Хаггис для журавля
Тот, чьими книгами впоследствии станут зачитываться мальчишки всего мира, родился в семье благополучной и обеспеченной, которая гроши не считала и пустой похлёбкой детей не вскармливала. Томас Стивенсон, инженер и строитель маяков, своим семейством управлял продуманно и без резких движений. Поэтому на кухне у Стивенсонов всегда бодро гудел огонь в печке, и кухарка метала на стол овсяную кашу и овсяные лепёшки, хаггис и картофельную запеканку с окороком, рагу из ягнёнка и блюдо рубленого лосося, гуляш из селёдки и похлёбку из петуха. Петуха вместе с кусками бекона заливали водой, давали закипеть, удаляли пену, добавляли побольше лука-порея, держали в бульоне букет из лаврового листа, петрушки и тимьяна, солили, перчили и варили пару часов. Петуха и пучок зелени потом вытаскивали, птицу резали на части, а в суп добавляли одну унцию риса, вымоченный чернослив и ещё кучу лука-порея.
Несмотря на сытную кухню, наследник рос хоть и высоким, но тощим до невозможности, недотягивая по весу до мешка картошки. «Он был очень нескладно сложен, не парень, а какой-то цеп для молотьбы, одни суставы, локти, колени и журавлиные ноги. Он так был похож на огородное чучело, что казалось, вот-вот заскрипит при ветре», – вспоминали друзья. Кроме того, этот долговязый журавль беспрестанно болел, хирел и чах в сыром шотландском климате и валился в постель от любого сквозняка. Лёжа в кровати, он слушал многочисленные случаи своей няни Камми и чтение матери, страдал частыми горловыми кровотечениями, уплывал в мечтах в тёплые страны и потихоньку записывал придуманные им истории о дальних морях и неведомых островах.
Молодой нескладный Роберт толком не умел ни одеться, ни подкатиться к девушке. Зато он был неисправимым оптимистом, щедрым и неглупым, сумел отхватить аж два диплома – инженера и адвоката – и знал пропасть забавных историй, сочиняя их буквально на ходу и так красочно рассказывая, что уши развешивали даже те барышни, кто сначала кривил губы при виде такого некуртуазного и нескладного кавалера.
Было дело, не остались равнодушными к мастерским россказням Стивенсона и грабители, поздним вечером положившие глаз на его одежду и кошелёк. Тот так заморочил им головы своей болтовнёй, что злодеи размякли, не только вернули вещи, но ещё и решили продолжить вечер в приятной компании ворья, бездельников и прочего сброда. А заодно прихватили с собой в таверну и рассказчика, где угостили его и дали прозвище «Бархатная Куртка».
Таверна Роберту пришлась по душе не только льющимися рекой ромом и элем, сочными рёбрышками и лососем в винном соусе, но и колоритными персонажами и развесёлыми девицами, на одной из которых он даже задумал жениться. То, что у девицы был ребёнок, Роберта не смутило. Наоборот, спасти кого-то, облегчить ему жизнь было вполне в его рыцарском духе. Надо заметить, что папа Томас, человек положительный, с консервативными взглядами, кабацкие увлечения сына на дух не переносил, по мере сил загонял журавля домой и воевал со своим отпрыском изо всех сил. До тех самых пор, пока терпение не лопнуло и он не отправил сына попутешествовать по Европе и заодно как следует встряхнуть мозги.
Для любви нет препятствий
В Европе сын свои привычки не бросил, сразу же встретил многодетную замужнюю даму Фэнни Осборн и задумал спасти уже побольше народу, предложив ей руку и сердце. За Фэнни пришлось ехать потом уже аж в Америку, да ещё и на корабле для перевозки скота. Но трудности долговязого Стивенсона не пугали, отсутствие воды и еды – тоже, поэтому он смело ринулся вслед за любимой. Правда, однажды он всё-таки завалился без сил среди холмов, умирая от голода целых два дня, но был спасён охотником и отлежался на ранчо, где его силы поддержали горячим бульоном и хорошо прожаренными бифштексами.
Наш журавль если не перешагивал барьеры, то переваливался через них, выкарабкиваясь каждый раз из, казалось, совсем безвыходных ситуаций. И ведь добился-таки своего – Фэнни оформила развод, стала миссис Стивенсон, прибыла в Эдинбург, научилась печь шотландское имбирное печенье с цукатами и изюмом и преданно ухаживать за своим болезненным, но неунывающим мужем, который почти каждый день был в двух шагах от смерти. Муж не сдавался сваливающимся на него напастям в виде кровохарканья, потери веса, внезапных обмороков, одышки, лихорадки, паралича и отнявшейся речи.
Он продолжал писать и диктовать очерки и романы, а когда не смог, то освоил язык глухонемых. «Я писал в постели, писал, когда у меня шла горлом кровь, писал, когда у меня от слабости кружилась голова, и, мне кажется, я с честью поднял перчатку, брошенную мне судьбой, и одержал победу в битве с жизнью».
