"НЕФОРМАТ"

 

            — Здравствуйте! Это Вас беспокоит НТВ!

            — Это которое в Форт Ли?

            — Нет! — обиженно, — Это Москва! Тут вот мы бы хотели передачу сделать про ваш фильм «Бля!»

            — ?!

            — Да-да! Очень! Как вы на это смотрите?

            — Да, хорошо смотрю. Только вот вы, вообще, простите, в теме? Или? И фильм смотрели?

            — Конечно! Несколько раз! Всей редакцией! С удовольствием! И в программе он у нас стоял на показе по всем часовым поясам. Это будет классная передача! Вы согласны? Мы пришлём заранее вопросник и съёмочную группу! – сообщил мне задорный юношеский голос.

            В вопроснике было:

            Была ли известна реакция Горбачева на ваш фильм? 

            Чья идея назвать фильм "Бля", ведь если убрать реплики Самойлова "Бля" можно обойтись без мата.

            Почему именно "Бля"? А не другое нецензурное междометие?  

            Когда снимали фильм, стояла еще совсем советская власть, как снимался фильм, как его озвучивали, какая реакция со стороны органов власти, партийных и госбезопасности.

            То есть вопросы были нормальные. С пониманием.

            Приехала съёмочная группа. Снимали меня с женой Ириной (она актриса из фильма «Бля!» - доблестный старший лейтенант КГБ) на фоне Гудзона и Манхеттена. Задавали вопросы из вопросника. По порядку. Остались друг другом довольны.

            А через месяц перезвонил автор (обязательный попался мальчик!) и уныло произнёс.

            — Вы уж извините… Главный редактор  ругался. Сказал, что это для нашего телеканала «неформат».

            А ведь ещё далеко было до Болотной, до закона о запрещении мата и всякого остальной херни.

 

«Неформат»

 

            Один имеющий несомненное отношение к искусству человек сказал про наш фильм «Ну, это абсурд!» Я не огорчился, а наоборот, обрадовался. Потому как менее всего я отнес это замечание к профессиональной стороне дела, к ремеслу делания фильма.  Просто раз понято – АБСУРД – значит, кино удалось.

 

            Так вот. Однажды в городе Киеве случилась история никакому разглашению ни в коем случае не подлежавшая. И если бы два моих приятеля, которые участвовали в ней в качестве режиссеров массовых зрелищ, не выдержали испытания молчанием, то так бы всё и ушло в песок. Но...

            1980 год. Олимпиада в Москве. И тут СССР входит в Афганистан. Понятное дело, что случается бойкот. Никаких приличных гостей.  Так, с бору по сосенке. Если политически корректно – одни страны третьего мира. И в разных городах соревнования по разным видам спорта. На Киев выпал футбол. Десяток мелких футбольных команд - Мали, Индия, Северная Корея и т.д.

            Вокзал в Киеве. Ждут «Поезд Дружбы». «Гэбни» немеряно. Девки с хлебами. Снайперы на крышах. И тут, на тебе. Вместо десяти караваев с хлебом  и солью ОДИНАДЦАТЬ!

            Тревога! В ружьё! «Поезд Дружбы» останавливают на каком-то полустанке.  Все хлеба в подвале вокзала (между прочим, в туалете для депутатов Верховного Совета)  колет шилом какой-то смертник. А в поезде, как положено при входе в санитарную зону (приближение к городу), закрыты все туалеты.

            Слава Б-гу, оказалось, что это на хлебозаводе изготовили запасной на всякий случай. И после трёх часов стояния поезд (с закрытыми туалетами) прибывает на первый путь.

            Встреча делегаций.  С положенными «Ура!» и «Да здравствует!»! Всех в автобусы и на стадион (бывший имени Хрущёва). Там должно состояться «Торжественное открытие» Олимпиадочки. Так сказать, «Первый удар по мячу».

            И тут  как гром с неба – на стадионе тоже ОДИНАДЦАТЬ хлебов. Но тот хлебозавод, что делал их для стадиона, клянётся мамой, что хлебов изготовлено было десять.

