Мобилизованная нация
"Мобилизованная нация" — так называется книга известного английского историка Николаса Старгардта. Книга поражает. В ней описана какая-то "другая Германия", не обманутая нацистами, не соблазненная ими, а сама с готовностью выбравшая и принявшая судьбу — верившая в свою неизбывную правоту и готовая отдать за нее жизнь.
До самого конца люди не желали осознавать, что они наделали. Более того, обвиняли других во всем, что им пришлось пережить. Голод, смерть близких, страшные, смертельные бомбежки своих прекрасных городов… Ненависть тех, кого сами убивали и мучили.
Им казалось, что мир находится в зловещем заговоре против них. И долг каждого соотечественника — защитить дом, родину, честь от страшного и беспощадного врага.
Выписки из этой книги я привожу без комментариев.
1939-й, 1940-й
Война в Польше началась.
Герхард M. видел, как его товарищи уводили двадцать молодых людей, бывших, как он считал, "трусливыми снайперами". "Горящие дома, плачущие женщины, верещащие дети. Картина безнадежности, — писал Герхард в дневнике. — Но поляки сами не хотели по-хорошему".
Из простой деревенской избы какая-то женщина принялась стрелять из пулемета. Подразделение Герхарда окружило и подожгло дом. Герхард вспоминал, что, когда она пыталась выбраться, они "ей не позволили, пусть это и жестоко": "Ее крики еще долго звучали у меня в ушах".
Когда спустилась ночь, горизонт явственно окрасился в красный цвет от зарев пожарищ других сел и деревень. "Скоро горящие здания тянулись за нами по всему пути, из огня доносились крики тех, кто прятался внутри и не мог спастись. Скот мычал от страха, собака выла, пока не сгорела, но страшнее всего становилось от крика людей. Это было жестоко, но они стреляли, а потому заслужили смерть".
В городке Кемпен (Кемпно) резервист Конрад Ярауш, обедая в ресторанчике при немецкой гостинице, наслушался баек беженцев из числа этнических немцев. Они рассказывали, как шли связанными попарно за запястья через Торунь в Лович. У кого не хватало сил идти дальше, того пристреливали. В Ловиче 5000 таких бедолаг согнали на площадь перед церковью, и они видели приготовленные поляками для их казни пулеметы, но тут в последнюю минуту появились немецкие солдаты и спасли их. Оборванные и измученные беженцы произвели на Ярауша яркое впечатление…
Будучи сам не нацистом, а консервативным протестантским националистом, Ярауш воспринял этот жест с их стороны как символ "всего, что ассоциируется с германством".
Многие из местных командиров (немецкого) ополчения превратили подвалы и огороженные внутренние дворы в импровизированные тюрьмы и пыточные камеры, где избивали пленников плетками и кнутами, загоняли в спину гвозди, выкалывали штыками глаза.
Крупнейших масштабов достигали погромы, творимые ополчениями этнических немцев, зачастую под командованием СД и гестапо, в городах бывшей Западной Пруссии. 6000 человек расстреляли в лесах вокруг Нойштадта (ныне Пясница), 7000 — в прусском Штаргарде, а в Коцборово уничтожили 1692 пациента приюта. На параде в Групе расстреляли 6500 поляков и евреев из Грауденца (ныне Грудзёндз), а еще 3000 человек нашли смерть в Лешковко. В Мнишке 10 000–12 000 поляков и евреев из района Свеце свезли на расстрел в гравийные карьеры. Примерно 3000 евреев и поляков сотрудники гестапо, СС и ополченцы убили на летном поле в Фордоне и в песчаных дюнах Межина. В лесах около Русиново (округ Риппин) все те же айнзацгруппы расстреляли 4200 человек, а к 15 ноября члены ополчения и солдаты вермахта закончили уничтожение 8000 человек в лесу под Карлсхофом.
В отсутствие полных данных можно говорить только о крупных "акциях", в каждой из которых погибло более тысячи человек; и только они унесли жизни 65 000 человек. Из них 20 000–30 000 смертей на совести немецких ополчений. Всего же количество уничтоженных в первые месяцы немецкой оккупации должно быть еще больше.
