Талисман Казимира Малевича
Опубликовано: 4 февраля 2018 г.
 |
Рубрики:
До чего можно додуматься
Он был тогда совсем мальчишкой. Жили они на Украине, и однажды, под впечатлением увиденного, он написал картину «Лунная ночь». Вода, камни, челнок – всё так здорово получилось, что потрясённые друзья понесли работу в магазин. Хозяин поставил ее на витрину и вскоре продал за пять рублей. Э ка то еще больше потрясло всех, особенно автора.
Мальчишка рос, у него неплохо получались рисунки, и не только с натуры. А какие великолепные образцы можно было увидеть! Репин, Шишкин, Левитан... Но тут как раз подоспел перелом веков, и новое, двадцатое столетие повело наступление по всем фронтам. Электричество, автомобили, аэропланы, удивительная техника. И – новейшее искусство! Казалось бы, что до него уже перевалившему за 20 молодому человеку по имени Казимир Малевич, ярому поклоннику реализма? Однако оказалось, что всё не так просто. Неожиданно для себя, этот автор «Лунной ночи» обнаружил, что в нём давно таится глубоко запрятанное стремление к инакомыслию. Некий вечный двигатель, всё время норовивший свернуть его с проторенных путей. До сих пор он ему не поддавался.
Между тем, на Западе заявили о себе импрессионисты – это выглядело симпатично и соблазительно. Правда, их манера еще перекликалась с привычной. Но пришедшие вслед за ними футуристы уже вели себя вызывающе. А далее стали выскакивать, как из табакерки кубизм, кубофутуризм, фовизм ...зм...зм...зм... Франко-итальянский авангард быстро преодолел расстояние от своих столиц до Санкт-Петербурга и Москвы и нашел там преданных поклонников. К чести российских новаторов, они не являлись просто бездумными подражателями. Некоторые выступили со своими оригинальными идеями.
Среди них были Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Алексей Кручёных и другие. Трое названных создавали новую поэзию, каждый по-своему. Маяковский считал себя трибуном, главарём и подчеркивал это даже внешне – своим видом и расположением строчек лесенкой. Хлебников наполнял стихи невиданными доселе, придуманными им словами, но с учетом лексических особенностей русского языка. Зато Кручёных часто использовал заумный язык, вообще ни на что не похожий, вроде знаменитого стихотворения:
Дыр бул щыл
убещур
скум
вы со бу
рл эз.
Подружившийся с ними Малевич впитывал новые веяния и оформлял их книги в авангардистском ключе. Более того, он принял участие в постановке оперы.
Это грандиозное мероприятие затеяли в 1913-м году. Либретто написал на своем новоязе А. Кручёных, пролог – В. Хлебников, экспериментальную музыку сочинил М. Матюшин. Декорации и костюмы создал Казимир Малевич. У него уже имелись свои взгляды на роль живописи на сцене. Кроме того, костюмы он снабдил значительной долей гротеска.
3 декабря в Санкт-Петербурге, в арендованном здании театра состоялась премьера оперы «Победа над Солнцем» (имелась в виду победа техники над силами природы). Скандал разразился немедленно. В зале стоял страшный шум. Зрители разделились на два лагеря – «за» и «против». Вспоминает Алексей Кручёных:
«Впечатление от оперы было настолько ошеломляющим, что когда после „Победы над Солнцем“ начали вызывать автора, главный администратор Фокин, воспользовавшись всеобщей суматохой, заявил из ложи публике: — Его увезли в сумасшедший дом! Всё же я протискался сквозь кулисы, закивал и раскланялся».
Как писали позже исследователи, самый яркий след от спектакля оставила работа художника, в том числе придуманный им (впервые!) прожектор, который выхватывал отдельные детали.
Воплощать идеи творчески одаренных личностей – конечно, безумно интересное и полезное занятие. Но, как ни крути – это подчинение чужим замыслам.
А прошедший через горнило самых разных измов Казимир Малевич искал и хотел найти что-то своё. Выглядело это поначалу совершенно безнадежным делом – куда ни кинешь взгляд, уже всё застолбили французы. Разнимают предметы на части, искажают их, меняют форму... И вдруг, как вспышка молнии, счастливая мысль: а если вообще отказаться от предметов? Зачем они нужны?
