В КНИЖНОЙ ЛАВКЕ ПИНХАСА ГИЛЯ

В те годы я был занят поиском всего лучшего, значимого, что можно было найти в Израиле. В Израиле с русскими корнями. Спасибо газете, дозволившей быть "вольным стрелком". Сколько же я тогда понял и узнал, к стыду своему, из того, что понять и узнать нужно было гораздо раньше.

 Пинхас Гиль говорит тихо и осторожно, даже косноязычно. Я хочу «раскрыть» его сразу. Он мне не верит. Это правильно. С какой стати ему «открываться» перед незнакомым человеком. Ему не нравятся наши, русские газеты. Он их не читает. Газеты издаются для всех. Пинхас Гиль – не все. Он человек творческий, талантливый.  Он обречен быть личностью,  хранителем вечности. Нашей еврейской вечности, нашей «избранности», нашей индивидуальности, нашего одиночества в этом враждебном мире.

 Легко понять тех , кто стремится уйти от нас и проклинает случайное свое рождение . Это так по - человечески понятно. Отвратительно, порой, мерзко в своей трусости и ничтожности, но понятно. Природа героизма – всегда загадка. Но кто знает, где секрет нашего выживания в тысячелетиях: в умении отступить, или в способности стоять на рубежах до последнего? Я не знаю, что ответить. Проще всего согласиться и с тем, и с другим. Но это и есть признание права на отход, на сдачу позиций. Хочется встать рядом с героями, но это гибель. Это невозможность диалога. Это фанатизм, наконец… Так я, в обычном припадке малодушия, уговариваю себя. /

 А впрочем…Резкие движения, крик, нетерпимость … Кто там с краю? Всегда боялся шума, как чумы. Агрессии боялся в любом виде, насилия. Нет, «боялся» – не то слово – испытывал недоверие, брезгливость, отвращение./

 « Гигант среди пигмеев» – название вводной статьи Гиля к его переводам Ури-Цви Гринберга. «Гигант»? Хорошо ли это? Может ли смертный, пусть наделенный даром гения, быть гигантом? Не знаю. Неудобно это. Гигант легко превращается в идола. Как в этом случае удержаться на грани. Язычество подстерегает нас всегда, расставив в темных углах нашего сознания волчьи капканы./

  Гиганты, пигмеи… Пигмеи, ясное дело, - это те, кто не признает поэзию Гринберга, замалчивает ее. Но кто же тогда  почитатели его таланта, единоверцы? Тоже гиганты? Я не хочу жить на планете, где существуют две расы: пигмеев и гигантов.  Все относительно в этом мире, в мире человека. И в относительности этой надежда на мир, согласие и жизнь./

  Я боюсь торжества идеи, даже своей идеи, идеи, которая мне по сердцу. В этом мое одиночество, и я готов отстаивать его в любых обстоятельствах. /

 Но я слушаю Гиля с жадностью, просто потому, что мне не хватает простоты, решимости и мужества  этого человека. Он другой. Он принадлежит к редкой породе бунтарей. Он скован – это верно. Бунтарь в цепях, в клетке. Общество позволяет Гилю осваивать отпущенную ему небольшую территорию. Но и в клетке он не желает молчать. Он шумен даже тогда, когда говорит шепотом./

 Мне же всегда казалось, что долгий наш путь с Торой, как раз, и вел нас к тишине и осторожности, так как только в тишине и осторожно можно подняться по лестнице, ведущей к познанию Всевышнего. /

 «Мне казалось?».  В мире идей не правят характеры и судьбы. Там все сложнее, запутанней…/

 Пророки и герои, герои и пророки… Кто там впереди? /

 И может ли пророк стать героем, а герой – пророком? Не знаю … Сижу в тесном магазинчике Гиля, заваленном книгами. Он вынужден продавать печатные издания . Большая семья, кормить детей надо. Но торговля не его дело, как никогда не были нашим, еврейским, делом корчма или кубышка ростовщика./