Ватикан пытался вмешаться через дипломатические каналы, но не достиг ничего, получив ответ, что конкордат с церковью не распространяется на новые территории…
Еженедельное кинообозрение Wochenschau щедро кормило зрителя репортажами о событиях, а также показывало захваченных в плен польских солдат и гражданских "диверсантов", выставляя их преступными "недочеловеками", получившими приказы истребить немецкое меньшинство. Сотрудников отдела по расследованию военных преступлений отправили выискивать доказательства "преднамеренного геноцида", совершавшегося поляками по указке сверху.
В издании Министерства иностранных дел "Документов о зверствах поляков" в ноябре 1939 г. число жертв среди немцев оценивалось в 5800 человек, что теперь, как правило, признается учеными достоверным, но в феврале 1940 г., вероятно с подачи Гитлера, данные выросли сразу в десять раз. Геббельс приказал газетчикам заострять внимание на новых находках, и страницы периодики заблистали яркими заголовками вроде "58 000 жертв польского террора"…
…В заключительном киножурнале о кампании на западе показали Гитлера отдающим дань памяти погибшим у могил нескольких немецких солдат прямо перед принятием капитуляции французов под Компьеном. Теперь наступало самое время покончить с конфликтом с Британией и восстановить мир, которого так жаждало все немецкое население.
Следующим вечером Гитлер выступал перед рейхстагом в здании "Кролль-опера". На кресла сложивших головы в боях шести депутатов возложили венки. Американский журналист Уильям Ширер, сидевший на балконе, поражался невиданному им прежде в этом собрании количеству золотых галунов и военных мундиров… Гитлер более двух часов ораторствовал на тему хода войны в целом и отдельно — завершившейся военной кампании… Ширер счел речь Гитлера одной из лучших.
"Гитлер, которого мы видели в тот вечер в рейхстаге, — писал Ширер несколько часов спустя, — был победителем и, сознавая это, оставался великолепным актером, бесподобно распоряжавшимся умами немцев, он превосходно смешивал полную уверенность завоевателя со скромностью, которая всегда так импонирует массам со стороны того, кто, как им ведомо, парит очень высоко".
За пять дней до речи Гитлера перед рейхстагом, 14 июля, Черчилль поклялся миру, что Британия будет сражаться одна. Гитлер пообещал в случае увеличения числа британских налетов на Германию стереть их города с лица земли.
Лондон, вид с крыши Собора Святого Павла на Олд-Бейли, окружённый дымом и разрушенными домами, после воздушного налёта в декабре 1940 года. Фото: Wikimedia Commons, H.Mason.
3000 самолетов "взяли курс на Лондон". "Промчавшись через ночное небо словно кометы", они оставили за собой "одно огромное облако дыма, которое сегодня ночью протянулось от центра Лондона до устья Темзы". В военной сводке не забыли упомянуть о том, будто люфтваффе ведет "честную и рыцарскую войну", ограничиваясь "военными целями"… Даже респектабельная Börsen Zeitung утверждала: "В то время как атаки германских ВВС предпринимаются исключительно против военных объектов — факт, признаваемый как британской прессой, так и радио, — Королевские ВВС не находят ничего лучшего, чем то и дело подвергать ударам невоенные цели в Германии".
Даже открытую угрозу Гитлера обернули в упаковку из обычной уже "оборонительной" терминологии возмездия за причиненное зло, чем оправдывался каждый шаг войны…
Немцы постепенно привыкали к войне… Когда рождественские праздники в Мюнстере прошли без всяких потрясений, (репортер) Паульхайнц Ванцен заключил: "В общем и целом люди осознают — война будет долгой, но особенно не беспокоятся и не тревожатся на этот счет. В текущей фазе война почти незаметна".
1941-й. После 22 июня
Несмотря на действия СССР против Финляндии, Югославии и — совсем уже недавно — Румынии, фюрер, по его словам, сдерживал себя, но теперь приходилось действовать безотлагательно: "Задача этого фронта уже не защита отдельных стран, а обеспечение безопасности Европы и тем самым спасение всех. Поэтому я сегодня решил снова вложить судьбу и будущее Германского рейха и нашего народа в руки наших солдат".
