталь: самая большая возрастная когорта мигрантов приходится на молодые трудоспособные возрасты, а у коренных британцев самая большая доля приходится на пенсионеров.
Доля мусульман в Великобритании за последние двадцать лет выросла на 130%, а доля последователей англиканской церкви сократилось вдвое.
Для Великобритании характерно то же явление, что и в континентальной Европе, – концентрация приезжих в крупных городах. Если в целом по стране в 2021 году белые школьники составляли 71% учащихся средних образовательных заведений, то в большинстве районов Лондона, Бирмингема, Лидса и Манчестера на эту категорию приходится всего лишь от 20 до 30 % учащихся, а коренных британцев и вовсе менее 20%!
Как и в других странах Европы, мигранты в Англии ведут себя очень агрессивно, что порождает ответную реакцию титульного населения, как, например: недавняя агрессия мигрантов против представителей юного поколения англичан, причем власти приняли сторону иноземцев. Дело доходит до того, что британские полицейские часто не решаются пресекать эти безобразия, опасаясь обвинения в расизме и увольнения с работы.
А потому не удивительно, что близится тот час, когда мусульманские политики займут ведущие позиции в парламенте и правительстве. Ещё в 2009 г. депутат Палаты общин лейборист-мусульманин Шахид Малик без стеснения заявил, что «в течение ближайших 30 лет в Британии появится исповедующий ислам премьер-министр, а парламент, вполне возможно, станет полностью мусульманским».
Итак, число носителей иного цивилизационного начала в Западной Европе быстро растёт. Их доля в возрастной когорте самого активного трудоспособного возраста столь велика, что с ними невозможно не считаться, а если брать отдельно мужское население, то оно уже приближается к большинству. Что же касается крупнейших городов, прежде всего, столиц, то там мигранты уже составляют большинство, а в детских возрастах – абсолютно преобладают над коренными жителями. Отсюда вывод – через 10–15 лет студенты-мусульмане будут составлять около 50% учащихся в университетах, и, следовательно, именно мусульмане будут формировать политическую элиту стран Европы
А мусульман в ЕС к 2050 году вообще может стать в три раза больше!
Это означает, что. христианская Европа близится к своему закату. Мусульман становится всё больше, они моложе и сильнее, а нестабильность и нищета Ближнего Востока только подстёгивает исламскую молодёжь к европейской иммиграции.
В торжестве ислама убеждены многие аналитики. Приведем мнения наиболее авторитетных экспертов.
У. Черчилль в уже далеком 1899 г. в книге «Война на реке» предостерег, что ислам угрожает Европе так же, как и варвары когда-то угрожали Риму: «Магометанство – воинственная религия, нацеленная на привлечение в свою сферу новых верующих. Нет более ретроградной силы в мире…. Цивилизация современной Европы может пасть, как пала цивилизация древнего Рима».
В 1968 г. британский политик Джон Энох Пауэлл выступил со своей знаменитой «речью о кровавых реках», в которой предупредил, что, допуская чрезмерную иммиграцию, Великобритания «складывает свой собственный погребальный костер».
И что характерно: социологические исследования показывают, что иммигранты во втором поколении, выросшие в чужеродном окружении, имеют ещё более выраженную идентичность с культурой предков, нежели их родители.
Обращаемся к статистике: где же сейчас больше всего иммигрантов (в абсолютном выражении):
Германия – 10,9 млн, Испания – 5,4 млн, Франция – 5,3 млн, Италия – 5 млн.
Этот статус-кво политический обозреватель Марк Штейн оценивает следующим образом: «Значительная часть Западного мира не сумеет перенести трудности XXI в., и эта часть мира практически исчезнет ещё в наше время, во многих или почти во всех европейских странах».
А итальянский философ Умберто Эко утверждает: «Третий мир стучится в двери Европы и входит в них даже тогда, когда Европа не согласна пускать».
О том, что мусульмане завоюют Европу, предрекал и незадолго до своей гибели ливийский лидер Каддафи: «Сегодня на европейском континенте находятся десятки миллионов мусульман и их число растет. Это четко указывает на то, что европейский континент будет побежден и обращен в ислам. Однажды Европа станет исламским континентом»
Некоторые же авторы в отношении исламской угрозы пошли еще дальше, став проводить параллели между нацизмом и исламским фундаментализмом, подчеркивая тот факт, что в годы Второй мировой войны Гитлер, грезя о мировом господстве, делал ставку на мусульман!