            И дальше… Автобусы с гостями под жарким солнцем маринуются на подъезде к стадиону. В туалеты гостей не выпускают. А вдруг рванёт там. А в это время ещё один смертник колет хлеба в машине под западной трибуной стадиона…

            То есть в трейлере фильма у нас так и сформулировано: «Уцелевшие частники этих событий, вспоминая, как-то одинаково покачивают головами и произносят только «Бля!»

            Услышав эту историю, я как охотничья собака сделал стойку. События в стиле любимых мною английских комедий абсурда. Но при этом абсурд, не высосанный сценаристами из пальца, а реальный. Нашей советской жизни. С ГБ и ВД (аббревиатуры двух вечно конкурирующих фирм  - МВД и КГБ).

            Долго я с историей этой носился. Лет семь. Все шарахались: «Что ты! Да такое никогда не дадут снять!». А тут вот запахло перестройкой. И я понял, что эту историю просто надо  успеть рассказать. Потому что всё изменится и вскорости никто не поймёт всего этого бредового супа, в котором мы варились.

            Соблазняю друга Сеньку Винокура, учившегося тогда на Высших сценарных курсах.

Помню, рассказываю ему историю и смеёмся… Случилось это в пельменной у метро «Краснопресненская», напротив кинотеатра «Баррикады». Ох, какие были времена! Как я любил эти пельменные!

            А потом мы присели у меня дома и под селёдку с водочкой в три дня написали сценарий. Но, во  первых мы перенесли всё в провинциальный город, который был  лет тридцать закрытый от иностранцев в связи с его стратегическими заводами. Мне это было знакомо до ужаса. Я родился и вырос в таком душном городе. Днепропетровск. И, во-вторых (честное слово по наитию!) мы добавили неопределенности. То есть неясно чьи это игры с «Тревогой», с возможностью взрывов.  То ли неформалы, то ли националисты, то ли сама власть, то бишь КГБ, проводит учения - провокации…

            Самое смешное, что когда фильм вышел, кинокритики особенно сильно придирались именно к сюжету. Мол, придуманный абсурдный ход. А ведь мы никакой отсебятины. Как принято сейчас выражаться «Чисто конкретно реальная история».

            Да и неясность - кто со взрывчаткой балуется – странно как-то аукнулась… Смотри истории про взрывы жилых домов — серия террористических актов в российских городах (Буйнакске, Москве и Волгодонске) 4—16 сентября 1999 года. И, конечно, надо вспомнить  про найденную взрывчатку в Рязани.

            Да, более того, сочиняя для сценария название взрывчатке, мы, совершенно тёмные по этой части, ничтоже сумняшеся,  обозвали её «СИ два». И надо же, оказалось, именно так и называется разновидность пластичных взрывчатых веществ военного назначения, в составе которого 90% гексогена.  Только сейчас уже все пользуют «СИ  четыре».

            Случившийся сценарий, я прочитал Семену Лунгину,  известному кинодраматургу, кстати, ещё и мужу славной Лилианы Лунгиной и папе, тогда ещё начинающего режиссёра Паши Лунгина.

            Семен Львович сгибался пополам, сползал на кровать (он в это время лежал в больнице)  и плакал от смеха, периодически прося меня, приостановиться, чтобы перевести дыхание... Это был хороший признак, нас благословили на дело...

            Потом со сценарием я мотаюсь по студиям. «Мосфильм», «Ленфильм», студия им. Горького, да ещё и кооперативные студии, которые тогда расцвели пышным цветом. Потому что по наивности все они думали, что на кино можно отмыть «бабки» и заработать официальные миллионы.

            Вот и я к ним и бросался «дайте копеечку!». Да что там, я и к юному тогда  Ходорковскому сунулся. Причём не с улицы пришёл, а по серьёзной рекомендации. Сидел он ещё в полуподвале возле метро «Маяковская». Но КПСС уже вовсю сбрасывала ему свои активы -  заводы и фабрики.