В кафе в центре Дрездена Виктор и Ева Клемперер пытались оценить настроение местных жителей, когда одна женщина протянула им экстренный выпуск газеты со словами: "Наш фюрер! Ему пришлось выносить все это в одиночку, чтобы не тревожить свой народ!" Обслуживавший их официант, побывавший в плену в России во время прошлой войны, не сомневался: "Теперь война закончится очень быстро". У поста дорожных сборов танцевали…
Женщины прежде всего беспокоились о том, сколько жизней потребует победа с немецкой стороны, и о судьбе военнопленных у Советов с их "азиатскими методами".
Однако поразительные успехи Финляндии в действиях против советских войск в недавно отгремевшей Советско-финской войне подогревали ожидания, что победы удастся достичь максимум в течение трех месяцев.
Когда 221-я дивизия утром 27 июня 1941 г. занимала Белосток, пустынные улицы встречали оккупантов полным молчанием. Как следует нагрузившись спиртным, пятьсот солдат 309-го батальона полиции принялись наугад палить по окнам, потом согнали сотни мужчин-евреев в синагогу и подпалили ее. Огонь распространился на другие здания, вследствие чего выгорела значительная часть городского центра. Некоторые офицеры вермахта вмешались, спеша остановить произвол и насилие.
29 июня немецкие войска вступили в столицу Латвии Ригу, и один очевидец сообщал, что офицеры полка из Баден-Вюртемберга тотчас устроили попойку, на которую "силком пригнали несколько десятков еврейских девушек, заставили раздеться догола и в таком виде петь и плясать. Многие из несчастных женщин, — продолжал он, — были изнасилованы, а потом выведены во внутренний двор и застрелены". Свободные от жесткого контроля, введенного для них в оккупированной Западной Европе, солдаты на Восточном фронте могли — и совершали — безудержное сексуальное насилие без всяких последствий для себя.
Первое впечатление от Советского Союза не внушало радужных надежд. Отступавшая Красная армия оставляла за собой пустыню. "Я уже повидал ужасные сцены разрушения, — писал Фриц Пробст семье, — и могу сказать тебе, мы должны благодарить фюрера за то, что избавил нас от такой опасности". Несколько дней спустя он вернулся к этой теме: "То, что мы делаем, — великая жертва, но мы делаем это с удовольствием, поскольку если бы эту войну пришлось вести в отечестве, тогда было бы куда хуже… Мы должны потерпеть, и, по всей вероятности, победоносный конец ближе, чем мы думаем".
Роберт Р. получил приказ сжечь деревню Михайловка в качестве акта возмездия за убийство четырех немецких солдат. "Всю деревню?" — спросил он командира. "А что? — прозвучал в ответ сардонический вопрос. — Она такая большая? Коли так, она по меньшей мере стоит усилий".
Когда бронетранспортер подъехал к машинно-тракторной станции вблизи села, Роберту пришлось пригрозить пулеметом не желавшим уходить женщинам и детям. Они вышли в ледяную мглу в чем были и без вещей. "Я кричал и не слышал себя, мне хотелось заплакать", — отмечал в дневнике Роберт. Он не стал никого казнить. Отдав пулеметчику команду "вольно", он объяснил селянам на ломаном русском, что они должны докладывать о замеченных у себя партизанах или против них будут приняты более жесткие карательные меры. Поблагодарив его за жизнь, они стояли и смотрели на поднимавшиеся к ночному небу столбы пламени, когда другое немецкое подразделение поджигало деревню.
[После советского контрнаступления под Москвой] Ганс Альбринг пережил зимние месяцы в маленьком городке Велиж, в тылу группы армий "Центр". Оказавшись под натиском неприятеля на исходе января 1942 г., немцы продержались там восемь недель в ужасающих условиях. Немытый, заеденный вшами и вечно голодный, Ганс вышел из испытания убежденным, что "сравнение испытания [выпавшего на его долю] с апокалипсисом нельзя назвать таким уж натянутым".
