28 декабря 2017, 13:44
4963
Что нас спасло от большой беды
Для революции недостаточно недовольства народа, для падения рубля — снижения нефтяных цен, а для глобальной войны — пары безумцев во власти, считает экономист Дмитрий Травин.
Миром правят прагматики, отмечает эксперт.
О том, почему в уходящем году не сбылись некоторые «апокалиптические» предсказания, в интервью «Росбалту» рассказал кандидат экономических наук, автор книги «Просуществует ли путинская система до 2042 года?» Дмитрий Травин.
— В канун каждого нового года в СМИ появляется множество прогнозов о том, чего ждать от следующих двенадцати месяцев. Наибольшее внимание неизменно привлекают аналитики, предрекающие серьезные перемены в политической жизни страны или различные экономические «встряски» наподобие резкого падения курса рубля. Декабрь 2016 года исключением не стал. В том числе высказывались предположения, что именно в 2017-м в России назреет политический кризис. Для этого были какие-то основания?
— Такие прогнозы действительно встречаются. Например, в том, что в 2017 году в стране начнется серьезный кризис власти, который продлится около трех лет, был уверен политолог Валерий Соловей. Он серьезный аналитик, поэтому я удивился, прочитав его интервью. На мой взгляд, никаких намеков на возможные проблемы у российского политического режима в конце 2016 года не было, как нет их и сейчас. Путинская система ничуть не менее устойчива, чем раньше. Точнее, к 2014 году некоторые сложности появились, но крымская операция сильно укрепила позиции власти.
С тех пор ничего не поменялось. В этом отношении уходящий год был совершенно спокойным. Путин гарантированно выиграет грядущие президентские выборы, и у него нет ни малейших опасений, что может случиться нечто непредвиденное. Поэтому единственное, чем я могу объяснить такой прогноз, — Валерий Соловей некоторое время назад пытался создать собственную политическую партию и, возможно, давал этот комментарий скорее как политик, которому очень хочется, чтобы начались перемены, а не как независимый аналитик.
— Многие эксперты в своих «апокалиптических предсказаниях» опираются на заметно снизившийся уровень жизни россиян. Ведь у большинства уже почти все деньги уходят на еду, оплату ЖКХ и транспорт. Разве бедность не подталкивает людей к протестам?
— Это серьезная и очень распространенная аналитическая ошибка. Нужно признать, что в силу недостаточности знаний, которые наше поколение получило о политических процессах, я и сам раньше считал, что революции происходят потому, что народу становится тяжело жить.
Такой довод опровергается всеми серьезными исследованиями в области исторической социологии. На самом деле люди могут жить плохо очень долго без каких-либо революций. А перевороты случаются, когда происходит серьезный раскол в элитах и власть по какой-то причине уже не может управлять по-старому. Это на интуитивном уровне понимал Владимир Ильич Ленин, говоривший в свое время, что революционная ситуация наступает, когда «когда низы не хотят, а верхи не могут».
Именно кризис в верхах приводит к тому, что в случае возникновения протеста власти не имеют возможности его подавить обычными способами. Поэтому революции часто начинаются, когда правительство по каким-то причинам не может осуществить, казалось бы, элементарные репрессивные меры. Так было и в феврале 1917 года в Петрограде, и во время революции 1789 года во Франции. По сути, так произошло и в случае с украинскими майданами. Только расколотая власть не справляется с подобными вызовами.
— Внутри российской власти такого раскола не наблюдается? Еще пять лет назад Андрей Пионтковский говорил, что в 2013 году Путин неизбежно будет вынужден уйти с политической арены — в том числе потому, что окажется неспособен контролировать борьбу кланов…
— Пионтковский абсолютно правильно заметил, что внутри российской элиты нарастает конфликт и увеличивается недовольство тем, как президент управляет страной. Но к кризису это так и не привело. Мне кажется, Пионтковский совершил ту же ошибку, что и Валерий Соловей. Подметив процесс, который может когда-нибудь привести к концу путинской системы, он сделал краткосрочный прогноз, что перемены произойдет уже в ближайшем году.
