Это очередной дискуссионный пост, посвященный исторической загадке, разгадка которой мне неизвестна. Ранее: — почему пришла в упадок нефтепромышленность старой России; — почему евреи, будучи горожанами, не смогли стать рабочими; — почему экономика старой России развивалась так медленно.
Литература по дискриминации евреев в царской России огромна, и вся она, как ни странно, не отвечает на один важный вопрос: а почему, собственно говоря, царское правительство упорно и последовательно гнобило евреев? Нет, отнюдь нельзя сказать, что объяснений не было, правительственная политика разъяснялась и идеологами (типа Победоносцева и Каткова), и бюрократами (в форме записок различных комиссий) постоянно и подробно. Да только все объяснения были такими, что притянутость за уши была очевидной даже ребенку.
Если попробовать коротко и по существу пересказать толстые тома неудобочитаемой правоконсервативной ахинеи, то против эмансипации евреев выдвигались доводы трех родов:
А. Культурная и религиозная чужеродность евреев, делающих для них невозможным слияние с жизнью и идеалами православного государства. Если коротко, то евреи — чужаки. Контраргумент тут был очевиден всякому: а тунгус не чужак? а финн не чужак? а узбек не чужак? Между тем, все эти персонажи совершенно равноправны православному русскому, живут где хотят, учатся где хотят, принимаемы на службу куда угодно, и ничего страшного не происходит. Когда началась Великая война, сделалась борьба с немецким засильем, и тут же оказалось, что немцы тоже чужаки, не способны слиться с интересами русского народа и государства, и их надо гнать со службы, выселять, воспрещать владеть землей и т.п. Собственно говоря, немцы попали на положение евреев. Но ведь немцы и раньше были чужаками, мнимыми или подлинными, но, в любом случае, не особо отличавшимися по этому критерию от евреев. Почему же раньше под прицел попадали одни евреи?
Б. Склонность евреев к экономической эксплуатации окружающего их населения, захвату в свои руки отраслей экономики или рынков с последующим обогащением евреев и разорением всех остальных. Если коротко, евреи — кровососы.
Контраргументы против этого утверждения были еще проще: вся экономика исстари была заполнена другими, нееврейскими, группами, использующими монопольное положение или преобладание на рынках для обогащения, не подпускающими к своему бизнесу чужаков, лоббирующими свои интересы, и государство отнюдь не собиралось с этими группами бороться; более того, членство в таких группах часто было почетным.
Начнем с дворян–землевладельцев, столетиями державших в своих руках монополию на ведение сельского хозяйства наиболее выгодным образом, то есть с использованием рабов. После освобождения рабов эти люди преимущественно оставили сельское хозяйство, продолжая получать две ренты: одну от государства (за переданную крестьянам землю), а другую в виде арендной платы от крестьян. И эти люди выставляли претензии евреям, которые, действуя на полностью конкурентном рынке и не имея ни одного нерыночного преимущества, не создав ни одного барьера для нееврейских конкурентов, захватили в свои руки, для примера, большую часть торговли в черте оседлости.
К 1900–м годам в экономике совершенно открыто, часто поощряемо действовали многочисленные сбытовые синдикаты (типа "Продугля" и "Продамета"), поддерживавшие минимальные цены и раздававшие своим членам производственные квоты (чтобы предложение не увеличилось и цена не упала); сахарозаводчики уже и просто были принудительно объединены государством в картель, защищавший их от взаимной конкуренции и поддерживавший высокую прибыль. Государство не выдавало новые банковские лицензии, чтобы не обострять конкуренцию на рынке банковских услуг. А виноваты во всех бедах были, ясное дело, жиды, которые высосали кровь из русского народа, захватив в свои руки всю торговлю перчатками в Могилеве.
В. Евреи по своей природе являются нелояльным народом, они не способны покорно и с любовью принять власть самодержавного царя и непрерывно мечтают о разрушении русской государственности. Коротко говоря, евреи — революционеры.
