суббота, 25 июля 2015 г.

ЛЕТОПИСЬ ЖЕЛЕЗНОЙ БОЧКИ


                                           МАША, ШЕЛИ И СОНЯ 2011 г


Есть писатели, убежденные, что нельзя творить без цели, идеи, определенной задачи. Не думаю, что это так уж необходимо. Идея, сплошь и рядом, оковы и западня. Мало того, за идеями, часто, скрывается ложь. Сегодня ты веришь в одно, а завтра в нечто – противоположное. В этом рассказе нет никакой идеи, а есть одна благодарность к упомянутой в заглавии бочке из железа.

 Прогорела она по корпусу, у днища. Я ее обкладываю разной жестью, чтобы не расстаться навеки и продолжать сжигать в ней  горючий мусор, палые листву и хворост. Бочка эта железная еще полезна в хозяйстве. Боюсь, что последний год, а как жаль расставаться. Бывают вещи такие родные, и даже любимые, что их утрата – лишняя заноза в сердце.
В тот год, 37 лет назад, всякое барахло собирал, необходимое для дачи. Простых гвоздей было тогда не купить. Приходилось все, от кирпичей до досок, не доставать, а изыскивать с разными хитростями. Бочку железную обнаружил у продуктового магазина. Кадку не местную, из Бельгии, от топленного масла. Я катил это случайное чудо вниз, по улице, к своему дому с грохотом и восторгом удачливого охотника.
 Домишко невзрачный, тоже из каких-то случайных материалов, построил быстро и поставил к водостоку, как положено, бочку для сохранения дождевой воды.  Была наша бочка всегда полна до краёв. Не приходилось часто таскаться с ведрами к колодцу. Выйдешь утром - в чистый лесной дух, зачерпнешь ладонями из бочки прохладную водицу – и лицом в живительную влагу. Всё – можно жить дальше. Помню как в темень, возвращаясь после ночного преферанса, мыл в бочечке нашей персты, оскверненные картами и денежными знаками.
 Ну, и полив, конечно. Окунешь в бочку лейку, наберешь водицу – и к огороду, к картошке, лучку, к кустам смородины и крыжовника. Если честно, огород у нас был хилый, не до огорода было, но полив такой, бочечный, очень любил. Сам себе казался хозяином жизни. Жаждет природа-матушка, страдает от сушняка, а ты ее поишь от всей души. И знаешь, что спасибо она тебе обязательно скажет. За каждую, дарованную каплю поклонится зеленым ростком.
 Крепкая, заграничная попалась бочка, из знаменитой, видимо, стали. У соседей такие же ёмкости быстро ржавели, а наша долго стояла, как новенькая.
 - Бочечка у тебя, Аркан, супер, - говорил сосед Толя. – Хозяйство так себе, плохонькое у тебя хозяйство, а бочка – супер. Жить ей сто лет.
  Я не обижался, меня многие критиковали: забора нет вокруг участка, сотки плохо ухожены, да и домок наш больше на сарай был похож, что правда, то правда. Только в те годы мне эта жизнь на опушке леса казалась спасением, счастьем. Чуть ли не с первых чисел мая, только темный, игольчатый снег в лесу сходил, вытаскивал детей из духоты школьных классов – и вперед – к  чистому воздуху, чистой воде, к жизни по любви с природой. Я к тому, что по возвращению в наш скудный рай – первым делом был торжественный акт переворачивания бочки. На зиму мы ее оставляли днищем к снегу, к неласковому, низкому, давящему зимнему небу.
 - Жить твоей бочке сто лет, - говорил Толя. Я и сам тогда думал, что вечная она вещь. Еще и моим праправнукам служить будет.
 И вот, выбираюсь я из машины. Дети за спиной визжат от восторга, а я важным хозяином иду к бочке и переворачиваю ее в рабочее состояние, но прежде под днище кладу кирпичи - фундаментом - как положено. Иной раз, приезжали в дождь, и тогда  бочка наша сразу принималась за работу. Я и сейчас слышу стук капель по сухому днищу. В общем, жизнь наша полнокровная, настоящая, летом, на даче, – начиналась с бочки.
 Редко, но случались засухи. Пусто в нашей бочке – тоска. И вдруг – ливень – прямо гудеть начинала ее тугая, заморская сталь от удовольствия возвращения к нормальному, привычному состоянию водохранилища при доме.
 Кто-то решит, что о такой суете, о такой обыденности и вспоминать, и говорить не стоит. Ну, кадка с дождевой водой – эка невидаль. Может быть, только я почему-то очень благодарен бочке нашей, что она была чем-то совершенно необходимым, приметным в той, нашей, очень простой жизни.
 Хочу одну побудку вспомнить. Всегда просыпался рано. Серое утро, дождливое. Бегу в скворечник сортира босиком по мокрой траве, полощусь у рукомойника. Потом сажусь к шатучему столу, к пишущей машинке. Передо мной широкое окно в мир. Стучу, что-то изображаю на прокорм семейству. Я стучу, стучит дождь по крыше, капает вода в бочку. Мне такой ритм бытия, порядок вещей - помогал жить и работать
 Так продолжалось долгих 15 лет. А потом мы оставили и наши кусты смородины, и домишко, с перевернутой на зиму бочкой... Все оставили – и улетели за тысячи километров в мир ухоженный и благополучный, где не было никаких бочек под водостоком, да и сам дождь, только зимой, радовал жителей совсем не так часто, как хотелось.
 Без нас преобразился наш скудный рай. Исчезла прежняя, чудная, теплая нищета, вырос крепкий забор вокруг участка и нужда в бочке отпала. Поставили ее в дальний конец земельного надела и определили на другую работу.
 Водную повинность бочечка наша выдержала, а огневая оказалась не под силу. Первые годы, еще до наших, летних визитов, она держалась, а потом проел жадный огонь в железе дыры, а там и такие пробоины в корпусе появились, что стало ясным – гибель нашего верного друга и помощника неизбежна.
  Век свой отбыла наша бочка достойно и красиво: надежной, крепкой тарой была для масла, затем необходимым хранилищем работала с дождевой водой, а под старость мучили  ее люди огнем лютым. В общем, испытала наша нехитрая бочечка в своей недолгой жизни и силу стали в молодости, и текучесть воды в зрелые годы, и лютость огня на старости лет. Вот такая удивительная биография. На мой взгляд, вполне достойная этой, моей краткой летописи бытия и трудов железной бочки, родившейся в Бельгии и почившей на жалком огороде в России.
 Прошла она и медные трубы: с каким победным звоном катил я ее по асфальту к нашему дому в Москве, и воду, и огонь… Собственно, и наша, человеческая жизнь, проходит через те же испытания, только человек крепче стали и есть у него свобода выбора, может он уйти от рабства под водостоком и навязанного пламени в своей утробе.
 Может… Но как же редко удается это нам на вечном нашем «огороде» - скудном или богатом, под жарким солнцем или низким, холодным небом.