Сегодня в России сложилась своеобразная ситуация. Внутри элиты очень многие недовольны тем, как работает путинский режим. Но его сохранение всем по-прежнему выгоднее, чем сложные пертурбации, связанные с отстранением президента от власти. Причем даже непонятно, кто бы технически это мог сделать. Путин разделил силовиков на конфликтующие группы и четко контролирует то, как они между собой соперничают.
— Прогнозы о скорой смене власти порой сопровождаются аргументом, что «путинский миф мертв». Вы с этим согласны?
— Когда общаешься с широким кругом людей, становится понятно, что многие, конечно, не в восторге от происходящего в стране, но в то же время или размышляют в духе «если не Путин, то кто», или вообще не понимают, что может быть альтернатива.
Некоторых и вовсе преследуют безумные иррациональные страхи: мол, если Путин уйдет, то начнется мировая война. Такие настроения в чем-то сопоставимы с восприятием смерти Сталина в 1953 году. Разумеется, сегодня все не так ярко выражено. Тем не менее у широких масс населения нет представления, что на выборах нужно проголосовать за кого-то другого. Они просто не понимают, зачем это делать.
Кроме того, в результате присоединения Крыма у власти появилась воодушевляющая идея, которая до сих пор работает на Путина. А сопоставимой по силе антипутинской идеи так и нет. Это еще одна причина, по которой не стоит ждать серьезных протестов, способных привести к изменению политической системы. Чтобы люди выходили на баррикады, необходимы великие идеи, дающие надежду на то, что выступления действительно позволят достичь каких-то результатов. Или хотя бы должно быть сформировано четкое понимание, чего можно добиться в краткосрочном плане, если пойти за неким конкретным лидером. Ничего подобного у нас сейчас не наблюдается.
— В общем, пока нынешнему политическому режиму ничто не угрожает?
— В ближайшие годы вероятность переформатирования российской политической системы крайне мала. Я готов допустить, что произойдет некий перелом и после выборов 2018 года Путину станет править тяжелее. Но это просто гипотетическое предположение. Пока никаких фактов, свидетельствующих о такой возможности, нет.
На самом деле за те полтора года, которые прошли с момента написания моей книги «Просуществует ли путинская система до 2042 года?», я не пересмотрел практически ни одной оценки относительно стабильности нынешнего политического режима. Единственное — я не предугадал резкого усиления роли Алексея Навального и того, какого успеха можно добиться с помощью новых интернет-ресурсов. Нужно признать, команда Навального понимает, что такое политика, намного лучше, чем лидеры старшего поколения. В будущем их работа может привести к результатам. Но не в скором времени.
— Тема, волнующая практически каждого, — курс рубля. Аналитик Степан Демура заявлял, что в 2017 году отечественная валюта отправится в свободное падение вместе с российской экономикой. По его прогнозу, в течение года доллар должен был стоить 70 рублей, к концу осени — почти 100 рублей, а к 2019 году — и вовсе мог пробить планку в 500 рублей. На ваш взгляд, почему рубль до сих пор не рухнул?
— Демура исходил из того, что в 2017 году произойдет обвал цен на нефть — до $9-12 за баррель. А поскольку связь между нефтью и валютным курсом, безусловно, существует, то это самым негативным образом отразилось бы на российской валюте. Но дело в том, что цены на нефть зависят одновременно от множества разных факторов. Предсказать, какие именно сработают и в каком сочетании, невозможно. Так что все подобные прогнозы — это авантюризм.
Очевидно, Демура предполагал, что добыча сланцевой нефти будет увеличиваться, а ее издержки — снижаться. Также он, скорее всего, ожидал, что не будут действовать ограничители, связанные с деятельностью ОПЕК, то есть не сыграет свою роль монополизация рынка. Однако пока оба эти фактора срабатывают по-другому. В итоге цена на нефть даже подросла с начала года, и рубль, соответственно, был более-менее стабилен.
— Ситуация в Сирии в конце 2016 года была достаточно напряженной, и в результате у ряда экспертов появились опасения, что в 2017-м на Ближнем Востоке может произойти прямое столкновение России и стран НАТО. Что позволило избежать такого сценария, и насколько он в принципе был вероятен?
— После присоединения Крыма действительно появились предположения, что дело может закончиться столкновением России и НАТО: на Украине, Ближнем Востоке или на территории Прибалтики. Обсуждалась даже вероятность присоединения Россией отдельных регионов прибалтийских государств, где есть русскоязычное меньшинство, — например, северо-востока Эстонии.