  В магазине Гиля хаос. Он будто осознанно призрел  п о р я д о к  торговли, словно нужная книга сама должна найти покупателя: выйти из бумажного балагана к нужному человеку, во имя гармонии . /

 Пинхас Гиль – еврейский революционер, по необходимости покинувший баррикады, и в тесной лавке на улице Давида Елина торгующий книжным товаром. /

 Сюда, в эту щель, загнала его действительность…Святость семьи, долга перед детьми. Плоть загнала, но душа Пинхаса по-прежнему свободна и «просит бури». Он осторожен и недоверчив в диалоге нашем, в разговоре с незнакомым человеком, но смел и прям в своих текстах. /

-          Ури Цви-Гринберг не шел на компромиссы. Он кричал в лицо своему поколению древнюю истину, которую евреи галута основательно припрятали, чтобы не дразнить лишний раз гоев: Всевышний един и один, и есть у Него один народ во всей Вселенной – евреи, святой народ со святыми законами. А все  остальное – мишура, декорация на сцене еврейской жизни./

 Это Гиль из статьи о Гринберге. Тут надо отметить, как будто проходные слова: « кричал в лицо своему поколению». Своему! Поколению спящих и запуганных евреев. Поколению, обреченному на Холокост. Святость и необходимость того крика бесспорна. Услышал ли он был? И да, и нет. Никто не смог спасти миллионы евреев от гибели, но никто и не сумел стать на пути оставшихся в живых и решивших воссоздать Эрец-Исраель./

 Но крик радикалов не смолкал. 1977 год. Пинхас Гиль берет интервью у Меира Кахане. /

-          За что Вы боретесь сегодня? Какова программа движения «Ках»? Что Вы предлагаете?/

-          … Пройдет не так уж много времени, и арабы будут составлять большинство населения Израиля. Вполне демократическим путем они смогут получить большинство мест в Кнессете, и Кнессет – опять же абсолютно демократическим образом – примет закон о том, что государство Израиль будет отныне не еврейским, а арабским. Этого мы  хотим? Нет, мы хотим, чтобы наше государство было еврейским. Демократия мешает этому? Значит, нам придется обойтись без демократии. /

 Вновь крик! Даже не крик, а вопль. Меир Кохане нарушил желанную тишину, и его убили. Страх нового одиночества в демократическом мире пересилил саму демократию./

 Следствием «мирного процесса» стал неизбежный зажим «правых экстремистов», как их называли конструкторы Осло. Эти «правые» мешали даже другим «правым» гораздо больше, чем левые. Они исключали возможность всякого мира с арабами. Они утверждали  с в я т о с т ь  бесконечной войны с ними. Они и всю нашу историю понимали, как бесконечный поединок с враждебным миром. Возможно, эти правые, простите за тавтологию, были правы, но правота эта сродни кошмару. Современному миру, в котором  супермаркеты стали храмом для всех,  не нужен ужас противостояния. Этому миру необходим прилавок с товаром, цена и деньги, чтобы товар приобрести. Мы живем в мире, саморегулирующимся в сытости своей, а наше противостояние с арабами - всего лишь спор сытого с голодным. /

 Не «левые» загнали в подполье «правый экстремизм», а сама жизнь. /

 С этим категорически не согласен Пинхас Гиль. В мире вечных идей, в Божьем мире нет сытых и голодных. В нем ложь и правда. Пигмеи и гиганты. А следовательно, невозможность мира. Ибо гигантам уготована только власть над миром, а пигмеям – подчинение./

 Магазин Гиля никогда не станет супермаркетом. И книги его издательства не имеют «товарный» вид. Это просто книги. И почти в каждой заряд взрывной силы. Пинхас Гиль торгует идеологическим оружием «оружием». /

  Задаю  очередной вопрос, а он перебирает брошюры своего издательства, бормочет: /

 - Тяжелая, неблагодарная работа … Одна, две, три, четыре, пять … По шекелю… Так о чем мы?. … А, вот книги нашего издательства – там все./   Уношу из лавки Гиля это «все». Уношу с собой катехизис его одиночества.