Остров сокровищ
Получив наследство, Стивенсоны отправились по миру искать райское место, где Роберта не мучил бы туберкулёзный кашель и где не доконал бы его сырой климат. Такой уголок нашёлся на одном из жарких тропических островов архипелага Самоа.
Был построен дом с камином, куда постоянно шастали быстроглазые и любопытные островитяне с угощением для Туситалы, «рассказчика», как они прозвали большого белого человека. Островитяне, восхищённые историями Стивенсона, тащили в дом маринованных в лимонном соке и кокосовом молоке моллюсков, которых надо было есть сырыми, морские огурцы, морских змей, акулье мясо, бататы, плоды хлебного дерева и корзины с фруктами и орехами. А островитянки готовили для Туситалы и его семьи то «луау», блюдо из замаринованных в лимонном соке листьев колоказии, в которые заворачивали морепродукты и запекали в земляных печах, то суп из папайи и кокосового молока.
На Самоа Стивенсон попробовал цыплят, жаренных в банановых листьях, говядину, маринованную в соевом соусе с имбирем, чесноком и луком, и свиней, целиком запечённых в земляных печах. Стивенсон так пришёлся ко двору, что благодарная аудитория даже построила дорогу от своего поселения до дома Туситалы, назвав её «дорогой благодарности». Он был счастлив на Самоа, относительно здоров и по-прежнему лучился оптимизмом, считая, что «мир скучен только для скучных людей». Вокруг уже не было шотландского тумана, воздух пропах фруктами, жареным мясом и океаном, но неизменным оставалось одно – сколько бы этот долговязый журавль ни лакомился щедрыми дарами, сколько бы вместе с гостеприимными островитянами ни запекал поросят в земляных печах, он так и не становился толще.
Стивенсону исполнилось сорок четыре года, когда он упал на кухне и умер от кровоизлияния в мозг, успев только принести из погреба бутылку своего любимого бургундского и начать вместе с женой готовить салат к ужину. Вожди собрали островитян, дали обет полного молчания, в молчании же прорубили сквозь чащу тропу и похоронили Туситалу согласно его завещанию. Тот, кто так долго мечтал об острове сокровищ, нашёл своё последнее пристанище на самой вершине продуваемой всеми ветрами горы. А чтобы до неё добраться, надо было пройти сквозь густой лес, где среди криков попугаев слышалось хорошо знакомое: «Пиастры! Пиастры!»
Никто точно не знает, как готовить тот самый мёд из цветов вереска, о котором написал в своей балладе Стивенсон. Но если старые шотландцы покопаются в кладовых памяти, то выяснится, что давным-давно в горных районах, несмотря на запрет варить пиво из чего бы то ни было, кроме хмеля и солода, продолжали по-партизански разливать эль, старинные рецепты которого были записаны ещё на гэльском языке. Тем, кто хочет хоть на чуточку приблизиться к древнему шотландскому пьянящему напитку, следует собрать цветы вереска с самой верхушки растения и использовать их в течение полутора суток после сбора, пока аромат ещё витает в воздухе. Потом надо приготовить элевый солод, сварить сусло с цветочными верхушками, насыпать сверху побольше свежих цветков и оставить на двенадцать дней, пока масса не почернеет. Говорят, что если по истечении срока открутить кран бочки, то из него польётся бодрящая янтарная жидкость с небольшой горчинкой, маслянистым привкусом и нежным пряным послевкусием. Эль пьют вдумчиво, не торопясь и не болтая попусту, помня о том, что иногда бывают тайны, которые стоит держать при себе и за которые порой не жаль отдать жизнь.
Автор: Инна Садовская
Несмотря на сытную кухню, наследник рос хоть и высоким, но тощим до невозможности, недотягивая по весу до мешка картошки. «Он был очень нескладно сложен, не парень, а какой-то цеп для молотьбы, одни суставы, локти, колени и журавлиные ноги. Он так был похож на огородное чучело, что казалось, вот-вот заскрипит при ветре», – вспоминали друзья. Кроме того, этот долговязый журавль беспрестанно болел, хирел и чах в сыром шотландском климате и валился в постель от любого сквозняка. Лёжа в кровати, он слушал многочисленные случаи своей няни Камми и чтение матери, страдал частыми горловыми кровотечениями, уплывал в мечтах в тёплые страны и потихоньку записывал придуманные им истории о дальних морях и неведомых островах.
Роберт Льюис Стивенсон
Молодой нескладный Роберт толком не умел ни одеться, ни подкатиться к девушке. Зато он был неисправимым оптимистом, щедрым и неглупым, сумел отхватить аж два диплома – инженера и адвоката – и знал пропасть забавных историй, сочиняя их буквально на ходу и так красочно рассказывая, что уши развешивали даже те барышни, кто сначала кривил губы при виде такого некуртуазного и нескладного кавалера.
Было дело, не остались равнодушными к мастерским россказням Стивенсона и грабители, поздним вечером положившие глаз на его одежду и кошелёк. Тот так заморочил им головы своей болтовнёй, что злодеи размякли, не только вернули вещи, но ещё и решили продолжить вечер в приятной компании ворья, бездельников и прочего сброда. А заодно прихватили с собой в таверну и рассказчика, где угостили его и дали прозвище «Бархатная Куртка».