Столько веков с ними возились, украшали, тщательно выписывали, одно выделяли, другое загоняли на задний план... Всякие там берёзки да сосны, дворцы и кровати с балдахинами, жеманные красавицы и воинственные сэры и пэры... Хватит, навоевались!
Кто-то может спросить: а что взамен? Да ничего! Ну, не то, чтобы совсем ничего. Цвет – оставим, он главный, им можно выразить и настроение, и чувства. А еще... Что такое картина? Проекция реальности на плоскость. Вот и оставим все реальные формы – все эти шары, цилиндры, параллелепипеды, но только в плоскостном варианте – треугольники, круги, квадраты, линии. Замечательно получится! В конечном счете, всё на свете состоит из комбинаций простейших геометрических фигур. Значит, надо всего лишь подобрать для картины их динамичное цветовое сочетание. И – выдавать шедевры.
Малевич дает своим взглядам полное теоретическое обоснование и публикует его. А практически – пожалуйста, приходите, смотрите. Сравнивая его ранние работы 1910-1911 гг. с более поздними, можно чётко проследить, как он постепенно уходит от кубизма к тому, что назвал супрематизмом. Суть его новой позиции – доминирование цвета (супрем – превосходство) и полное отсутствие на картине каких-либо предметов. То есть – беспредметная живопись.
На выставке 1915 года Малевич представил 39 своих работ, написанных в этом стиле. Среди них центральное место занял «Чёрный квадрат». Мы к нему еще вернемся. А тогда у супрематизма появились сторонники. И, конечно же – противники, которые говорили: какой нормальный человек примет это нагромождение линий и фигур за искусство!?
Но – давайте посмотрим вокруг себя. И мы увидим, что в мире есть немало странных вещей, с которыми нормальные люди, по идее, не должны были бы соглашаться. А ведь соглашаются.
20-й век породил множество художников, писателей, поэтов, музыкантов, отображавших мир, в котором мы живём, нетрадиционно. Не – как фотоотпечаток. Сегодня, когда можно увидеть структуру вещества, зафиксировать полет мысли, разнять на составные части звук, художник слова или виртуоз кисти может показать не само явление, а его образ – так, как он его видит. Его внутреннюю сущность, или отблеск, или фантасмагорический портрет. Вспомним Пабло Пикассо, Марка Шагала, Сальвадора Дали, Анри Матисса, Поля Сезанна, Джексона Поллока, Хуана Миро и других.
... Когда большевики захватили власть в России, они поначалу приветствовали авангард как революционное искусство. Тогда-то Малевич имел широкие возможности пропагандировать его. Он занимал разные чиновничьи должности – например, состоял в комиссии по охране ценностей Кремля. Сторонники пригласили его в Витебск, где открылось Народное художественное училище под руководством Марка Шагала. Однако два уже известных художника не сработались. Марк уехал – в Москву, а потом во Францию. Казимир проработал в Витебске три года. Следующие четыре – он в Петрограде. Там создают Государственный институт художественной культуры (Гинхук) и назначают Малевича его директором. Жизнь идет на высокой ноте. Руководители отделов, бывает, довольно звонко спорят друг с другом – люди творческие, неординарные, каждый считает свой подход лучшим. Нормально.
Однако большевики уже передумали насчет авангарда и свободы выражения. Единственным правильныи методом объявляется соцреализм. Тут же появились верные слуги партии и народа – пролетарские писатели и художники. Кто не с нами – тот против нас. В 1926-м Гинхук закрыли, работников разогнали.
«Коммунизм есть сплошная вражда и нарушение покоя, ибо стремится подчинить себе всякую мысль и уничтожить ее. Еще ни одно рабство не знало того рабства, которое несет коммунизм, ибо жизнь каждого зависит от старейшины его».
Это запись, которую сделал на бумажке Казимир Малевич незадолго до смерти.
Женщины, дети и живопись
Когда Казимир появился на свет в Киеве в феврале 1878 года, в семье Северина и Людвиги Малевичей радовались все: первенец! Мальчик! Когда у них родился двенадцатый ребенок, обошлись уже без фанфар. Восемь выжило. В итоге у Казимира было 3 брата и 4 сестры.