Контраргументы тут также изначально были понятны всякому — не сходится хронология. До середины 1880–х годов евреи были политически лояльным народом. Участие их в раннем, землевольческом/народовольческом фазисе революционного движения, было весьма скромным. На знаменитом процессе 193–х среди обвиняемых было 8 евреев (все на самых ничтожных ролях), из 28 членов Исполнительного комитета "Народной воли" только двое были евреями (и те были самыми малозаметными). И только после того, как дискриминации евреев развернулась в полную силу (к середине 1880–х) они реально начали революционизироваться.
Важным здесь является не столько то, что антисемитские аргументы были глупыми, сколько то, что они были очевидно глупыми, очевидно фальсифицированными и опровергаемыми без малейшего труда. Невозможно поверить, что уравновешенные, рассудочные и хорошо образованные люди, стоявшие у руля тогдашней бюрократии, реально верили в подобную нелепицу. Понятно, что у чиновников случались крупные коллективные заблуждения: например, при составлении первого избирательного закона вся бюрократия ошибочно считала, что крестьяне–депутаты Думы поголовно окажутся монархистами, а действительность показала обратное. Но это были прогнозы, в которых всякий может ошибиться. Здесь же мы видим другое. Чиновники, которые сегодня на одном совещании выступали за то, что сеть железных дорог должна прокладываться так, чтобы была полностью исключена конкуренция между дорогами (то есть, чтобы транспортное обеспечение определенных районов находилось строго в одних руках), завтра на другом совещании выступали за то, что евреев надо не выпускать из черты оседлости, чтобы такие–то и такие–то отрасли не попали в одни еврейские руки. Понятно, что и сами они замечали тут нестыковку.
Итак, моя рабочая гипотеза заключается в том, что за еврейской дискриминацией, проводимой царским правительством, скрывались некоторые необнародованные соображения и причины, известные же нам объяснения просто служили маскировкой. Но в чем именно заключались эти соображения? Были ли они хорошо, рассудочно сформулированными, или же просто смутно, но твердо осознаваемыми (как то часто случается с групповыми интересами), или же вовсе бессознательными? Этого я не знаю. Но, зато, могу сделать несколько контринтуитивных замечаний, еще более запутывающих вопрос.
1. Несомненно, в пределах черты оседлости имел место широкий народный антисемитизм, очень старый, традиционный, восходящий к временам Речи Посполитой. Но нет никаких оснований полагать, что именно этому народному мнению царская бюрократия внезапно уделила внимание. Если царскому министру было на что–то наплевать, так это именно на то, что по интересующему его поводу думают полтавский мужик и могилевский мещанин. Более того, ненависть поляков к евреям должна была, казалось бы, направлять мысли царских бюрократов по пути "враг моего врага мой друг", то есть к использованию евреев как антипольской силы.
2. Еще менее вероятным представляется то, что царские бюрократы вдруг учли мнение единственного социального слоя, реально страдавшего от конкуренции евреев — русских торговцев. Правительственная политика традиционно была покровительственной к промышленности и безразличной, если не враждебной, к торговле. В целом, таможенный протекционизм приводил к повышению цен на все товары (равно отечественные и импортные), а это, в свою очередь, сокращало обороты торговли и уменьшала ее прибыль. Тарифная политика железных дорог, конфигурация промыслового налога и гербового сбора также были направлены в пользу крупного бизнеса (особенно промышленности) и в ущерб бизнесу мелкому (особенно торговому). В общем, трудно поверить, что государство, не оказывавшее торговцам ни единого пособия столетиями, вдруг захотело спасти их от наплыва конкурентов–евреев, который произошел бы при разрушении черты оседлости. Тем более что на полную победу еврейской торговли в черте оседлости правительство смотрело безразлично, без малейшего намерения как–то помочь русскому купцу.
3. Если мы попытаемся представить себе царских бюрократов как лиц, действующих в интересах старшей элитной группы, то есть дворян — крупных землевладельцев, то мы видим, что все их коренные интересы были направлены к эмансипации евреев. Дело в том, что еврей — органический друг помещика, что и было видно по обычаям старой Польши. Помещик — производитель, торговать он умеет плохо, и ему выгодно сотрудничество с такими торговыми сетями, которые, работая с минимальной маржой, предлагают ему наибольшую цену. А это как раз и есть еврейская торговля. Кроме того, помещик не может всё время сидеть в поместье, а еврей традиционно является хорошим, надежным агентом. Собственно говоря, запрет евреям на проживание в сельской местности (в том числе и в черте оседлости) правительство объясняло как раз тем, что они были слишком эффективными и слишком жесткими агентами ненавистного польского помещика.