            — Вчера приходил Сергей Соловьёв. Просил на «Чёрную розу – эмблему печали». —  развёл руками Михаил. — Два фильма я не потяну.

            Но как сообщили мне особы к нему приближённые, знавшие, сколько и чего он может потянуть,  что это он, как бывший инструктор райкома комсомола, просто шарахнулся: «Это же чистая антисоветчина!».

            Дольше всех водила меня за нос Художественный руководитель объединения на студии им. Горького Инна Туманян со своим главредом Милой Голубкиной.

            А я же тороплюсь. Как же так - время уйдет, и этот бредовый суп нашей жизни забудется.

            Наконец, хитрое объединение «Рапид» при главном инженере студии им. Горького Володе Коваленко… Деньги дают, а дальше всё сам. Выплывай! И ведь деньги были смешные. По нынешним временам на два съёмочных дня и хватило бы. Так ведь ещё и давали мелкими порциями и нерегулярно. Всё время приходилось приостанавливать работу и ходить, выпрашивать. Ну, просто, как на паперти нищий.

            Но всё равно это был подарок Судьбы. Такой карт-бланш! Сам себе продюсер, сам режиссёр. И никакого худсовета!

            Вытащил я из Одессы любимого своего оператора - Игоря Чепусова. В директоры взял своего ученика ещё по кинолюбительской студии в Днепропетровске Толю Гороховского. Он, живущий  размеренной жизнью с ежегодными выездами – весной  на Домбай, осенью в Дагомыс – загорелый, откатавшийся на лыжах, был мною пойман и совращён.

            — А давай, Толя – сказал я ему – тряхнёшь стариной. Только там, в студии «Юность»,  ты организовал съёмку на Эльбрусе, а тут массовки по три тысячи человек, поезда Дружбы, хлеб с солью…

            — Можно прочитать сценарий?  — важно спросил Гороховский, ныне, кстати, раввин в Иерусалиме.

            Прочитал. И согласился. Помню, однажды, во время особенно тяжких съёмок, я посетовал, что вот он, Толя, устаёт очень.

            — Дорогой мой, — сказал мне Толя —  за то, чтобы с крыши родного днепропетровского вокзала летел милиционер с красным флагом, я жизнь готов отдать.

            Это трудно объяснить нынешним молодым и задорным, но тем, кто прожил жизнь в душном Днепропетровске, в душном СССР с его красными флагами и милиционерами…

Я думаю, для всех нас фильм стал поступком.

            Плёнку  мы покупали из-под полы в подворотнях Москвы и у ассистентов операторов на студии «Мосфильм». Как-никак, а нужен был «Кодак». Причём первая коробка была куплена за пятьдесят  рублей.  А спустя полгода, последнюю, мы покупали уже за 5000. Бешеная девальвация. Пустые полки в магазинах. Только банки с берёзовым соком.

            Уговариваем актёров. Те читают сценарий, качают головами, но соглашаются. Это же, какое счастье даже просто перечислить их: Любовь Полищук, Владимир Самойлов, Борислав Брондуков, Сергей Газаров, Сергей Линьков, Максим Беляков, Валерий Афанасьев, Юрий Потёмкин, Ирина Кириченко.

            А уж, какое было счастье снимать их.

            — Любовь Григорьевна  я хочу вам предложить роль которую вы ещё не играли…

            — Да ладно, - сказала Люба, - чего же я еще не играла?

            — Секретаря горкома партии. Имя отчество оставим Ваше…

            Ну, а потом мы с ней с удовольствием лепили образ. Образцом послужила тогдашний Председатель Верховного Совета Украины. Вот мы и придумали  этот украинский акцентик. Такое фрикативное «гэ». Ведь Любовь, хоть и Полищук, но родилась в Омске и предки донские казаки. Высокая прическа, строгий синий костюм номенклатуры и строгий взгляд. Пошили лифчик восьмого размера.         

            — А ведь идёт мне этот размерчик! — смеялась Любовь Григорьевна.