20 декабря 1941 г. Геббельс отправился на радио с целью обратиться с призывом к населению начать крупномасштабный сбор зимней одежды и всего прочего для солдат "в качестве рождественского подарка от германского народа Восточному фронту". Инициированная Геббельсом кампания "Зимней помощи" по обеспечению войск необходимыми предметами оказалась поразительно успешной, хотя для этого потребовалось нечто большее, чем самоотверженность германского народа.
По всей оккупированной Европе власти, не теряя времени, проводили реквизиции. В Польше евреям тут же запретили носить меха и потребовали сдать их, что дало 16 654 меховых пальто и пальто с меховой подкладкой, 18 000 меховых курток, 8300 муфт и 74 446 воротников в одной только Варшаве.
Отклик на немецком внутреннем фронте заслуживает определения "огромный". К середине января 1942 г. два миллиона добровольцев собрали по всему рейху 67 миллионов различных предметов.
Как [фотограф] Лизелотта Пурпер уверяла жениха, Курта Оргеля, охранявшего артиллерийские батареи во время осады Ленинграда, ее любовь к нему представляла собой часть большого коллективного порыва: "Немецкие женщины шлют такую волну любви и нежности их мужчинам на востоке, что вам должно быть легко сражаться за таких жен и матерей. Если победу можно вырвать силой любви и жертвенности, тогда победа будет нашей, без сомнения. Это святая, нет, это святейшая любовь, которую шлют вам женщины Германии".
1942-й, 1943-й
15 марта, в День памяти павших героев, радио транслировало беседы фюрера с ранеными ветеранами. Люди очутились под сильным впечатлением от его "теплого, доверительного тона", его знания всех мест боев на Восточном фронте и его "внутренней связи с каждым отдельным солдатом". Жест и в самом деле нужно назвать поразительным, особенно со стороны диктатора, который избегал контактов с солдатами, а позднее и с гражданскими лицами, отмеченными шрамами войны — его войны. На всю зиму Гитлер спрятался от всех одинаково далеко — от Берлина и от фронта, — запершись в комнате без окон в оперативном штабе, в лесу поблизости от Растенбурга в Восточной Пруссии, где пил травяной чай для борьбы со стрессом и бессонницей. И вот теперь на радио в беседах с ранеными Гитлер вдруг показал себя "воином и боевым товарищем".
Слушателей зацепила и туманная фраза Гитлера — его заявление, что "большевистский колосс обретет окончательные границы далеко от Европы". Люди спрашивали друг друга: не имел ли он в виду, что Советы не удастся победить окончательно, а только отбросить — оттеснить подальше и потом сдерживать их на каком-то рубеже вроде "Восточного вала"?
Солдаты обещали женам и невестам компенсировать потерянное время. "Мы возьмем свое в следующем году, не так ли?" — писал один. Эрна Паулюс напоминала сыну о том, как тот под грохот канонады триумфальной кампании во Франции в 1940 г. боялся опоздать на войну: "Ты точно не "родился слишком поздно"; ты пришел в мир в правильное время и встал там, где тяжелее всего. С любовью и приветами, с наилучшими пожеланиями, твоя мама".
1943-й. После Сталинграда
"Даже и через тысячу лет каждый немец будет говорить об этой битве с религиозным благоговением и почтением и знать: несмотря ни на что, там решалась победа Германии", — заявил Геринг.
Как писал домой 24 января 1943 г. один обер-ефрейтор из части в составе группы армий "Центр": "Здесь вопрос стоит о жизни или смерти. Россия есть наша судьба — тот или этот исход! Борьба достигла жестокости и неумолимости, превосходящих все описания. "Ни один из вас не имеет права вернуться домой живым!" Этот девиз повторяли нам, солдатам, достаточно часто для того, чтобы мы понимали всю серьезность слов. Мы полностью готовы".
…Когда Гитлер обращался к немецкому народу по случаю Дня памяти павших героев 21 марта, он вообще ни словом не упомянул о Сталинграде. В мае 1943 г. в Тунисе капитулировал Африканский корпус, и в изданной для прессы директиве особо подчеркивалось: "Ни при каких обстоятельствах не проводить в комментариях сравнение со Сталинградом".
