Вуди и национальный вопрос
1 декабря Вуди Аллену исполнилось 85 лет
Полсотни полнометражных фильмов, снятых Вуди Алленом за 56 лет его киношной карьеры, являют собой, за редким исключением, бесконечный сериал с единственным героем. В герое, вне зависимости от возраста и внешнего облика, опознается он сам — стареющий бабник, неврастеник и острослов, попадающий в дикие истории, но в последний момент всегда успевающий вырулить на хэппи энд.
Его кинокарьера — самая успешная и убедительная из возможных: снимая кино о себе, он получил несколько «Оскаров», «Золотых глобусов», итальянских «Давидов ди Донателло», британских премий BAFTA… Такое больше не удавалось никому. Причем награды эти расположились на трамплине профессиональных достижений Вуди Аллена так равномерно, что получается — он не сходил с Олимпа вовсе.
Премии, правда, получал чаще за сценарии, чем за режиссуру, но Вуди Аллен и начинал как автор шуток для стендапа. И на экране продолжал самоутверждаться в той же роли — бруклинского еврея, что‑то пишущего или снимающего, отпрыска ортодоксальной семьи, учившегося в хедере, но давно нарушившего — и продолжающего нарушать — все религиозные запреты и не перестающего смеяться над собой.
Конечно, его персонажи — не совсем он. Полнейший шлимазл и недотепа в кино, в жизни Вуди Аллен всегда успешен. В школе играл в бейсбол и баскетбол, имел бешеный успех благодаря шуткам и карточным фокусам. Но в его рассказ о детском лагере — «когда меня отправили в многоконфессиональный летний лагерь, я был жестоко избит детьми всех рас и религий», — почему‑то верится легко.
Его киношных героев тоже били. И считанные фильмы Вуди Аллена обошлись без его присутствия в кадре — не формально без Вуди‑актера, но без альтер эго автора, как правило, возглавляющего список действующих лиц.
Он был высоким красавцем
Помолодевшую версию Вуди можно распознать даже в «Полночи в Париже» (2011), снятой, как и «Римские приключения» (2012), и «Вики Кристина Барселона» (2012), в Европе, на европейские деньги и представляющей собой отличное промо одной из европейских столиц.
Гил, начинающий писатель, наделенный, как и Аллен, достаточным воображением, чтобы перенестись из Парижа XXI века в Париж 1920‑х, свеж, белокур и хорош собой. Но какое бы англосаксонское происхождение ни было написано на челе голливудского принца Оуэна Уилсона, выступающего в этой роли, чем дальше, тем очевиднее, прямо на наших глазах его персонаж начинает сутулиться и оглядываться, как Вуди Аллен, сомнения овладевают им, и в конце концов он решается на поступок, которого от нормального человека — читай, не еврея — трудно было бы ожидать.
Счастливые воспоминания о том, как в молодые годы Вуди был статным красавцем, только теперь ярким брюнетом, продолжила его последняя лента — «Дождливый день в Нью‑Йорке» (2019). Здесь действует уже совсем юное поколение — тоненький, с романтичной шевелюрой, эстет с говорящим именем Гэтсби (а в «Полночи в Париже», не забудем, действовал живой Фрэнсис Скотт Фицджеральд). Потомственный обитатель Манхэттена, с хорошей еврейской родословной и литературным именем — играет его Тимоти Шаламе, по отцу француз, но по матери, как и сам Вуди Аллен, еврей с российскими корнями — привозит в мегаполис на уикенд университетскую подружку, мечтая показать ей Нью‑Йорк.
Впоследствии Шаламе публично сожалел о том, что снялся у Аллена, — сделано это было на волне кампании #metoo: режиссеру припомнили давнее обвинение в растлении приемной дочери. Из‑за этого и премьера фильма состоялась позже, чем ожидалась. В своих мемуарах A Propos of Nothing («Речь без повода») Вуди Аллен пишет, что жест актера не был искренним — Шаламе, отдавший к тому же гонорар за картину на благотворительность, хотел дистанцироваться от скандала. «Он клялся моей сестре, что ему пришлось пойти на это, чтобы увеличить шансы на „Оскар“», — пишет Вуди Аллен. Ничуть не сожалея о работе с Шаламе.