            Кстати, забегая вперёд… Премьерный показ фильма для  Первого съезда народных депутатов. Встаёт на обсуждении после просмотра такая красивая высокая  дама — функционер. И по партийному пафосно и укоризненно:

            — И вы считаете, что выполнили свой моральный долг?

            — А то! – говорю я.

            — Вот эта, порочащая нашу действительность, наших руководителей,  картина… — Тут у неё дрожь в голосе: — Вы считаете, это то, что можно показывать нашим гражданам?!

            Я специально сейчас заглянул в свой дневник  того времени, а там Ф.И.О. той статной дамы. Не поверите!  Валентина Матвиенко.  Видать, тогда себя признала в героине Любови Полищук. Задело её, бедную, за живое…

            А как купался в роли Владимир Яковлевич Самойлов, который тогда был самый главный в советском кино секретарь парткома (фильм «Премия») и всяческий начальник.  Он сыпал «бля!» и там, где в тексте было и там где не было.

            — Впервые чувствую себя свободным, – говорил он, – Это же, как здорово. «Съёмка!», «Мотор!», а я в камеру произношу «Бля!»

            Чудный человек был Владимир Яковлевич.  Всё приговаривал

            — А режиссёр меня не любит. Не любит…

            — Это же почему же! Люблю!

            — Нет! Вы мне делаете мало замечаний.

            — Ну, что вы, Владимир Яковлевич, всё прекрасно.  Единственное…. говорите вы немного медленнее, чем… Скороговорочки бы.

            — Вы мне мха-а-а-то-в-цу – отвечал он раскатисто, играя на низах, – предлагаете нарушить традиции.

            И что интересно. Снимаем его монолог  «Менеджеров, бля, в стране нет. Вот и приходится самим…».  Самойлов играет с полной отдачей.  Кричу «снято!»  Владимир Яковлевич доволен. Подходит и шепчет мне на ухо:

            — В правильном месте «Бля!» стоит. Но всё равно, и этот эпизод, Михайлыч, вырежут. Точно. Вообще из чего кино складывать будете? Хотя, боюсь, что до этого дело  и не дойдёт. Остановят вас.

            А я ему цитатой:

            — «Всё, что не запрещено законом, разрешено».

            Было такое в то время заклинание, пущенное в оборот Горбачёвым (см. Горбачев М. С. «Перестройка и новое мышление» стр. 108)

            Но, честно, были и у нас сомнения. Сергей Газаров, так страстно произносил про сраную страну в своём «Монологе диссидента», что мы были уверены, что вот-вот нас всех просто на съёмочной площадке «повяжут».

            Славное было время…

            Владимир Самойлов, - он ходил все время с авоськой, покупал гречку в студийном буфете, Люба Полищук рассказывала анекдоты, любила семечки и просила делать ей начес “до небес”. Борислав Брондуков уже был после инсульта и всё никак не мог проговорить слово “тринитротолуол”...

            Были у нас в группе и звонкие композиторы - Сергей Беринский и Григорий Ауэрбах. Это они раскопали, что музыку «Марша демократической молодёжи» композитор Новиков стибрил у самого Вивальди. А как ехидно они подкалывали меня и Сеню идиотским вопросом: « Если фильм называется "Бля», то склоняется ли это назва­ние? Можно ли, скажем: "Блёй», во "Бле», у "Бли»?

            Вообще,  наличию этой частицы в русском языке должны завидовать все народы. Потому что по ёмкости она заменит десятки страниц комментариев.

По аналогии с английской грамматикой это как бы определённый артикль сродни  англ «the».

Table - просто стол. The table – совершенно конкретный стол. Вот и «бля».  Только ставится не до, а после слова. И сразу конкретизирует  понятие. Вот, к примеру «Зять».И «Зять, бля!»

«Гости, бля!», «Страна, бля!», и наконец: «Жизнь, бля».

