Владимир СОЛОВЬЕВ-АМЕРИКАНСКИЙ | Писатель, который предпочел стать политиком (несмотря на рецидивы)
Оксюморонный портрет Дизраэли к его 220-летию.
Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.
Модный когда-то писатель с байроническим уклоном, широко известный в узких кругах остроумец и денди, лидер тори, британский джингоист, любимчик королевы Виктории, дважды премьер-министр и, наконец, граф Биконсфильд – при том, что, по тогдашним понятиям парвеню, к тому же еврей, хоть и принявший в детстве христианство, но с таким откровенным именем – Бенджамин Дизраэли. Время от времени ему напоминали о его происхождении, печатно обзывая «вечным жидом» «современным Шейлоком» и проч. Он, однако, не просто никогда не отказывался от своего еврейства, а гордился и хвастал им при каждом удобном случае, противопоставляя свое древнее племя безродным англосаксам. Вплоть до самодовольных заявлений, что «евреи и сейчас сидят по правую руку Бога», а самого себя называл «избранным представителем избранной расы».
От такого этнического высокомерия один шаг до государственного империализма, который был краеугольным камнем внешней политики Дизраэли в бытность его премьер-министром, и даже был поименован «биконсфильдизмом» по присвоенному ему королевой титулу. Ведь именно при нем и с его отмашки Великобритания закупила акции Суэцкого канала, аннексировала Кипр и добилась на Берлинском конгрессе выгодного для нее почетного мира на Балканах. Консерватор до мозга костей, Дизраэли, однако, провел социальную реформу, улучшил общие гигиенические условия труда и положение рабочего класса в целом, принял законы об эксплуатации и легализовал профсоюзы.
При нем же, однако, британский империализм потерпел и сокрушительные неудачи – в Южной Африке и в Афганистане, чем незамедлительно воспользовался его вечный соперник либерал Уильям Гладстон, победив на выборах и сменив Дизраэли на посту премьер-министра. К великому огорчению королевы, которая с трудом выносила шотландца Гладстона и не скрывала своей любви к еврею Дизраэли. Он платил ей взаимностью и даже вдобавок к ее титулам преподнес корону Индийской империи.
Как писатель, он начал с бестселлерного романа о молодом честолюбце «Вивиан Грей» (недаром спустя шестьдесят лет он откликнется в «Портрете Дориана Грея» Уайльда), а кончил посвященным еврейскому вопросу историческим романом о лжемессии Х11 века «Алрой», который уже после смерти автора станет популярным у сионистов. У великодержавника Достоевского были все основания ненавидеть Дизраэли за его оголтелое имперство на посту премьер-министра – Индия, Суэцкий канал, наконец, прямое дипломатическое столкновение с Россией во время русско-турецкой войны, но не был ли лично Дизраэли подпиткой антисемитизма нашего писателя? Что их объединяло поверх идеологических барьеров? Оба были неистовыми в своих политических страстях.
Писательский дар достался Бенджамену Дизраэли по наследству. Его отец Исаак Дизраэли тоже был писателем, биографом и романистом, и всячески поддерживал литературные склонности сына, которые проявились у того с детства. Писательство у Бенджамена Дизраэли было второй натурой: «Когда мне хочется прочесть роман, я сам его пишу».
Его романы крипто-автобиографичны и насквозь идеологичны. Сюжетно и концептуально они предшествовали его политической деятельности – сначала он излагал свои идеи на бумаге, потом претворял их в реальность. Он мог бы повторить вослед Гете, который, кстати, тоже был не только писателем, но и государственным деятелем (не сравниваю): «Думать легко, действовать трудно. Действовать согласно тому, как думаешь, – самое трудное в мире». Что Дизраэли удавалось на протяжении всей его блестящей политической карьеры. Политике он отдавался целиком, но время от времени возвращался к любимому с юности занятию и выдавал новый роман. Эти его литературные рецидивы публика принимала на ура, независимо от качества, а благодаря политической славе автора. Как сказал один из его хулителей, «Дизраэли знаменит только своей знаменитостью». Что, конечно, не так.