Но я думаю, что подобные сценарии крайне маловероятны. Путин — прагматик. Он очень хорошо умеет оценивать риски. Неслучайно мы за все эти годы не имели никаких прямых столкновений со странами НАТО.
Какие бы угрозы формально ни существовали, во главе государств, как правило, стоят прагматики. Начиная любую авантюру, они прекрасно понимают, до какого предела ее можно доводить. Даже деструктивные действия всегда рациональны и имеют вполне конкретную цель.
— Однако вероятность конфликта между США и КНДР обсуждалась вполне серьезно…
— Это хороший пример для сравнения. Мы плохо понимаем, что происходит внутри северокорейской элиты. Не исключено, что как раз там есть определенное количество безумных людей. И даже если исходить из того, что они действуют рационально, иногда внутренние конфликты в тоталитарных режимах приводят к тому, что проигрывающая группа начинает предпринимать какие-то безумные меры. Поэтому если КНДР пойдет на радикальные шаги (не исключено, что совершенно случайно), то в этой точке мира, возможно, войны избежать не удастся.
Но как раз при этом сравнении видно, насколько ситуация в Северной Корее отличается от положения дел в России и даже на Ближнем Востоке. У нас вполне понятный и предсказуемый режим. И постепенный спад интереса к РФ в США — следствие того, что там понимают: во главе России стоят люди, которые не устроят мировой войны. Конечно, мы не являемся одним из приоритетных направлений для Соединенных Штатов еще и потому, что в силу слабости нашей экономики мы для них неинтересный партнер.
— Но сейчас мы как раз видим всплеск интереса к нашей стране…
— Мне кажется, что заявления американских политиков об угрозах со стороны России скорее связаны с лоббистскими действиями Пентагона, служб безопасности и военно-промышленного комплекса. То есть тех, кто хотел бы, чтобы такое впечатление создавалось и, таким образом, повышалось их значение как групп интересов, увеличивалось финансирование и т. д. Это обычная лоббистская практика. В России мы видим то же самое. Наши силовики также постоянно твердят об угрозе со стороны НАТО, хотя ее не существует.
Пока нет ощущения, что политический истеблишмент США по-настоящему боится России. Все-таки там другие приоритеты: Китай, КНДР, исламский терроризм, нестабильное положение на Ближнем Востоке. И только потом — Россия.
— Многие аналитики, прогнозы которых почти никогда не сбываются, все равно остаются востребованными спикерами. Чем объясняется этот феномен?
— У меня есть подозрение, что такие эксперты на самом деле выполняют немного другую функцию. Люди готовы слушать подобные предсказания. За год все, что было обещано, как правило забывается. А то, что этого эксперта интересно слушать, помнят — и приглашают на телевидение и радио. Поэтому если человек хочет «раскрутить» себя как медийную персону, он будет прибегать к такого рода прогнозам, даже если они не сбываются.
Мне кажется, что и у людей типа Виталия Милонова и Наталии Поклонской приблизительно та же мотивация. Они, конечно, ничего не прогнозируют, но делают другие заявления, которые привлекают огромное количество зрителей и читателей. По большому счету, Поклонская, Милонов и Демура — это медийные явления одного типа. При всем различии этих людей по профессиональным и личным качествам.
— Как обывателю не потеряться во всех этих прогнозах и отличить научный анализ от высказываний, которые по своей сути ближе к астрологии?
— Обыватель наверняка потеряется. Если человек не наблюдает постоянно за политической и экономической ситуацией, то он регулярно будет натыкаться на медийных персон, которые говорят не для того, чтобы помочь разобраться в какой-либо проблеме, а чтобы сделать себе имя.
Способ, пожалуй, только один: следить за тем, сбылись ли конкретные прогнозы, или хотя бы смогли ли их авторы убедительно объяснить, почему ошиблись. Тогда в итоге можно будет понять, к каким комментаторам лучше не прислушиваться. А если этого не делать, то придется постоянно наступать на одни и те же грабли.
Беседовала Татьяна Хрулева
Комментариев нет:
Отправить комментарий