            Мы снимали, руководствуясь высказыванием самого Карла Маркса «Человечество ДОЛЖНО расставаться со своим прошлым, смеясь».  И старались, сделать всё, чтобы зритель смеялся и прощался. Смеялся и прощался…

            Кремовые унитазы туалета для депутатов и угнанная с порохового завода цистерна

тринитротолуола, комната для утех начальника вокзала, задрапированная портретом основоположника марксизма, и возможно динамит, запеченный в хлеб-соль. Милиционеры, изображающие «ожидающих на вокзале» («второй и четвёртый взвод»).

            3астенчивый куратор госбезопасности и хозяин-барин города в полковничье – милицейских погонах, но с добрым сердцем. Прожорливые снайперы, падающие с красным флагом с крыш, и мафиози местного разлива. Красавец афроамериканец, который вот-вот описается… И ещё множество изюминок нашей жизни в советском Зазеркалье. Где быль, где небыль, где провокация органов, где дурь…

            Кстати, про восклицание «Бля!», которое то и дело звучит в фильме. Был отряжён ассистент режиссёра в Питер в институт Истории, философии и лингвистики (ЛИФЛИ). Он и привёз нам индульгенцию, что слово-то это исконно славянское, употребляется во всех славянских языках и сегодня в смысле: заблуждение, двоемыслие, смута, прелюбодеяние и т. д. И более того: «…бранным словом не является. Неприличных номинаций не содержит. В России запрещено в 1730 году в период правления Анны Иоанновны за упоминание в связи с августейшими особами».

            Начали мы с натуры. Перрон. Встреча, Снимать решили в Днепропетровске. Город моего детства и юности. Там красивый вокзал.  Помню, что побаивались. В Москве уже дул какой-то ветерок свободы. А тут глубинка, да ещё закрытый город. Главный ракетный завод и много чего ещё. Никаких иностранцев с 1956 года. Областное управление КГБ. Матёрые волки. Иностранных студентов для «Поезда Дружбы»  мы завозили из соседнего Запорожья с условием, чтобы в шесть вечера ни одного из них в городе не оставалось.

            Так что была некоторая конспирация. Мы даже сценарий фильма туда не привезли. Только те листы режиссёрского сценария где про про перрон вокзала и привокзальную площадь. И строгий инструктаж группе:

            — Название комедии «Встреча». Про любовь молодого милиционера и девушки.

            Так в местной прессе всё и звучало – «про любовь». И в обкоме партии при встрече с хозяевами города и области я на голубом глазу, не моргая, говорил про любовь двух юных сердец.

            А на съёмках  на вокзале две с половиной тысячи человек. И большинство ветераны партии и труда. Привычные «стукнуть», проявить бдительность…  Да  и несколько  человечков среди молодых я приметил. С прозрачными глазками. Поэтому, например,  фразу «козлы, он уже два часа сцать хочет!»  актриса, игравшая старшего лейтенанта КГБ, не говорила. Так, губами проартикулировала на камеру, чтобы потом при тонировке произнести. А иначе… Проорать в двухтысячную массовку, а значит городской власти в лицо «Козлы!» и «Сцать!»

            А в Москве было поспокойнее – съёмки в интерьерах - до нас дела не было. Никто и подумать не мог, что мы лепим такое. Опять же, история любви в провинциальном городке. Интерьер вокзала снимался в промёрзшем здании московского ипподрома. Туалет депутатов Верховного Совета мы построили на ВДНХ в Павильоне электроники. Там был мраморный пол!

            Кстати, к вопросу номер три в «энтэвэшном» вопроснике: Была ли известна реакция Горбачева?

            Действительно, весной 1990 года была встреча Горбачёва с деятелями искусства. Так там мэтр известный режиссёр Станислав Ростоцкий (всё же на одной студии работали) прямым текстом громко настучал на нас. Вот, мол, фильм выходит. Пасквиль!