4. Если мы попытаемся представить себе царских бюрократов как лиц, действующих в интересах расширенного имущего класса — то есть, грубо говоря, всего класса лиц, носящих крахмальную рубашку и фрак/сюртук — то и тут мы видим стимулы к эмансипации евреев. Имущий класс живет в городе, получает много казенного жалованья и ренты (то есть его источники существования не могут быть задеты евреями), много покупает и потребляет много услуг. Следовательно, и ему выгодны торговля и сервис, обеспечивающая низкие цены и хорошее качество, то есть еврейские. Любые наблюдатели, даже антисемитские, считали очевидным, что в черте оседлости покупателю всё обходится дешевле, а ассортимент товара больше и интереснее.
Выводы. В общем, получается так, что перед нами очередная историческая загадка. Бюрократия десятилетиями, упорно, последовательно проводила политику ограничения прав евреев не только против широко понимаемых национальных интересов (это как раз не удивительно), но и против интересов всех тех разной широты элитных социальных групп, в которые входили сами бюрократы — а вот это уже довольно необычное явление. Хотя антиеврейская политика имела бенефициаров, все они составляли как раз те социальные группы, к удовлетворению интересов которых царское правительство не выказывало склонности. Что это всё значит — я не вполне понимаю.
Я не склонен идеализировать людей, и в особенности правящие группы, и в особенности правящие группы старой России. Верхушка бюрократии состояла из образованных, формально очень умных, но крайне оторванных от реальной жизни и зашоренных людей. Да, они часто ошибались. Возможно, и тут перед нами просто чистая ошибка, нелепость, промах. Но, возможно, есть и какие–то ускользнувшие от меня разумные объяснения, которые ожидаются от читателей этого чрезмерно длинного поста.
Литература по дискриминации евреев в царской России огромна, и вся она, как ни странно, не отвечает на один важный вопрос: а почему, собственно говоря, царское правительство упорно и последовательно гнобило евреев? Нет, отнюдь нельзя сказать, что объяснений не было, правительственная политика разъяснялась и идеологами (типа Победоносцева и Каткова), и бюрократами (в форме записок различных комиссий) постоянно и подробно. Да только все объяснения были такими, что притянутость за уши была очевидной даже ребенку.
Если попробовать коротко и по существу пересказать толстые тома неудобочитаемой правоконсервативной ахинеи, то против эмансипации евреев выдвигались доводы трех родов:
А. Культурная и религиозная чужеродность евреев, делающих для них невозможным слияние с жизнью и идеалами православного государства. Если коротко, то евреи — чужаки. Контраргумент тут был очевиден всякому: а тунгус не чужак? а финн не чужак? а узбек не чужак? Между тем, все эти персонажи совершенно равноправны православному русскому, живут где хотят, учатся где хотят, принимаемы на службу куда угодно, и ничего страшного не происходит. Когда началась Великая война, сделалась борьба с немецким засильем, и тут же оказалось, что немцы тоже чужаки, не способны слиться с интересами русского народа и государства, и их надо гнать со службы, выселять, воспрещать владеть землей и т.п. Собственно говоря, немцы попали на положение евреев. Но ведь немцы и раньше были чужаками, мнимыми или подлинными, но, в любом случае, не особо отличавшимися по этому критерию от евреев. Почему же раньше под прицел попадали одни евреи?
Б. Склонность евреев к экономической эксплуатации окружающего их населения, захвату в свои руки отраслей экономики или рынков с последующим обогащением евреев и разорением всех остальных. Если коротко, евреи — кровососы.