Будто сошедший с полотен Караваджо, красавчик Гэтсби в его исполнении и юная простушка из Аризоны (Эль Фаннинг) так напоминают пару Вуди Аллен — Дайан Китон из «Энни Холл» (1977), что невольно вспоминается лучшая фраза из этого самого знаменитого хита Аллена. «Ни за что не хотел бы быть членом клуба, в который ходит кто‑то вроде меня», — говорит главный герой, комик Элви Сингер. И зрители не сомневаются, что Вуди Аллен говорит это о себе.
Сначала было радио
Способность снимать по картине, пусть и низкобюджетной, каждый год — и находить на это средства, — вывела Вуди Аллена в передовики американского кинематографа. Сказалась привычка к стендапу, которым он профессионально занимался с 1960 по 1969 год. Сегодня принято считать, что в истории Америки он был одним из лучших стендаперов — писал шутки в том числе для Боба Хоупа.
Аллен начал продавать свои шутки, сначала в газеты, в возрасте 15 лет. В 17 лет, сменив полученное при рождении имя Аллен Стюарт Конигсберг на Хейвуд Аллен (в Вуди он превратится позже), уже отлично шутками зарабатывал. Это был изнурительный труд — на получасовое шоу уходили месяцы подготовки, он был перфекционистом. Но стендап, в котором приходилось постоянно импровизировать, где нельзя было взять паузу и полезть за словом в карман, был идеальной школой.
Стендапер к тому же часто выступает от первого лица. Как и Аллен‑режиссер, у которого всегда под рукой герой — левый еврей‑интеллектуал с Манхэттена, очкарик, находящийся в вечной оппозиции к голливудскому мейнстриму и прочей попсе. И этому герою автор выстроил детальную биографию, начав с детства. Вспомнив, как сам он был маленьким во время войны, появившись на свет 1 декабря 1935 года. Действие фильма «Дни радио» (1987) как раз и происходит в самом конце 1930‑х — начале 1940‑х.
Шестнадцатая по счету картина Аллена стала одной из главных еще потому, что демонстрирует среду, в которой вырос он сам и которую мечтал показать. Это его собственный «амаркорд», once upon a time. Большая еврейская семья, в которой есть мальчик Джо, мама с папой («спорить они могли по любому поводу»), бабушка с дедушкой, тетя Би, мечтавшая выйти замуж, и дядя Эйб с тетей Сейл — он носил домой рыбу, которую ему давали на Шипсхед‑бей, она его пилила.
— Теперь я должна ее чистить, — прилетало дяде Эйбу вместо благодарности.
— Если не нравится, можешь отравиться газом, — отвечал он жене.
Действие фильма заканчивается в 1944‑м. Сегодня такую остроту сочли бы неполиткорректной, а возможно и кощунственной. В 1987‑м же ее наверняка оценили — разумеется, в еврейском кругу.
Это была эпоха радио, потому что телевидение еще не вошло в силу. Радиоспектакли завладевали умами домохозяек и детей, Джо бредил шоу под названием «Мститель в маске». У мстителя имелось таинственное кольцо, которое можно было купить, но где взять эти несколько центов? А тут как раз ученикам хедера выдали кружки для сбора пожертвований — в пользу Национального еврейского фонда для создания родины в Палестине. «Вообще я был честным мальчиком, — оправдывается автор в лице Джо, — но в жизни бывает такое, что устоять невозможно».
Одна из лучших сцен — когда мальчика отчитывает раввин, которого Джо тут же называет «мой воинственный индеец». Это даже смешнее, чем язвительное описание жизни «неправильных» евреев в «Днях радио» — от «они ужинали устрицами и пивом» до «евреи, и не верят в Б‑га — только в Сталина».
Манхэттен навсегда
«Он был подвержен приступам ярости, еврейской либеральной паранойе, выплескивая наружу и ощущение своего мужского превосходства, и фарисейскую мизантропию, и отчаяние, и нигилизм. Он был полон претензий к жизни и не предлагал ничего конструктивного». Эту цитату можно было бы сделать эпиграфом к биографии Вуди Аллена и его любимого персонажа, который постоянно признается в любви Нью‑Йорку. И город тоже его герой.