             А у нас как раз перезапись звука. Ну, думаю, «приехали». Нет, как – то пронесло. Видно,  все по прежнему были тогда уверены, что «важнейшее из всех искусств» под строгим присмотром. И  что муха не пролетит без…

            Я не представляю, как объяснить нынешним «звонким, молодым и задорным», что это была за инквизиторская система контроля в советском искусстве. И особенно в кино, по причине его массовости и доступности для народа. И сколько крови и нервов, инфарктов, инсультов, преждевременных смертей кинематографистов стоит за теми по настоящему прекрасными фильмами советского кино. Все эти как бы «художественные советы» на стадии уже синопсиса, а затем, отдельно, литературного сценария. Потом  режиссёрского. И обязательный просмотр первого материала. И, далее, на каждом участке производства фильма...  Причём  по ранжиру. Сначала Худсовет нижнего звена. Объединения. Над ним Художественный Совет студии. Потом  такой же совет министерства кинематографии в каждой республике. И лишь потом Госкино СССР. И над всем этим недрёманное око идеологического отдела ЦК КПСС.

            Чётко работала система шпицрутенов – обязательное на каждом этапе Заключение Совета с указаниями «усилить, уточнить» и большим списком детальных поправок. Причём цель была вовсе не соблюдение художественного вкуса и эстетики. Задачей целой армии редакторов была бдеть. Чтобы, не дай Б-г не пропустить ничего такого, что может вызвать неконтролируемые аллюзии, заставить зрителя задуматься. Да, вон прекрасному режиссёру Элему Климову так прямо и сформулировал однажды главный редактор Госкино: «Мы цепные псы социализма!».             Эх, не было у них тогда в обиходе такого удачного иносказания «неформат». Говорили прямо, без обиняков: «антисоветский» или  если мягче: «идёт вразрез с политикой партии и правительства».

            Так что наши прекрасные актёры, имеющие большой опыт в кино и на театре, хоть и работали на съёмках фильма «Бля!» с задором, но при этом жила в них уверенность, что не проскочить.

            Помню, тонировки фильма  (озвучивание актёрами своих диалогов) в звукоцехе студии имени Горького шли у нас ночью. Не потому что втайне, а потому что днём плановая продукция студии работалась. Так вот Любовь Полищук на все смены озвучивания привозила мужа Сергея Цигеля.  Я ей говорю:

            — Люба, чего волноваться. Привезём, отвезём. Пусть мужик спит.

            — Да, ладно, — отмахивалась она, — Ты что думаешь, фильм выпустят. Не надейся. А так всё - таки хоть по кусочкам, но посмотрит.

            Удивительно, но никто нас не останавливал. Видно, ошалевшее начальство всерьёз принимало лозунг «Всё, что не запрещено законом, разрешено». Смешные!

            Так мы и дошли до сакрального для советского кинематографиста момента - представление фильма в Госкино СССР.

            Зал набит чиновниками. Полтора часа на экране кинокомедия. В зале тишина гробовая. А как только зажёгся свет, все, также молча и быстро, вышли.

            Они, специалисты по подтексту, любой фильм, вплоть до мультиков и рекламных роликов про зубную пасту рассматривали как возможную диверсию, как подрыв устоев. Вон, какие невинные реплики резали у Рязанова, у Гайдая. Всё искали недомолвки. А тут на тебе - всё прямым текстом. В лоб.

               Ко мне тогда подошёл начальник Первого отдела Госкино и буквально прошипел:

            — Эти стены должны рухнуть. Такого они ещё не видали. На полгода бы раньше начали бы вы снимать, мы бы не дали, а начните  сейчас, уже не дадим. Это вы в щель проскочили! — Думаю, что про себя он добавил «Бля!»

            И, действительно, в стране в этот момент начинался откат. Вильнюсские события. Резня сапёрными лопатками в Тбилиси… Звонит Владимир Молчанов. Передача «До и после полуночи»:

            — Ребята. Дайте фильм. Это у меня последняя передача. Закрывают.

            Так в той последней передаче и было: Вильнюсские события» и фильм «Бля!».

            Потом, Слава Б-гу, всё же распогодилось, и «перестройка» покатилась дальше. Но с  Госкино у нас противостояние не кончилось. Тем более, что их редакторское заключению со списком поправок мы просто - напросто похерили. И никаких оргвыводов не последовало. Странно, ведь и посерьёзнее бойцов проглатывали, не поморщившись.