 Не знаю, впрочем, зачем пишу все это? Мои дети хорошо знакомы с нашей бочкой – водохранилищем. Внучкам известен ее «огненный период». С великим удовольствием они собирали прошлогоднюю листву и сухие ветки с берез, чтобы потом постоять у огня и столба дыма, уходящего в небо. Волшебное зрелище! И вдруг, чудом, кто-то из моих правнуков или правнучек овладеет грамотой на кириллице, прочтет этот текст и узнает, что когда-то, очень давно, в прошлом веке, тихим, ранним утром их прадед… Стоп! Как же я мог забыть. В то утро меня выгуливала наша замечательная, лохматая собаченция, по имени Мадамка. Так вот, гремящую и звенящую бочку мы катили вниз вместе. Мадамка мчалось за ней с громким и радостным лаем, а я спешил, молча, но совершенно счастливый, что удалось обнаружить такую необходимую в хозяйстве вещь.       

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Красильщиков Аркадий - сын Льва. Родился в Ленинграде. 18 декабря 1945 г. За годы трудовой деятельности перевел на стружку центнеры железа,километры кинопленки, тонну бумаги, иссушил море чернил, убил четыре компьютера и продолжает заниматься этой разрушительной деятельностью.
Плюсы: построил три дома (один в Израиле), родил двоих детей, посадил целую рощу, собрал 597 кг.грибов и увидел четырех внучек..