Как ясно уже из имени будущего художника, Малевичи – поляки. Набожные, истые католики. В семье говорили по-польски. И писали письма на родном языке. Родители составляли ладную, дружную пару, оба вкалывали. Хоть и шляхтичи, но обедневшие. Северин досконально знал сахарное производство, заводов таких было немало, и глава семьи со всем своим табором, разъезжал по украинским городам в поисках лучшего заработка. На Людвиге – дом и дети, но она тоже вносила неплохой вклад в семейную копилку – шила, вязала, вышивала.
Так выглядела стартовая площадка, с которой Казимир Северинович Малевич ринулся в жизнь. Отец хотел, чтобы старший сын получил серьезную профессию – инженера, например. Но у Казика с детства была одна мечта – рисовать.
В 1896-м семья переехала в Курск. Отец нашел приличное место на железной дороге и пристроил там двух старших сыновей чертежниками. Работа нудная, но ничего не поделаешь, надо зарабатывать. И вдруг, в 1902-м, совершенно неожиданно, отец скончался от инфаркта. А Казимир только-только женился – приглянулся пятнадцатилетней девчонке. Чтобы оформить брак, надо было подождать до 16 лет, но мальчика они быстро сумели родить, а вскоре и девочку.
Итак, Казимир – юный муж и отец, старший в большой родительской семье, потерявшей кормильца. Интересно, что он предпримет? Можно высказать много предположений, но ответ угадать трудно. Казимир бросает работу, садится на поезд и уезжает в Москву. Учиться рисованию.
В Москве есть знаменитое Училище живописи, ваяния и зодчества. Он подает туда прошение о приеме. И получает отказ. Эта история повторится несколько раз с тем же результатом. Жить негде. Находит в Лефортово приют, который содержит художник Курдюмов. В нём за небольшую плату селятся студенты-художники и такие же неудачники, как парень из Курска. Постояльцы здесь живут коммуной – голодно, но весело, настоящая богема. Казимир начинает посещать студию известного мастера Федора Рерберга. Постигает азы живописи.
Между тем, деньги, прихваченные с собой, кончились. Пришлось вернуться в Курск – подзаработать. И опять в Москву.
Людвига переживает, она не может спокойно смотреть на мучения Казика, хотя он и не жалуется. Если б она еще знала, что порой он терял сознание от голода... Но понимая, что ему живется несладко, принимает кардинальное решение. Берет с собой жену сына с детьми, трех дочерей и является в Москву. Снимает пятикомнатную квартиру, а кроме того, берет в аренду столовую в центре города. Людвига Александровна, как настоящая полька и мать многочисленного семейства, прекрасно готовила. С помощью дочерей, дела пошли отменно. Пока их не ограбили. Но и тогда она не сдалась.
Поддержка не прошла впустую. Казимир всё больше втягивался в художественную жизнь большого города. У него появились знакомые и друзья. Единственный человек, с кем отношения не ладились, была его жена. Которую, кстати, звали Казимира.
Дочь преуспевающего врача, выросшая в обеспеченной семье, она стала слишком рано семейной женщиной. Энергичная, красивая, ей хотелось внимания и обожания. А их не было, равно как и денег. Но по части медицины она была нахватана, и забрав детей, устроилась медсестрой в психбольнице в Мещерском, под Москвой. А вскоре уехала на Украину, где во время эпидемии оспы надеялась подзаработать. Говорили – отправилась туда с врачом – то ли она его сопровождала, то ли он ее. Но эти детали роли не играют, поскольку детей она оставила на попечение Софьи Рафалович, дочки завхоза больницы.
Как бы то ни было, но уже в 1909-м Казимир Малевич и Софья стали жить вместе. Развод сразу получить не удалось, но в итоге они поженились, и в 1920-м у них родилась дочь. Софья понимала целеустремленность своего мужа, потому что сама была творческим человеком – писала рассказы для детей.