            Оказалось, что запретить фильм тогда уже не было в их силах. Что делать? В их руках остался только один рычаг влияния.   Дело в том, что именно они выдавали так называемое «Прокатное удостоверение». И если премьерные показы в Москве, Питере, Киеве можно без него (кстати, там везде  шло с названием «Бля!») то уж по стране «зась». А кинопрокатчики просят фильм.

            — Нет! Скажи спасибо, что вообще разрешаем. Никаких «Бля»! — сижу я в кабинете у первого заместителя министра Госкино. Торгуемся по поводу названия.

            — Хорошо, — говорю, — Давайте, вот нейтральное «Санитарная зона».

            Он звонит кому-то. Получает указание. И пальчиком мне делает «ну-ну»:

            — Ну, кого это ты хочешь, Гальперин, провести. Ведь всем будет понятно, что это страна санитарная зона. Нет!

            Тут я пользую домашнюю заготовку. Понимали мы, что если у фильма будет труднопроизносимое название, то народ, конечно, запомнит первородное - короткое и простое «Бля!»:

            — А давайте тогда «Сэнит зон», — говорю я, —  Так кричит в фильме, ругаясь, иностранный гость.

            И представьте себе, Госкино это название утвердило.

     (Государственное прокатное разрешительное удостоверение № 118990 от 16 августа 1990 года). Хотя ведь на ломанном английском, испанском, французском, суахили и т.д. и даже на коверканном русском это значит одно и то же - «Санитарная зона».

            Удивительный человек и  известный  драматург Александр Володин тогда написал в «Литературной газете» про фильм: "Да, это же оглушительно смешное кино не про вокзал. Про страну!».

            Но, даже и с прокатным удостоверением было непросто. В Грозном начальник гарнизона арестовал фильм и актёра Юрия Потёмкина. Выслали.  В Риге горком партии…  

В Новосибирске обком. Украина, Белоруссия и Узбекистан и вовсе приказами по  своим республиканским министерствам культуры запретили показы.

            Вообще, оглядываясь назад, я поражаюсь нашей неимоверной наглости. Подумать только! Не просто допустить в мысли, а претворить в реальность... Мало того, что снять этот фильм, так ещё дать ему совершенно нецензурное и немыслимое в то время (да, кстати, и сейчас в России после нового указа)  название…

            Это было как бы одновременно  для нас и избавление от липкого страха советского  гражданина и  акт забивания гвоздя в крышку гроба советской цензуры. И то, что фильм теперь  официально во всём интернете и во всех энциклопедиях гуляет под тремя названиями – это  то самое – реализованное - наше безумное желание. 

            Ведь картина - веселая, легкая  -  в производственном смысле была очень тяжелой. Настолько неподъёмной… Просто руки опускались. И если бы не идея фикс: Новый Арбат. Проезд к Кремлю. Слева наискосок от библиотеки имени Ленина Приёмная Верховного Совета СССР. А справа кинотеатр «Художественный». И  на огромном рекламном щите «Бля!»

            Так и случилось! Именно там, в «Художественном» была премьера. Три дня подряд полные залы! С выходом актёров на сцену. И на огромном щите сверкало «Бля!». И было много других премьер. Например, в том же главном Доме кино. Битком все три зала. Конная милиция у входа. Уж очень много было желающих.

            А на следующий день кинорежиссёр Станислав Говорухин, ныне политик, писатель, заслуженный непримиримый борец за мораль и нравственность, Председатель комитета Госдумы России по культуре, разразился, кажется, в газетке «Аргументы и факты» гневной тирадой. Это что же, мол, за безобразие, товарищи, творилось  в Центральном Доме кино, в этом храме искусств?! Представляете, проводился аукцион унитазов, толпы людей скупали  пирожные, торты, шарики и даже презервативы с наклейками «Бля». И все гордо носили на груди значки с этим же словом. Да, вот уж воистину самые непримиримые бойцы за нравственность получаются из блядей, бля.