Главные среди всех его картин про Нью‑Йорк — «Энни Холл» (1977) и «Манхэттен» (1979). Строго говоря, фильмов даже три — между этими двумя вклинились «Интерьеры» (1978), стоящие в творчестве Вуди Аллена особняком: ни евреев, ни шуток. Серьезная почти драма стала экспериментом, который, кажется, впоследствии Вуди Аллен и не повторял. «Манхэттен» при этом, который многие критики считают лучшей работой режиссера, он требовал положить на полку (обещая снять вместо него что‑нибудь другое бесплатно).
Эти два фильма, с единством места — Манхэттен — и действия (все та же пара Вуди Аллен — Дайан Китон), как будто объединены в классическую пьесу с продолжением. В одном случае писатель, в другом — стендап‑комик. Мы‑то знаем, как это соединяется в одном человеке, пациенте психоаналитика с 15‑летним стажем и страхом перед антисемитами, с подругой, приехавшей из провинции и покорившей лучший город земли. «Моя бабушка Холл сказала бы, что ты настоящий еврей. Она их ненавидит», — произносит героиня Дайан Китон. Кадры с семейными фотографиями бруклинской мишпухи соединяются в его воображении с портретами бабушек‑антисемиток — и никаких выводов, просто жизнь. Чехов недоумевал, что зрители рыдают над «Вишневым садом» — он‑то комедию написал. Эпоха сменилась, и над Вуди Алленом уже смеются.
И в том же любимом жанре снят поздний, 2002 года «Голливудский финал» — персональный вудиалленовский ответ Голливуду и фильм‑ностальгия. На улице афиши «Персоны» Ингмара Бергмана (опять пощечина Голливуду) — значит, 1966 год.
Главное чудо случается в Центральном парке, перекрестки манхэттенские служат декорациями. Героем, наконец, стал не писатель, а режиссер — стареющий ипохондрик, накануне съемок нового фильма теряющий зрение. Медицина не видит причин слепоты, чистая психосоматика — но снимать надо во что бы то ни стало, и срочно. И он снимает. А его молоденькая подружка — начинающая актриса репетирует новую пьесу и мечтает, что на премьеру к ней придет Харви Вайнштейн.
Мокьюментари в стиле Woody Allen
«Он был феноменом 1920‑х годов, нам кажется, что в то время он был так же знаменит, как Линдберг, и это поразительно», — произносит в кадре Сьюзен Сонтаг. За ней на экране появляется Сол Беллоу: «Странно и то, что он так быстро ушел из нашей памяти, если его достижения были так велики».
Реплики относятся к Леонарду Зелигу, человеку‑хамелеону, потрясшему Америку (по версии Вуди Аллена) на рубеже 1920–1930‑х годов. Еще несколько знаменитостей задействованы в этих съемках, и только Грета Гарбо, единственная из всех (в 1982‑м она была еще жива) не ответила на приглашение Аллена, задумавшего снять о вымышленном персонаже — документальный фильм.
Пока шла обработка отснятого материала — около года, режиссер успел сделать еще две картины. Но в конце концов все случилось, и он увидел себя (в роли Зелига) и свою подругу (Миа Фэрроу — в роли Юдоры Флетчер, возлюбленной и врача Зелига) на экране рядом с Чаплином, Линдбергом, Аль Капоне, Жозефиной Бейкер, Йозефом Геббельсом. Все они как один восхищались феноменальной способностью Зелига к перевоплощению. С неграми этот тщедушный еврей становился похожим на негра, с фашистами — на фашиста, при беседах с психиатрами в его речах возникала профессиональная терминология, и никто из врачей не понимал, что перед ними шарлатан.
При общении с разными людьми Зелиг менял не только внешность — он обретал новые знания, которые потом утрачивал, обогащал словарный запас. Психиатры называют недуг, при котором личность способна меняться, диссоциативным расстройством идентичности. В 2007 году итальянские психиатры открыли вид нарушения мозговой деятельности, с психологической точки зрения напоминающий поведение героя Вуди Аллена, и предложили назвать его синдромом Зелига.
Режиссер явно не имел этого в виду. Возможно, это его рефлексии на тему еврейства. Способ поговорить о многовековой истории жизни в рассеянии. О том, через что евреи вынуждены были пройти, чтобы выжить, чего им стоило оставаться лояльными населению, среди которого приходилось жить. В ходе противоестественного отбора, как будто намекает Вуди Аллен, сформировались не лучшие качества. Но какие есть.
Комментариев нет:
Отправить комментарий