Контраргументы против этого утверждения были еще проще: вся экономика исстари была заполнена другими, нееврейскими, группами, использующими монопольное положение или преобладание на рынках для обогащения, не подпускающими к своему бизнесу чужаков, лоббирующими свои интересы, и государство отнюдь не собиралось с этими группами бороться; более того, членство в таких группах часто было почетным.
Начнем с дворян–землевладельцев, столетиями державших в своих руках монополию на ведение сельского хозяйства наиболее выгодным образом, то есть с использованием рабов. После освобождения рабов эти люди преимущественно оставили сельское хозяйство, продолжая получать две ренты: одну от государства (за переданную крестьянам землю), а другую в виде арендной платы от крестьян. И эти люди выставляли претензии евреям, которые, действуя на полностью конкурентном рынке и не имея ни одного нерыночного преимущества, не создав ни одного барьера для нееврейских конкурентов, захватили в свои руки, для примера, большую часть торговли в черте оседлости.
К 1900–м годам в экономике совершенно открыто, часто поощряемо действовали многочисленные сбытовые синдикаты (типа "Продугля" и "Продамета"), поддерживавшие минимальные цены и раздававшие своим членам производственные квоты (чтобы предложение не увеличилось и цена не упала); сахарозаводчики уже и просто были принудительно объединены государством в картель, защищавший их от взаимной конкуренции и поддерживавший высокую прибыль. Государство не выдавало новые банковские лицензии, чтобы не обострять конкуренцию на рынке банковских услуг. А виноваты во всех бедах были, ясное дело, жиды, которые высосали кровь из русского народа, захватив в свои руки всю торговлю перчатками в Могилеве.
В. Евреи по своей природе являются нелояльным народом, они не способны покорно и с любовью принять власть самодержавного царя и непрерывно мечтают о разрушении русской государственности. Коротко говоря, евреи — революционеры.
Контраргументы тут также изначально были понятны всякому — не сходится хронология. До середины 1880–х годов евреи были политически лояльным народом. Участие их в раннем, землевольческом/народовольческом фазисе революционного движения, было весьма скромным. На знаменитом процессе 193–х среди обвиняемых было 8 евреев (все на самых ничтожных ролях), из 28 членов Исполнительного комитета "Народной воли" только двое были евреями (и те были самыми малозаметными). И только после того, как дискриминации евреев развернулась в полную силу (к середине 1880–х) они реально начали революционизироваться.
Важным здесь является не столько то, что антисемитские аргументы были глупыми, сколько то, что они были очевидно глупыми, очевидно фальсифицированными и опровергаемыми без малейшего труда. Невозможно поверить, что уравновешенные, рассудочные и хорошо образованные люди, стоявшие у руля тогдашней бюрократии, реально верили в подобную нелепицу. Понятно, что у чиновников случались крупные коллективные заблуждения: например, при составлении первого избирательного закона вся бюрократия ошибочно считала, что крестьяне–депутаты Думы поголовно окажутся монархистами, а действительность показала обратное. Но это были прогнозы, в которых всякий может ошибиться. Здесь же мы видим другое. Чиновники, которые сегодня на одном совещании выступали за то, что сеть железных дорог должна прокладываться так, чтобы была полностью исключена конкуренция между дорогами (то есть, чтобы транспортное обеспечение определенных районов находилось строго в одних руках), завтра на другом совещании выступали за то, что евреев надо не выпускать из черты оседлости, чтобы такие–то и такие–то отрасли не попали в одни еврейские руки. Понятно, что и сами они замечали тут нестыковку.
Итак, моя рабочая гипотеза заключается в том, что за еврейской дискриминацией, проводимой царским правительством, скрывались некоторые необнародованные соображения и причины, известные же нам объяснения просто служили маскировкой. Но в чем именно заключались эти соображения? Были ли они хорошо, рассудочно сформулированными, или же просто смутно, но твердо осознаваемыми (как то часто случается с групповыми интересами), или же вовсе бессознательными? Этого я не знаю. Но, зато, могу сделать несколько контринтуитивных замечаний, еще более запутывающих вопрос.