Правда, данная тема непопулярна на Западе и высказываться на этот счет решается не каждый, но мы-то хорошо знаем о сотрудничестве палестинского имама Хусейни с нацистами.
Таким образом, мы видим, что согласно многим прогнозам Европу ждет постепенная колонизация, неуклонный рост экономического, политического и культурного влияния мусульманской общины, которая при активной помощи европейских коллаборационистов постепенно захватит все командные высоты в экономике, политике и культуре. Этот процесс будет ускоряться по мере усиления мусульманской диаспоры и благодаря переходу в ислам части местного населения, которое будет стремиться, пока не поздно, примкнуть к победителям. Все это, в конечном счете, приведет к господству мусульман в Европе, и уже через 150 лет те, кого принято считать коренными европейцами, могут просто исчезнуть. И как результат – Европа со 100 %-м мусульманским населением!
Уважаемый читатель, не поленись, дойдя до этого места, заглянуть в начало статьи, где приведен прогноз Шпенглера, а именно: с пугающей достоверностью он предсказывал, что с 2000 года, когда западная цивилизация вступит в период чрезвычайной ситуации, противодействие с которой приведет к двухвековому периоду цезаризма, т.е. неконституционному всемогуществу исполнительной власти, что будет предшествовать окончательному краху этой цивилизации.
Мне кажется, будет не лишним более конкретно прокомментировать этот более чем столетней давности указанный прогноз немецкого философа, и сделать это на примере хоть и не расположенного в Европе, но исповедующего принципы западноевропейской демократии Израиля.
Итак, около полутора лет назад правительство Израиля инициировало начало процесса юридической реформы судебной ветви власти с целью передачи части полномочий Верховного Суда страны израильскому парламенту – Кнессету. Реформа эта вызвала массовые протесты всех слоев населения, вылившиеся в стотысячные демонстрации недовольных. И только события 7.10.2023. вынудили правительство свернуть эту законодательную инициативу.
Чего же добивалось правительство? Конечной целью его была ликвидация одного из основных принципов демократии – разделение и независимость всех трёх ветвей власти: законодательной, исполнительной и судебной.
Дело в том, что в Израиле законодательная власть уже давно подчинена исполнительной: из 120 депутатов парламента более половины являются министрами и их заместителями, т.е. членами непомерно раздутого правительства, которые, подчиняясь коалиционной дисциплине, всегда голосуют по указке премьер – министра, т.е. главы исполнительной власти. Оскопление же судебной ветви власти автоматически приводит к самодержавной власти премьера, или к тому самому «…цезаризму, т.е. неконституционному всемогуществу исполнительной власти, что будет предшествовать окончательному краху этой цивилизации», о чём в своём прогнозе более ста лет назад говорил Освальд Шпенглер.
Итак, мы видим, что, используя израильский сценарий, можно, казалось бы, демократическими мерами уничтожить саму демократию. К сожалению, человечество уже пережила подобный прецедент в немецком рейхстаге в феврале 1933 года. И здесь даже не пахнет фарсом, к которому приводит повторение трагедийного события, как утверждает известная формула Маркса.
Далее.
Учитывая разобщенность коренного населения в Европе, голосующие монолитным блоком мусульмане, опираясь на предоставленные демократической идеологией возможности смогут фактически полностью подчинить своему контролю политический процесс, как в законодательной, так и в исполнительной ветвях власти.
Еще более жесткий прогноз – прямое завоевание мусульманами Европы. Опираясь на свое численное превосходство и пассионарный потенциал, помноженный на религиозный фанатизм, мусульмане силой покорят европейские страны, жестоко подавят все попытки сопротивления.
Последним этапом исламизации станет не только ликвидация системы европейского права, базирующейся на римском праве и установление норм шариата, но и разрушение основ европейской христианской культуры и всех ее материальных носителей. Итальянская живопись, французская литература, немецкая философия – все это останется в прошлом, будет раз и навсегда предано забвению. Но и вакуума не будет, образовавшееся пространство займет транснациональная мусульманская культура с ее строгими моральными принципами и ритуалами. К таким прогнозам склоняются аналитики.
Можно попытаться подвести итоги всему вышесказанному.
Действительно ли прогнозу Шпенглера суждено сбыться с той неотвратимостью, о котором свидетельствуют специалисты по этнографии, и богатая и сытая Европа, не уничтоженная двумя опустошающими мировыми войнами, выстоявшая в условиях «холодной войны», потеряет свой былой облик на фоне глобальной миграции из стран так называемого третьего мира.?