Теперь становилось совсем непонятно, когда и как немецким войскам удастся завоевать Советский Союз. Люди начали приходить к мысли о бесконечной войне — войне на истощение… Народный юмор не заставил себя ждать, и мюнстерский журналист Паульхайнц Ванцен зафиксировал свежий анекдот: "В 1999 г. два бойца мотопехоты на Кубани сидят на предмостном плацдарме и болтают от нечего делать. Один из них вычитал в книге слово "мир" и хотел бы узнать его значение. Никто в землянке не знал его, и тогда решили спросить фельдфебеля. Оказалось, что и он не знает, а потому обратились к лейтенанту и командиру роты. "Мир? — переспросил он с сомнением, качая головой. — Мир? Вообще-то я ходил в гимназию, но такого слова не знаю". На следующий день ротный очутился в батальонном штабе и там спросил своего командира. И он тоже не знал, но у него нашелся недавно опубликованный словарь, в котором он вычитал: "Мир — непригодный для людей способ жизни, упразднен в 1939 г.".
Со своей стороны, информационный отдел вермахта делал все возможное для пресечения подобных [узнать о судьбе пропавших под Сталинградом] попыток и для скрытия факта пленения 113 000 немецких и румынских солдат… В Штутгарте гауляйтер Мурр грозил "выявить и безжалостно наказать" всех, кто "слушает вражеские голоса и этим подрывает способность к обороне и сопротивлению у нашего народа".
Все продававшиеся в магазинах приемники снабжались наклейками с предостережениями о том, что слушание иностранного вещания есть "преступление против национальной безопасности", однако добиться выполнения предписания на практике не удавалось. К 1943 г. всего 3450 человек подверглись наказаниям за слушание иностранного радио.
1943-й, 1944-й
15 февраля 1943 г. в Германии ознаменовало собой установление новых возрастных границ военной мобилизации. 15‒16-летних мальчишек из 6-х и 7-х классов гимназии и средней школы приводили к присяге в качестве вспомогательных сил ВВС и ВМФ. Когда они снимали униформу гитлерюгенда и облачались в солдатскую, а потом приносили присягу на верность фюреру, многие бились в экстазе.
Как писал один школьник из Кёльна, тот "судьбоносный день" наполнял его "чувством гордости, ибо я знаю, что мне тоже доведется принять участие в обороне родины". Среди двух первых когорт находились Ганс Дитрих Геншер из Рейдебурга в Саксонии, ставший много позднее министром иностранных дел ФРГ; будущий романист (нобелевский лауреат. — П. Г.) Гюнтер Грасс из Данцига и семинарист Йозеф Ратцингер из Траунштайна в Баварии — римский папа Бенедикт XVI в далеком будущем.
Один отец буквально пришел в бешенство после посещения родительского собрания в гимназии в Кёльне-Мюльхайме: "Лично я нахожу все это дело полностью возмутительным, — писал он служившему на фронте старшему сыну. — Сотни и тысячи сильных молодых мужчин, как мой коллега П., шатаются вокруг и уклоняются от службы, а вместо них хватают детей, с которых вчера только сняли подгузники".
В результате налета 5 марта в Эссене вышли из строя все 8 основных кухонь, где варили бесплатный суп для пострадавших. Работать продолжали только три, причем маломощные, и активистам народного обеспечения приходилось кормить людей в больших столовых ближайших городков, способных предоставить 73 000 порций еды в день. Дислоцированные в районе воинские части выделили, со своей стороны, 60 полевых кухонь, что давало дополнительный объем питания в 25 000 литров ежедневно. Карола Райсснер восхищалась: "По-настоящему поразительно, с какой героической стойкостью и без жалоб люди выносят все испытания".
В октябре 1944 г. вермахту не хватало 714 тысяч винтовок. При месячном выпуске в 186 тысяч штук штатных стрелковых карабинов немецкая промышленность не могла соответствовать пожеланиям "поднимающегося на борьбу народа". К концу января 1945-го формированиям фольксштурма удалось получить всего 40 500 винтовок и 2900 пулеметов. Разношерстный арсенал преимущественно иностранного и часто устаревшего оружия при небольшом количестве боеприпасов, а иной раз и вовсе без них не позволял новобранцам практиковаться в стрельбе боевыми патронами.