Юноша – Гиль спросил тогда у Меира Кахане:/

-          Каким образом, по Вашему мнению, государство Израиль должно избавиться от своего арабского населения?/

-          Таким же, каким обычно избавляются от нежелательных нацменьшинств в современном мире – путем трансфера, перемещения населения. /

 Род Кохане  из России, но сам раввин родился в Бруклине. Его род тоже переместили с помощью трансфера. Как там сказал Плеве – министр Николая 11: « Треть евреев вымрет, треть ассимилируется, треть – уедет». Потом был трансфер евреев из прифронтовой полосы Первой мировой войны. Их переселили вглубь империи, как возможных предателей-шпионов. Моих стариков в Белоруссии сначала «переселили» нацисты в гетто, а потом убили. Путем трансфера, как нежелательное нацменьшинство, моего отца и тысячи военных врачей, отправили на Восток в начале 50-х, и я сам, ребенком,  как элемент тоже неугодный, отправился следом за ним в безводную и голодную степь…И, наконец, теперь уже без насилия и чужой воли я сам себя переселил в Израиль. И только такой «трасфер»  я могу признать. И только за ним доброе начало и свобода воли человека. /

 Не может быть правильного или неправильного трансфера, как не живут в этом мире две расы: гигантов и пигмеев. Если я соглашусь с этим, то завтра, кем бы я не был, меня и моих детей, как это было неоднократно в нашей истории превратят в пигмеев и убьют по праву гигантов./

  Патриотизм и любой национализм крайне опасны. Здесь неимоверно трудно удержаться на краю бездны. Тора дает нам свободу воли. На ее страницах - неизбежность и правота геноцида, но и призыв есть: « Любите пришельца, ибо сами были пришельцами в стране Египетской». /

 Что выбрать? Пинхас Гиль пишет: « … нынешнее арабское население Эрец-Исраэль составили преимущественно недавние ( конца 19  – первой половины 20 века) эмигранты, приехавшие сюда из арабских стран … Те арабы, чей «стаж» в Стране Израиля составляет более значительный срок, тоже являются потомками переселенцев…Разумеется, весь этот разношерстный сброд… никаким палестинским народом не является.»/

 Пинхас Гиль считает, что это существенно. Но и мы, на заре времен, были « разношерстным сбродом». Да и по сей день, кто только не живет в Израиле, даже с титульной национальностью в паспорте. Что делать с этим «сбродом»? Нас принудили покинуть Европу, Африку и Азию, как временных жителей, почему бы арабам не отправиться в Аравию, на родину предков? Так будет справедливо, считает Гиль.  Но и наша родина Аравия, и враги наши, не признающие дар Божий, считают нас вечными переселенцами на этой земле, людьми дороги, а потому народом бездомным и беззащитным. /

 Наконец, мы вернулись домой. И зачем? Чтобы начать новый виток насилия и нетерпимости, в результате которой мы и оказались в галуте. Получится замкнутый круг. Не верю, что Пинхас Гиль не понимает, что дело не в двух миллионах арабов Израиля и территорий, а в миллиарде детей Аллаха. Способны ли мы противостоять этим народам и странам на уровне агрессии и конфронтации? /

 Магазин Пинхаса Гиля расположен в религиозном районе. Неподалеку от его книжной лавки стоял молодой хасид, прислонившись к стене, и читал Тору. Мимо читающего быстро прошел солдат с автоматом и громадным мешком за спиной. Наша защита в Израиле: автомат и Тора. Вне пределов нашей           страны – только Книга книг и, как обычно, деньги. /