Казимира пару раз приезжала повидаться, а потом, вместе с детьми, уехала в украинский город Бахмут, где работала в больнице. Там их прихватила вспышка брюшного тифа. Казимира и ее дочка Галя выкарабкались – с трудом, полуживыми. А сын Толя погиб. Случилось это в 1915-м. Десять лет спустя беда добралась и до Софьи Рафалович – скоротечный туберкулез не оставил ей шансов на спасение.
Такая цепь неудач и трагических случайностей могла бы выбить из седла любого человека. Но не Малевича. Не оттого, что он был толстокожим. Просто он жил в другом, параллельном мире, где на первом месте стояла живопись. И жестокие удары судьбы задевали его лишь косвенно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что очень скоро в его доме появилась третья женщина. Ее звали Наталья Манченко. Как раз в эти месяцы в Немчиновку под Москвой, где Казимир Северинович снимал дачу, прибыла живописная группа. Его давний друг Кирилл Шутко, занимавший пост главы Госкино, привез свою жену Нину Агаджанову в качестве сценариста и Сергея Эйзенштейна в качестве режиссера – готовиться к съемкам фильма «Броненосец Потемкин». С ними приехали их знакомые, среди которых была и Наталья.
Казимир принимал самое активное участие и в работе этой компании, и в отдыхе. В итоге из Немчиновки Наталья уехала с ним.
Ей в ту пору исполнилось 25, ее избраннику – 47. Она не была такой красивой, как Казимира. И не была такой образованной, как Софья. Но именно она станет самой верной и любимой – если эти слова можно употребить, говоря о Малевиче. У него никогда даже мысли не возникало – написать портреты своих первых двух жён. Да и если бы попробовал в супрематическом стиле – что бы могло получиться: два треугольника или три квадрата? А портреты Натальи он создал. Причем, в реалистической манере. Он писал ей письма откровенные и по-своему нежные. Они зарегистрировали свой брак в 1927-м.
Этот период стал переломным в биографии художника.
Притяжение «Чёрного квадрата»
В 1927-м Казимира Малевича пригласили на международную выставку в Германию. И ему удалось получить разрешение на выезд, что было совершенно удивительно. Он начал с остановки в Варшаве – дала себя знать польская кровь. Местные авангардисты приняли его очень тепло. Правда, экспозиция получилась небольшая, в тесном помещении, но – хвалили и восхищались! Чем согрели зачерствевшее сердце художника. Почти месяц он впитывал эликсир славы. В Берлин прибыл во второй половине марта в приподнятом настроении.
Там приняли еще лучше, выделили для подготовки отдельный зал. Удалось что-то продать, что-то издать. Нашлось и жильё – поселиться у них пригласил его Ханс фон Ризен, отец которого долгое время работал в Москве инженером и вернулся с семьей в Германию еще до революции. Так что Ханс и его брат Александр свободно владели русским, а Казимир чувствовал себя у них, как дома.
Выставка открылась 7 мая, всё шло хорошо. Но внезапно в конце месяца ему пришло письмо с требованием немедленно выехать в Ленинград. Ослушаться Малевич не мог – на родине оставались его семилетняя дочь и любимая жена. Тем более, что о причине вызова ничего не говорилось. И Казимир Северинович принимает решение: всё оставить в Берлине, как есть. Всё привезенное – статьи, работы, схемы, наброски – собирает в один большой пакет, перевязывает его и оставляет у Александра Ризена. А картины – пусть пока повисят. Малевич уверен, что если не вскоре, то, во всяком случае, в будущем году он наверняка вернется в Берлин, чтобы повезти всю коллекцию для показа в Париж.
В понедельник, 13 июня, он вышел из вагона на ленинградском вокзале. Но не учел одного существенного момента – мало того, что понедельник – день тяжелый, так еще и 13-е число! Его арестовали, как только он ступил на родную землю. Пару дней допрашивали – чем занимался в Германии, какие связи устанавливал. Потом всё же отпустили.
Когда 30 сентября 1927 года берлинская выставка закрылась, картины Малевича аккуратно упаковали в ящики и передали в специальную фирму на хранение, где они должны были ждать, пока их заберет хозяин. Хозяин же не сразу догадался, что никогда больше их не увидит.
В 1929-м Третьяковская галерея организовала персональную выставку живописи и графики Казимира Малевича. По просьбе работников, он слегка подправил свою картину «Черный квадрат». Она осталась в собрании галереи.