1. Несомненно, в пределах черты оседлости имел место широкий народный антисемитизм, очень старый, традиционный, восходящий к временам Речи Посполитой. Но нет никаких оснований полагать, что именно этому народному мнению царская бюрократия внезапно уделила внимание. Если царскому министру было на что–то наплевать, так это именно на то, что по интересующему его поводу думают полтавский мужик и могилевский мещанин. Более того, ненависть поляков к евреям должна была, казалось бы, направлять мысли царских бюрократов по пути "враг моего врага мой друг", то есть к использованию евреев как антипольской силы.
2. Еще менее вероятным представляется то, что царские бюрократы вдруг учли мнение единственного социального слоя, реально страдавшего от конкуренции евреев — русских торговцев. Правительственная политика традиционно была покровительственной к промышленности и безразличной, если не враждебной, к торговле. В целом, таможенный протекционизм приводил к повышению цен на все товары (равно отечественные и импортные), а это, в свою очередь, сокращало обороты торговли и уменьшала ее прибыль. Тарифная политика железных дорог, конфигурация промыслового налога и гербового сбора также были направлены в пользу крупного бизнеса (особенно промышленности) и в ущерб бизнесу мелкому (особенно торговому). В общем, трудно поверить, что государство, не оказывавшее торговцам ни единого пособия столетиями, вдруг захотело спасти их от наплыва конкурентов–евреев, который произошел бы при разрушении черты оседлости. Тем более что на полную победу еврейской торговли в черте оседлости правительство смотрело безразлично, без малейшего намерения как–то помочь русскому купцу.
3. Если мы попытаемся представить себе царских бюрократов как лиц, действующих в интересах старшей элитной группы, то есть дворян — крупных землевладельцев, то мы видим, что все их коренные интересы были направлены к эмансипации евреев. Дело в том, что еврей — органический друг помещика, что и было видно по обычаям старой Польши. Помещик — производитель, торговать он умеет плохо, и ему выгодно сотрудничество с такими торговыми сетями, которые, работая с минимальной маржой, предлагают ему наибольшую цену. А это как раз и есть еврейская торговля. Кроме того, помещик не может всё время сидеть в поместье, а еврей традиционно является хорошим, надежным агентом. Собственно говоря, запрет евреям на проживание в сельской местности (в том числе и в черте оседлости) правительство объясняло как раз тем, что они были слишком эффективными и слишком жесткими агентами ненавистного польского помещика.
4. Если мы попытаемся представить себе царских бюрократов как лиц, действующих в интересах расширенного имущего класса — то есть, грубо говоря, всего класса лиц, носящих крахмальную рубашку и фрак/сюртук — то и тут мы видим стимулы к эмансипации евреев. Имущий класс живет в городе, получает много казенного жалованья и ренты (то есть его источники существования не могут быть задеты евреями), много покупает и потребляет много услуг. Следовательно, и ему выгодны торговля и сервис, обеспечивающая низкие цены и хорошее качество, то есть еврейские. Любые наблюдатели, даже антисемитские, считали очевидным, что в черте оседлости покупателю всё обходится дешевле, а ассортимент товара больше и интереснее.
Выводы. В общем, получается так, что перед нами очередная историческая загадка. Бюрократия десятилетиями, упорно, последовательно проводила политику ограничения прав евреев не только против широко понимаемых национальных интересов (это как раз не удивительно), но и против интересов всех тех разной широты элитных социальных групп, в которые входили сами бюрократы — а вот это уже довольно необычное явление. Хотя антиеврейская политика имела бенефициаров, все они составляли как раз те социальные группы, к удовлетворению интересов которых царское правительство не выказывало склонности. Что это всё значит — я не вполне понимаю.
Я не склонен идеализировать людей, и в особенности правящие группы, и в особенности правящие группы старой России. Верхушка бюрократии состояла из образованных, формально очень умных, но крайне оторванных от реальной жизни и зашоренных людей. Да, они часто ошибались. Возможно, и тут перед нами просто чистая ошибка, нелепость, промах. Но, возможно, есть и какие–то ускользнувшие от меня разумные объяснения, которые ожидаются от читателей этого чрезмерно длинного поста.
Комментариев нет:
Отправить комментарий