 Но по сути, подлинная наша защита – наш гений. И земля эта принадлежит нам не только потому, что в ней похоронены праотцы наши, а по праву гения, как Леонардо принадлежит «Джоконда», Стефенсону – паровоз, Эдисону - электрическая лампочка, Маркони – радиоприемник, а Менделееву – его Таблица… Гением своим мы превратили эту землю в сад – значит она наша по всем законам: земным и Божьим. Убьем эту землю глупостью, равнодушием, бездарностью, ленью – и потеряем ее вновь. Здесь, в Израиле, мы защищаем от ненавистников наших не просто свою жизнь, но жизнь земли. И это угодно Всевышнему. Вот почему, как мне кажется, в эволюции смысл нашей, еврейской, жизни, а не в революции, потому что любая революция, неизбежно ведомая вождями, – есть разрушения, а эволюция - созидание и творчество. /

  Верно, революционным переворотом было обращение наше от язычества к монотеизму, но свершилось это по велению Бога. И только Ему я бы и сегодня доверил право на возможный и очередной рывок в будущее./

 Теперь о нас с вами. Мне так хочется думать вместе с Пинхасом Гилем, что я  п о  п р а в у  р о ж д е н и я  принадлежу к лучшему народу мира, к народу «избранному», но я знаю, как опасна эта мысль. Нет и быть не может в нашей традиции «права рождения». Только право  п о с т и ж е н и я  истины и себя самого. Мы – народ процесса познания под знаком Закона. И становимся «избранным народом» только тогда, когда сумеем подняться над худшим, что есть в человеке. В любом человеке, независимо от национальности и места рождения. /

 В Торе протест против  расизма повсеместен. Тора обращена ко всему человечеству, и если на евреев Бог возложил особенную тяжесть пути, – это вовсе не значит, что Он разделил  наш мир на гигантов и пигмеев./

  Любой человек, даже самый великий – раб своего времени. Гений состоится, когда он нужен в определенном месте и в определенное время. Но «все проходит». И этому учит нас Тора тысячелетия. Но мы торопимся, мы нетерпеливы… Нам кажется, что только нами в наш час, решаться судьбы мира, судьбы нашего народа. Такой мир кажется нам ясным и простым. В таком мире мы сами видим себя гигантами, а не пигмеями. /

 Власть в нашей стране чаще всего принадлежала и принадлежит людям компромисса. Это понятно, потому что умение соблюдать норму – залог благополучного существования любого государства. Мы хотим жить по законам современного, цивилизованного общества. Мы не хотим повторять древний опыт смертельной борьбы на неподобие. Мы не хотим нового галута. По сути, мы готовы отказаться от своего Бога во имя сохранения государства, в котором, повторю это, сделана успешная попытка перенести Храм  во дворцы Торговли./

 Вот в этом, как это было на протяжении всей нашей истории, и кроется сомнительная возможность государственной независимости евреев. Здесь все просто: Всевышний или государство ? Дан ли нам третий путь – не знаю. Отцы-основатели Израиля сделали успешную попытку совместить несоединимое. Это было время всеобщей бедности и энтузиазма. Сегодня мы живем в другой стране, в другом времени./

 И все же, бунтарь  и революционер Пинхас Гиль упрямо, вопреки всему, вот уже много лет издает свои книги и торгует чужими, чтобы прокормить целый выводок детишек. Тот хасид на улице упрямо продолжает читать Тору,  в надежде на простую эволюцию сознания, солдат- атеист исправно тянет свою «лямку», а я , побывав, на улице Елина, пишу эти заметки, в очередной раз стараясь сконструировать свой мир, в котором можно выжить./

  Все перечисленное – это калейдоскоп нашего фантастического бытия на земле Израиля: разного, противоречивого, возносящего нас до высот и швыряющего в пропасть. Все это, в многообразии связей и борьбе противоположностей – всего лишь мгновение в истории нашего народа. Народа счастливого, несмотря ни на что, хотя бы потому, что у нас, выражаясь современным языком, есть свой Спонсор. Он позаботится обо всем. И простит нас за все грехи до тех пор, пока не забываем восполнять род свой, возделывать свою землю и помним заветы отцов. Я свято верю в это.