Это удивительное произведение. В первую очередь – неожиданное. Сам художник считал такой четырехугольник первым, основным элементом супрематизма. Он писал его особой смесью красок, которую подобрал для того, чтобы поверхность квадрата выглядела теплой, бархатистой. А создав свое творение, не сразу осознал, что оно как будто окружено таинственной аурой. Он говорил: «Я не мог ни спать, ни есть, и пытался понять, что же я сделал». Только постепенно стал вырисовываться философский смысл картины. Причем высказывания и оценки исходили и исходят от специалистов из самых разных областей знания. Разумеется, плюсы чередуются с минусами.
Казимир Северинович с женой Натальей Андреевной
Отрицательных отзывов и насмешек набралось за прошедшие годы великое множество. Типа: «Глупо!» или «Я бы так тоже сумел!». И при всём при том черный квадрат продолжает притягивать внимание. Автор даже сделал несколько копий. Еще в 1923-м – увеличенную, для биеналле в Венеции, а в 1932-м – уменьшенную, для коллективной выставки. Она осталась у его жены, Натальи Андреевны. Предполагается, что всех вариаций – четыре.
Интересную философскую трактовку предложил уже в наше время Игорь Александрович Малевич, дипломат и писатель, доктор физико-математических наук, белорусский радиофизик, автор многих работ по применению лазерных технологий в медицине, под водой и в космосе.
«Сегодня современная физика влюблена в проблему поиска информационного и энергетического смысла черных дыр, потому что попытаться понять их – значит объяснить, как был устроен мир до Большого взрыва, который образовал нашу Вселенную, понять философию и коды существования мира. Что это такое – черная дыра? Это некий элемент глобального сингулярного компьютера, куда вываливается весь информационный шлак, а оттуда приходят новые излучения, новая управляющая функция мира. Это полная аналогия с философией “Черного квадрата” Казимира Малевича. Здесь лежит и понимание сущности “Черного квадрата”. Это элемент матрицы интеллектуального вселенского компьютера. Это мозг, генерирующий новые идеи в искусстве!»
Я понимаю доктора наук – он внучатый племянник знаменитого художника и хочет поднять своего родственника как можно выше. Ясно, что у Казимира Севериновича такие мысли не могли возникнуть по определению – и время не то, и подготовка не та. Да и заявление ученого, скорее всего – красивый набор слов. Но отрицать, что этот непонятный квадрат волнует умы уже более ста лет – невозможно.
Порой загадочный шедевр затмевает всё остальное творчество художника. В то же время он является и ключом, открывающим дверь в мир супрематизма. Он стал визитной карточкой этого направления и своеобразным талисманом, охраняющим от забвения имя талантливого мастера.
Последние годы Малевича были наполнены и болью, и горечью. 20 сентября 1930 года его арестовали. Предъявили обвинение в шпионаже. Сегодня это кажется смешным – для кого мог шпионить художник и какие государственные секреты мог выдать? Но тогда было не до смеха – обвинение тянуло на срок от трех лет до расстрела. Он просидел в ленинградских «Крестах» два с половиной месяца. Отрицал связи с буржуазным искусством, доказывал свою верность социализму и стране – по его дизайну делают посуду. Наверное, вступились влиятельные друзья, к тому же 1930-й – еще не 1937-й. Его выпустили. Но здоровье он подорвал.
И давило еще одно очень неутешительное обстоятельство: он был беден, как церковная мышь. В дождливую погоду промокал до нитки – всюду ходил в единственном костюме и рваных ботинках. Даже галош не мог купить.
В 1933-м ему поставили страшный диагноз: рак предстательной железы. Он сражался с болезнью еще два года. Наталья Андреевна была рядом всё время и делала всё, что могла. А могла немного – руки связывала бедность. Деньгам неоткуда было взяться, Казимир Северинович не получал пенсии от Союза художников...
Он скончался 15 мая 1935 года.
По завещанию, местом похорон была указана Немчиновка. Есть несколько интересных и памятных мест, связанных с его именем и творчеством, которые могли бы стать его последним приютом. Но я думаю, Немчиновка выбрана им не случайно: там он встретил Наталью.