Таверна Роберту пришлась по душе не только льющимися рекой ромом и элем, сочными рёбрышками и лососем в винном соусе, но и колоритными персонажами и развесёлыми девицами, на одной из которых он даже задумал жениться. То, что у девицы был ребёнок, Роберта не смутило. Наоборот, спасти кого-то, облегчить ему жизнь было вполне в его рыцарском духе. Надо заметить, что папа Томас, человек положительный, с консервативными взглядами, кабацкие увлечения сына на дух не переносил, по мере сил загонял журавля домой и воевал со своим отпрыском изо всех сил. До тех самых пор, пока терпение не лопнуло и он не отправил сына попутешествовать по Европе и заодно как следует встряхнуть мозги.
Для любви нет препятствий
В Европе сын свои привычки не бросил, сразу же встретил многодетную замужнюю даму Фэнни Осборн и задумал спасти уже побольше народу, предложив ей руку и сердце. За Фэнни пришлось ехать потом уже аж в Америку, да ещё и на корабле для перевозки скота. Но трудности долговязого Стивенсона не пугали, отсутствие воды и еды – тоже, поэтому он смело ринулся вслед за любимой. Правда, однажды он всё-таки завалился без сил среди холмов, умирая от голода целых два дня, но был спасён охотником и отлежался на ранчо, где его силы поддержали горячим бульоном и хорошо прожаренными бифштексами.
Наш журавль если не перешагивал барьеры, то переваливался через них, выкарабкиваясь каждый раз из, казалось, совсем безвыходных ситуаций. И ведь добился-таки своего – Фэнни оформила развод, стала миссис Стивенсон, прибыла в Эдинбург, научилась печь шотландское имбирное печенье с цукатами и изюмом и преданно ухаживать за своим болезненным, но неунывающим мужем, который почти каждый день был в двух шагах от смерти. Муж не сдавался сваливающимся на него напастям в виде кровохарканья, потери веса, внезапных обмороков, одышки, лихорадки, паралича и отнявшейся речи.
Он продолжал писать и диктовать очерки и романы, а когда не смог, то освоил язык глухонемых. «Я писал в постели, писал, когда у меня шла горлом кровь, писал, когда у меня от слабости кружилась голова, и, мне кажется, я с честью поднял перчатку, брошенную мне судьбой, и одержал победу в битве с жизнью».
Остров сокровищ
Получив наследство, Стивенсоны отправились по миру искать райское место, где Роберта не мучил бы туберкулёзный кашель и где не доконал бы его сырой климат. Такой уголок нашёлся на одном из жарких тропических островов архипелага Самоа.
Был построен дом с камином, куда постоянно шастали быстроглазые и любопытные островитяне с угощением для Туситалы, «рассказчика», как они прозвали большого белого человека. Островитяне, восхищённые историями Стивенсона, тащили в дом маринованных в лимонном соке и кокосовом молоке моллюсков, которых надо было есть сырыми, морские огурцы, морских змей, акулье мясо, бататы, плоды хлебного дерева и корзины с фруктами и орехами. А островитянки готовили для Туситалы и его семьи то «луау», блюдо из замаринованных в лимонном соке листьев колоказии, в которые заворачивали морепродукты и запекали в земляных печах, то суп из папайи и кокосового молока.
На Самоа Стивенсон попробовал цыплят, жаренных в банановых листьях, говядину, маринованную в соевом соусе с имбирем, чесноком и луком, и свиней, целиком запечённых в земляных печах. Стивенсон так пришёлся ко двору, что благодарная аудитория даже построила дорогу от своего поселения до дома Туситалы, назвав её «дорогой благодарности». Он был счастлив на Самоа, относительно здоров и по-прежнему лучился оптимизмом, считая, что «мир скучен только для скучных людей». Вокруг уже не было шотландского тумана, воздух пропах фруктами, жареным мясом и океаном, но неизменным оставалось одно – сколько бы этот долговязый журавль ни лакомился щедрыми дарами, сколько бы вместе с гостеприимными островитянами ни запекал поросят в земляных печах, он так и не становился толще.
Стивенсону исполнилось сорок четыре года, когда он упал на кухне и умер от кровоизлияния в мозг, успев только принести из погреба бутылку своего любимого бургундского и начать вместе с женой готовить салат к ужину. Вожди собрали островитян, дали обет полного молчания, в молчании же прорубили сквозь чащу тропу и похоронили Туситалу согласно его завещанию. Тот, кто так долго мечтал об острове сокровищ, нашёл своё последнее пристанище на самой вершине продуваемой всеми ветрами горы. А чтобы до неё добраться, надо было пройти сквозь густой лес, где среди криков попугаев слышалось хорошо знакомое: «Пиастры! Пиастры!»
РЕЦЕПТ
Автор: Инна Садовская
Комментариев нет:
Отправить комментарий