Ради объективности скажем и о том, что не все прогнозы являются такими мрачными.
Некоторый оптимизм внушают результаты масштабного американского исследования, опубликованного институтом Pew Research Center on Religious and Public Life.
Главный его итог: во всем мире количество мусульманского населения до 2030 г. будет увеличиваться, но оно будет расти значительно медленнее, чем это было в прошлом. Если с 1990 г. по 2010 г. количество мусульман увеличивалось в год в среднем на 2,2%, то в ближайшие 20 лет этот показатель, судя по всем имеющимся прогнозам, сократится до 1,5%, Причина: постоянно снижающийся коэффициент рождаемости, повышение уровня образования женщин и девочек, урбанизация.
Наш вывод:
В обозримом будущем Европейский союз ждут кардинальные перемены.
Современная Европа, такая, какой мы ее знаем, Европа социальных государств, стремящаяся предоставить членам своего общества возможный максимум социальных услуг уже самим этим фактом несет в себе зародыш своей гибели – это ли не самое весомое подтверждение одного из принципов диалектической триады: закон отрицания отрицания, – потому что миграционные потоки из мусульманских стран Ближнего и Среднего Востока и Севера Африки, ведомые желанием заполучить социальные пособия, ставшие доступными для них вследствие либерального законодательства в странах Евросоюза, захлестнут Западную Европу.
В результате, согласно многим прогнозам, Европу ждет постепенная колонизация,
И все это укладывается в концепцию прогноза Шпенглера о закате западноевропейской цивилизации.
Но ведь все может пойти и по иному сценарию.
Кроме естественного процесса угасания миграции, о возможности которого говорят упомянутые выше американские исследователи, могут иметь место и так называемые рукотворные процессы.
Это – вероятность того, что широкие массы коренных европейцев, всё более проникаясь ощущением тревоги из-за того, что очень скоро миграционный поток может необратимо изменить облик Европы, используя принципы ещё сохранившейся в Европе демократии, воспользуются правом выбора и отвергнут современную правящую элиту европейских коллаборационистов, а на очередных выборах отдадут предпочтение набирающим непрерывный рост популярности правым партиям: Марин Ле Пэн во Франции, «Альтернатива для Германии» в Германии, «Партии Свободы» Герта Вилдерса в Нидерландах и т.д., либо, как полагают многие эксперты, ввиду уже невозможности мирными средствами радикально сменить миграционную политику, странам Западной Европы придётся пережить настоящую революцию, переходящую в гражданскую войну на континенте.
Принимая во внимание поражающий уровень современного оружия, это будет, конечно же, не гражданская война Алой и Белой Розы (1455–1485) представляющая собой династический конфликт между английскими монархами и дворянством, и продолжаться она будет отнюдь не четыре десятилетия, но довольно жестокой.
Правда, исход этой «битвы народов» не очень просто предсказать: очень многое будет зависеть от состояния морального духа разобщённых европейцев, потому что им будет противостоять армия молодых мусульман, родившихся в диаспоре, но вооруженных, хорошо обученных и воспитанных в духе исламского фундаментализма. В результате Европа рискует откатиться на несколько столетий назад, в эпоху мрачного Средневековья: события Варфоломеевской ночи померкнут в сравнении с войной двух цивилизаций.
Поэтому вопрос о сохранении Европой своего самобытного состояния, вопрос о достоверности прогноза Шпенглера о закате Европы, хотя и стоит очень остро, но однозначно ответить на него сегодня просто невозможно, т.к. исход этой «битвы миров» зависит от решения многих противоречий и плохо поддаётся прогнозу: все эти противоречия носят диалектический характер и вполне укладываются в диалектическую триаду: единство и борьба противоположностей, переход количества в качество, закон отрицания отрицания.
И в подтверждение этого я позволю себе процитировать строчки великого поэта Гете из «Фауста»:
– Да, кто не хочет быть наковальней, тот должен быть молотом! Третьего просто не дано!
От редакции. Трудно не согласиться с рядом положений статьи Э. Малинского. Но есть и то, что очевидно вызовет возражения наших читателей, в особенности тех, кто живет в Израиле. Так или иначе, было бы интересно продолжить разговор на темы, которые поднял автор.
Комментариев нет:
Отправить комментарий