Какой смысл эвакуировать детей из городов, если потом посылаешь их против танков на велосипедах с висящими на руле связками противотанковых гранат? Когда на кону оказалось будущее нации, служба и жертвенность превратились в главенствующие добродетели.
Новый главнокомандующий войск резерва и фольксштурма Генрих Гиммлер объяснял занятым призывом военным, для чего им нужно разделять его решимость "посылать на фронт пятнадцатилетних", говоря, что не так страшна смерть "молодой поросли", как гибель всей нации — 80–90 миллионов.
В Рейнской области 15-летнему Гуго Штекемперу с товарищами-одногодками выдали довоенную эсэсовскую форму, коричневые шинели военно-строительной организации Тодта, синие головные уборы вспомогательных служб ВВС и французские каски. По всей стране переворачивались вверх дном склады вермахта, полиции, железнодорожников, пограничников, почтовиков, штурмовиков, Национал-социалистского союза водителей грузовиков, Имперской службы труда, СС, гитлерюгенда и Германского трудового фронта с одной целью — одеть и обуть фольксштурм.
Власти особенно опасались, что в отсутствие формы противник будет просто расстреливать военнослужащих фольксштурма как "партизан", точно так же как сами немцы казнили польских добровольцев в 1939 г.
Неудачи режима впечатали звериный кодекс его основных ценностей в сознание и души тех, кто вовсе не принадлежал к нацистам.
1945-й. Накануне краха
Некоторые полагали, будто руководство нуждается в их советах. В ноябре и декабре 1944 г. доброжелатели из числа граждан писали в Министерство пропаганды и вносили предложения, даже прикладывали наброски текстов листовок для разбрасывания над расположением союзнических армий. "Англичане, американцы, русские. Услышьте наш голос, — так начинался проект директора инженерного института в Кайзерслаутерне. — Не надо больше жертвовать жизнями ради еврейских кровопийц, которые загоняют вас в людскую молотилку, чтобы наслаждаться своей властью над миром".
Один пожилой врач из Гамбурга с грустью заявлял, что существовала большая сложность, ведь англичане "не очень остры умом", а потому в любых листовках к ним следует обращаться "как к тем, до кого долго доходит", ибо: "Мы, немцы, привыкли говорить с образованными нациями… Англоязычные народы до такого уровня не дотягивают".
Последней попыткой Германии переломить ход войны было Арденнское наступление. В Берлине почти все положенное по карточкам на Рождество крепкое спиртное оказалось поглощенным под радостные тосты за "рождественский подарок фюрера"… В Райхенберге, Бранденбурге, Дессау, в Гамбурге и Штутгарте людям хотелось видеть стремительную стратегическую победу, способную покончить с войной на западе. Те же самые чаяния возлагались на Атлантический вал в мае и — в меньшей степени — на чудо-оружие осенью.
В канун Нового года знаменитый актер Генрих Георге зачитывал по радио слова создателя современной военной теории Карла фон Клаузевица, написанные им в феврале 1812 года: "Я верю и признаю то, что народ не может ценить выше ничего, кроме достоинства и свободы своего существования; что он должен защищать это до последней капли крови; что нет более высокого долга, который следует выполнять, более высокого закона, которому следует подчиняться; что позорное пятно трусливого подчинения невозможно смыть никогда; что эта капля яда в крови нации перейдет потомству, подтачивая и подрывая силы будущих поколений".
В пять минут после полуночи следом за сокращенной версией Баденвейлерского марша слово взял Гитлер. Он сулил перемены к лучшему, но в подробности не пускался. Не давал обещаний о развертывании нового оружия и ни словом не обмолвился о том, как или когда будет положен конец авианалетам союзников. О наступлении на западе он тоже не упоминал… Министерство пропаганды поспешило спустить СМИ установку объяснять отсутствие четких подробностей предпринимаемыми ради безопасности предосторожностями.