Post mortem. Наследники и проходимцы
В Советском Союзе о Малевиче довольно быстро забыли и почти его не вспоминали. Некоторое оживление наступило накануне краха системы вместе с ее соцреализмом – да и то потому, что на Западе о нём всё время помнили. В Германии издали его теоретические работы, в Голландии выставляли картины.
Казимир Малевич. Портрет жены Натальи. 1933
После развала СССР, когда стало ясно, что художник К.С. Малевич – звезда первой величины, три страны предъявили на него свои права – Россия, Украина, Белоруссия. То есть пытались записать этого этнического поляка в русские (там жил и работал), или в украинцы (там родился), или в белорусы (нашли ему белорусских предков).
Например, упомянутый мною ранее физик Игорь Малевич даже книгу написал в защиту третьего варианта. Я ее не читал, но слышал из его уст некоторые доводы, которые не выдерживают никакой критики. Доктор наук утверждает, что Казимир Северинович писал свои работы на белорусском языке. Я читал некоторые рукописи художника – они, как и остальные, написаны на русском, хотя нередко с неверным построением фразы. Поскольку я знаю польский, то видел, что в этих случаях русский текст строится по польскому образцу. Что неудивительно, он его впитал с детства.
Совершенно однозначно: Казимир Малевич – русский художник. Сформировался в российской художественной среде, в ней учился, создавал русский авангард и сотрудничал с яркими представителями российской творческой интеллигенции.
Уже перед наступлением новой эры на постсоветском пространстве возник вопрос о наследниках К. С. Малевича. Сегодня они находятся в разных странах, и их около сотни. Первый сигнал прозвучал в 90-х. Один из клиентов Инкомбанка принес в залог за кредит «Черный квадрат». По-видимому – тот самый, который принадлежал Наталье (она умерла в 1990-м). Этот человек больше не появился, а банк лопнул, и чтобы рассчитаться с долгами, продали «Черный квадрат». Его приобрел олигарх Владимир Потанин за один миллион долларов и передал на хранение в Эрмитаж.
Между тем, наследники договорились между собой и с помощью американского адвоката Лоуренса Кея начали поиски того, что принадлежит им по закону.
Надо сказать, что большинство работ художника находится в Русском музее на вполне законных основаниях и в наследство не входит. Но те семь десятков полотен, которые Малевич оставил в Берлине в 1927-м году, пошли по миру. Случилось это так.
Немецкие друзья Казимира сумели сохранить и его рукописи, и картины, несмотря на то, что нацисты уничтожали всё, что связано с абстракционизмом. После войны никто за оставленным не явился. Архитектор Хуго Херинг, у которого хранились картины, имел нечто вроде завещания, написанного Малевичем перед отъездом в Ленинград. Там было сказано: «если со мной что-то случится – продать». Херинг долго держался, но в итоге продал несколько работ в США, а остальные – в Стеделик, городской музей Амстердама. Вообще-то делать это он не имел права, так как не был владельцем. Адвокат сумел добиться возврата наследникам небольшого количества работ из Стеделика и Америки, преодолев местные законы, сроки давности и прочие препоны.
Отвоеванные работы стали появляться на аукционах. Первая из них была продана в 2000-м году за 17 млн долларов. В 2008-м в Нью-Йорке на аукционе Сотбис «Супрематическая композиция» 1916 года ушла за 60 млн долларов. Когда смотришь на эти цифры и вспоминаешь последние дни художника, охватывает острое чувство несправедливости.
Внешняя простота картин Малевича не раз побуждала охотников за легкой наживой выдавать наскоро набросанные ими на белом фоне черные квадраты за оригиналы знаменитого художника. И даже умудрялись продавать их коллекционерам. Случалось, это оборачивалось судебным процессом. А сколько людей и сейчас ищут способы на нём нажиться – законным, полузаконным или незаконным путем! Наследники создали Фонд памяти Казимира Малевича. Большинство из них тоже жило скудно. Наталья Андреевна не получила ни гроша. Но хотя бы увидела перед смертью выставку своего мужа. И то радость...
Комментариев нет:
Отправить комментарий