Хотя – еще одно «конечно» – человек одерживает в своей жизни одну за другой блестящие победы, но все они, на поверку времени, оказываются пирровыми. Его романами зачитываются, но они быстро устаревают и выходят из моды, Он побеждает в изнурительной политической борьбе, но достигает вершины усталым и больным человеком и не всегда понимает, что делать ему с доставшейся властью, – все силы ушли на борьбу, а на властвование осталось недостаточно. Не говоря о том, что он привык быть в оппозиции, а не у руля. И, наконец, еще один проигрыш – исторический, пусть и посмертный: с концом Британской империи усилия по приумножению ее владений кажутся суетными и тщетными.
Со временем его деяния – как литературные, так и политические – сильно померкли, но не слава, коли о нем регулярно выходят книги, фильмы и даже телесериалы – британский четырехсерийный, который показывали по ящику и у нас в Америке, не оторваться. Даже в России, где он был известен главным образом по антидизраэлевым диатрибам Достоевского, вышло переиздание панегирической книге о нем француза Андре Моруа.
Чем тогда привлекает биографов, байопикистов, читателей и зрителей Дизраэли? Вряд ли все-таки одним своим еврейством, хотя политическая судьба его уникальна – ни один его соплеменник ни до, ни после не достигал таких высот власти в Великобритании.
А в Европе?
Мне кажется, помимо его происхождения, есть еще причины так долго длящейся популярности Дизраэли, По натуре он был амбициозным честолюбцем и рисковым авантюристом, его жизнь полна взлетов и падений, он был ярок и поверхностен, циничен и романтичен, ироничен и сентиментален, агрессивен и беззащитен, Неудивительно, что он вызывал бурные приливы любви и ненависти, врагов у него было никак не меньше, чем поклонников. А потому интересен он не своими литературными и политическими достижениями, но самим собой и своими приключениями. Хотя Дизраэли и был человеком викторианской эпохи, современником Дарвина и Диккенса, он являл собой своего рода прототип постмодернистского политика.
Современные примеры опускаю, хоть и напрашиваются. Особенно один.
Я бы рискнул сказать, что Бенджамин Дизраэли кажется нашим современником, независимо от того, какие он у нас вызывает чувства – восхищения или отвержения, а чаще всего смесь того и другого.
APPENDIX
ИЗБРАННЫЕ ИЗРЕЧЕНИЯ БЕНДЖАМИНА ДИЗРАЭЛИ
Магия первой любви состоит в том, что ты не знаешь еще, что она первая.
Нация – произведение человеческого искусства и времени.
Молодость – заблуждение, зрелый возраст – борьба, старость – сожаление.
Откровенность и определенность – вот что вам нужно, если вы хотите скрыть собственные мысли и запутать чужие.
Жил я в бедности, умру богатым; а лучше бы наоборот.
Есть три разновидности лжи: ложь, гнусная ложь и статистика.
Человек по-настоящему велик лишь тогда, когда им руководят страсти.
Как все великие путешественники, я видел больше, чем помню, и помню больше, чем видел.
Ни одно правительство не может считать себя по-настоящему в безопасности там, где не существует влиятельной оппозиции.
Темнее всего в предрассветный час.
Лучший способ ознакомиться с каким-либо предметом – написать книгу о нем.
Разлука должна быть внезапной.
Ночь темнее всего перед рассветом.
Да, я еврей, и когда предки моего достоуважаемого оппонента были дикарями на никому не известном острове, мои предки были священниками в храме Соломона.
Я всегда полагал, что каждая женщина должна быть замужней, а каждый мужчина – холостяком.
Два величайших стимула в жизни – это молодость и долги.
Мелкие дела порождают и мелких людей.
У того, кто в шестнадцать лет не был либералом, нет сердца; у того, кто не стал консерватором к шестидесяти, нет головы.
Как правило, наибольшего успеха добивается тот, кто располагает лучшей информацией.
Все обобщения ложны. В том числе это.
Владимир Исаакович Соловьев – известный русско-американский писатель, мемуарист, критик, политолог.
Комментариев нет:
Отправить комментарий