Слушая трансляцию на фронте в Курляндии, Курт Оргель думал только о Лизелотте… "Я представлял себе, — писал он ей 1 января 1945 г., — как же это все-таки прекрасно, что мы оба одновременно слушали одного и того же человека! Ты ведь тоже радовалась возможности вновь услышать голос фюрера?"
Через несколько дней Курт Огель будет тяжело ранен и умрет в госпитале.
В Марбурге Лиза и Вольф де Бор думали иначе. Для нее голос Гитлера звучал "глухо, точно из могилы". Они с мужем сидели около рождественской елки, глядя, как медленно тают свечи в подсвечниках, и пили вермут — специальную прибавку к рациону для тех, кому за шестьдесят…
Как Лиза уже слышала по Би-би-си, Черчилль переправился через Рейн с британскими войсками, и шотландские волынщики дали концерт на восточном берегу. На следующий день она заметила, что в местной газете стало существенно больше объявлений с предложением уроков английского языка.
Крах
В 40 километрах к северу от Магдебурга сборный отряд охранников, набранных из военнослужащих, персонала гитлерюгенда и фольксштурма, а также местной пожарной команды, заперли тысячу пленников Дора-Миттельбау в сарае в селе Мисте и сожгли заживо. Местный вожак нацистской партии решил попросту избавиться от них, чем ждать, пока отремонтируют железнодорожные пути, и транспортировать живой груз в лагеря Берген-Бельзен, Заксенхаузен и Нойенгамме.
Когда узников Освенцима гнали через польские городки и села Силезии в январе, местные порой прятали несчастных из жалости и часто давали еду и питье; но когда колонны изможденных теней шагали через немецкие населенные пункты весной 1945 г., всеобщей реакцией были отвращение и страх. Чаще над ними глумились, плевали в них и бросали камнями, чем предлагали содействие. В ночь с 8 на 9 апреля местное гражданское население помогло СС, фольксштурму, СА, местной полиции, солдатам и гитлерюгенду отловить и расстрелять свыше 200 укрывшихся узников с разбомбленного эшелона.
Террор, охвативший Швабию, Баварию и Баден в последние недели, творили, как правило, даже не местные нацисты, а откатывающиеся к Дунаю и Мюнхену формирования 13-го армейского корпуса СС Макса Зимона и "летучие военно-полевые суды" майора Эрвина Хельмса, который лично объезжал южные области на сером "Мерседесе" в поисках дезертиров…
Подступая к Мюнхену с северо-запада, 29 апреля американская 45-я дивизия вышла к Дахау — центру крупнейшего полигона СС со складами и первому "образцовому" концентрационному лагерю Гиммлера.
За внешним периметром солдаты наткнулись на брошенный состав из сорока теплушек с 2000 узников, вывезенных из Бухенвальда. Сумевших выбраться из дверей застрелили эсэсовцы; внутри скотных вагонов только семнадцать человек подавали признаки жизни…
Пораженные ужасом и объятые яростью от увиденного, некоторые американские солдаты просто разряжали оружие в эсэсовскую охрану или стреляли ей в ноги, давая пленникам возможность добить нацистов.
Берлин капитулировал в ночь с 1 на 2 мая.
Из дневника 16-летнего Вильгельма Кёрнера: "9 мая, безусловно, войдет в немецкую историю как самый черный день. Капитуляция! Теперь только от нас зависит не растерять тот дух, что вселен в нас, и помнить, что мы немцы. Если забудем об этом, станем предателями павших за наше лучшее отечество".
Сын директора школы в Бремене, прошедший гитлерюгенд, службу в ПВО и в итоге в фольксштурме, Вильгельм был попросту еще слишком молод и верил в способность пронести военный патриотизм через реалии полного поражения.
Когда стало известно о самоубийстве Гитлера и Геббельса, люди почувствовали себя брошенными руководством; их охватили ярость и возмущение, а заодно и ощущение, будто жизнь под пятой диктатуры освобождает любого от личной ответственности за все случившееся.
Осведомители доносили о высказываниях вроде следующего: "Мы не заслужили, чтобы нас привели к такой катастрофе".
Источник: "Новая газета. Европа"
Комментариев нет:
Отправить комментарий