Сара Рейнсфорд: «На моих глазах происходила постепенная эрозия свобод и подавление инакомыслия»
Я пишу эти строки посреди ночи за кухонным столом в моей московской квартире, поглядывая на тусклые красные звезды и золотые купола Кремля.
К тому времени, как вы будете их читать, я уже вернусь в Англию, высланная из России как угроза ее национальной безопасности.
После 20 с лишним лет журналистской работы в Москве я все еще не могу поверить в это.
Я подозреваю, что стала объектом особого внимания примерно год назад, когда российский МИД начал выдавать мне краткосрочные визы, да и те в последний момент.
Однажды мне сказали, что я получаю последнюю в моей жизни российскую визу. Правда, потом сотрудница заявила, что ошиблась.
Но 10 августа на паспортном контроле в аэропорту Шереметьево меня отвели в сторону и сказали, что ФСБ запретила мне въезд в Россию.
Офицер зачитал текст решения, но ничего не объяснил.
"Сара Элизабет, - он все время называл меня двойным именем, - вам отказано во въезде в Российскую Федерацию - бессрочно".
Затем он уточнил, что это делается "для защиты безопасности России", и сообщил, что меня депортируют.
Я сказала ему, что я журналистка, и спросила, похожа ли я на угрозу национальной безопасности.
"Мы всего лишь исполнители, - несколько раз повторил пограничник. - Спросите у ФСБ".
В то утро я прилетела в Москву из Беларуси, где освещала подавление массовых протестов против Александра Лукашенко.
Близкий союзник Владимира Путина проводил свой ежегодный "большой разговор" с журналистами, и я воспользовалась случаем спросить его о том, как он может оставаться президентом после пыток и заключения в тюрьму мирных демонстрантов.
Сначала он обозвал меня пропагандисткой Запада, потом его лояльные сторонники начали один за другим нападать на меня. Все это белорусское телевидение показало в прямом эфире.
Вечером того же дня, когда мы монтировали мой репортаж про этот "обмен любезностями", МИД России объявил о новых санкциях против Соединенного Королевства: ведомство обвинило неких неназванных британских граждан в "антироссийской деятельности".
Это был запоздалый ответ Москвы на британские санкции, введенные в связи с нарушениями прав человека в Чечне и коррупцией в высших эшелонах власти.
Поскольку виза в моем паспорте вот-вот должна была истечь, я сразу забеспокоилась.
Спустя несколько часов коллеги благополучно пересекли границу России, а меня остановили.
У меня забрали паспорт, но оставили свободно бродить по залу вылета, пока мои спутники лихорадочно пытались как-то уладить дело.
Я была уверена, что у них ничего не выйдет: приказ в отношении меня исходил от могущественной ФСБ.
Мне пришлось подписать форму о том, что я понимаю, что в случае попытки пересечь российскую границу я нарушу закон. Я протестовала, но выбора у меня не оставалось.
В какой-то момент я присела на сломанную скамейку в аэропорту и записала то, что чувствовала, плача в камеру.
Вдруг, через 12 часов после приземления мне неожиданно позвонили и сказали, что я могу пересечь границу - только один раз, чтобы собрать вещи.
Моя высылка означала разрыв многолетних связей с Россией.
Россия была важнейшей частью моей жизни с тех пор, как в 18 лет я отправилась в Москву вскоре после распада СССР.
Я воочию наблюдала хаос, бесконечные очереди, дефицит и даже войны.
В середине 90-х я, будучи студенткой, я провела год в "бандитском Петербурге". В баре, где я работала, у мужчин на входе требовали сдавать оружие.
Это были тяжелые годы для многих россиян - и одновременно период небывалой, пьянящей свободы.
Затем появился Владимир Путин.
С момента его первого избрания в 2000 году я работала в Москве. На моих глазах происходила постепенная эрозия свобод и подавление инакомыслия, в то время как сам Путин пытался укрепить и удержать свою власть.
Давление на общественных активистов, критиков, а теперь и на журналистов резко усилилось в последний год после отравления оппозиционного политика Алексея Навального. По мере приближения выборов в Госдуму оно усиливалось еще больше.
Гигантские по масштабу протесты в Беларуси против фальсификации выборов заставили Кремль нервничать. Все критические голоса глушатся, всякая реальная политическая конкуренция искореняется. В центре этих усилий - попытки заставить замолчать свободную прессу.
На той же неделе, когда я узнала о моем изгнании из России, крупнейший независимый вещатель, телеканал "Дождь", объявили "иностранным агентом".
"Дождь" пополнил растущий черный список российских СМИ, от которых требуют предварять любой материал заявлением о своем "вражеском" статусе либо подвергнуться разорительным штрафам и даже уголовному преследованию.
"Статус иностранного агента означает, что мы враги государства, - сказал мне главный редактор "Дождя" Тихон Дзядко. - Число наших подписчиков не снизилось, а возросло. Некоторые члены нашей команды говорят, что гордятся этим определением как своеобразным знаком качества".
Но общая тенденция в отношении СМИ вызывает у него тревогу.
"Похоже, они объявили всем: правозащитники и независимые масс-медиа нам здесь больше не нужны, - говорит он. - Все очень плохо, и в любой момент может стать еще хуже".
Когда меня вызвали в российский МИД, они уверяли, что в моей высылке нет ничего личного. Официально они назвали это ответом на отказ корреспонденту информагентства ТАСС в разрешении на пребывание в Великобритании.
Но это было два года назад, и тогда не было никакого шума.
Высокопоставленные чиновники утверждают, что ничего не знают об объявлении меня "угрозой национальной безопасности", хотя мне точно известно, что они видели форму, подписанную мной в аэропорту. Они также отказались подтвердить информацию неофициального источника о том, что я включена в санкционный список.
Многие из тех, у кого я в прошлом брала интервью, сейчас покинули Россию ради своей безопасности. Другие говорят, что подготовили планы бегства.
Мне никогда не приходило в голову, что я присоединюсь к ним по ту сторону границы.
Я уезжаю, а ярлыки "антироссийская деятельность" и "угроза безопасности" звенят в моих ушах.
Но я пытаюсь заглушить этот шум.
С того момента, как моя высылка стала достоянием общественности, ко мне подходили малознакомые люди, чтобы выразить сочувствие и извиниться за случившееся. Некоторые даже говорили, что им стыдно за правительство своей страны.
Их доброта и тепло - вот о чем я думаю в эту минуту.
На улице дождь. Мне почти пора ехать. Возможно, навсегда. Но я надеюсь, что нет.
Комментариев нет:
Отправить комментарий