            А в августе поехали мы с фильмом в Одессу на Всесоюзный фестиваль кинокомедии «Золотой Дюк» и удостоились там Приза зрительских симпатий и приза Прессы.

            При этом с государством у фильма ещё долго продолжалось противостояние. Уже в прокате шёл и все телеканалы показывали, но  так чтобы Первый канал… Ни-ни.

            И только спустя десять лет. Я в Израиле с Сеней Винокуром в 2001 году снимаю очередное  наше кино. И читаю в программе в местной русской газетке: «Первый канал. Фильм «Сэнит Зон». И ещё в prime time. Ну, думаю, коровы в лесу сдохли.

            Присели мы с Сенькой ввечеру у телевизора… Пошли начальные титры и мы выпили по первой. И так до конца показа. За всех, кто тогда с нами делал кино. За всю нашу съёмочную группу: Танечку Суренкову, Лиду Коняхину, Веру Артёмову, Галю Угольникову, Ирину Борисовну Добровольскую  и звукорежиссёра Женечку Терехова.

            И так где-то до 2010 года крутил Первый наше кино довольно часто. А потом спохватились. И теперь на других каналах и в других республиках фильм идёт, а Главный российский опять проявляет бдительность…

            Я никогда не страдал манией величия и произведением киноискусства свой фильм не считал. Это было просто важное, актуальное на тот момент, сказанное мною слово. И я прекрасно понимал, что фильм канет в лету. Ну, дай Б-г, годика три будет на памяти. А вот, на тебе - фильм уже почти четверть века по-прежнему не просто на слуху, а в активе. Его смотрят зрители, на него ссылаются, его используют в качестве аргументов  публицисты. Да и фразы из фильма гуляют в народе.

                С  одной стороны, как творец, я, конечно, радуюсь. Но с другой  - чувство ужаса от понимания того, что фильм, до сих пор актуален. Значит, бредовый суп по-прежнему варится.

            Я снимал тогда и очень торопился. Думал, опаздываю - уходит время, нравы, персонажи… Ни хера не ушло. Россия в Кольце Мёбиуса. Или проще - заигранная пластинка и игла соскакивает опять на то же.

            О! Чтобы не забыть. В конце того самого «энтэвэшного» вопросника был такой пункт: Почему он уехал из России, ведь уже СССР не было?

            И вот я сегодня думаю - неужели они там, вот эти «звонкие, молодые и задорные»… Неужели они думают, что живут не в СССР? Причём образца 1936 года. Почему 1936? Потому, что 37-й ещё впереди.

 

Приложение. 

Буклет написан известным кинокритиком Петром Смирновым для премьеры фильма осенью 1990 года. Ведь кошмар, до чего актуально сегодня:

Монолог истинного патриота

(при чтении вместо многоточий подставлять название фильма)

Ну, и страна, …! ­

Что хотят - то и снимают, …!­

Ефим Гальперин, например, фильм  «…!»

Названьице еще то, …! ­

Подстать указу Президента, …!

О создании антипорнографического комитета, ....!

Под руководством министра остатков

культуры, ...!

Но вернемся к фильму, ...!

Над чем он там смеется, ...!

Над КГБ, МВД, МПС и немножко КПСС, ...!

Не нравится ему, ...!

Что любят у нас торжественно встречать иностранных гостей, ...!

Хлебом и солью, ...!

А это обычай такой, ...!

Старинный, советско-партийный, ...!

А уж проверить хлебы на предмет не ти­кает ли в них бомба, ...!

Это святое, ...!

Это не трожь, ...!

И хлопца этого, милицейского лейтенантика, не замай, ....

Он там в сортире жизнью своей рискует, ...!

Чтобы доложить, как положено, ...!

Проверено - мин нет, ...!

Да, на таких, как он, земля наша держится, ...!

Они завсегда хоть под танк, хоть в Афган, хоть на перестройку, ....!

Не то, что тот, второй. ...!

Который из этих, ...!

Из умных, которые на чемоданах, ...!

В полной боевой готовности к отъезду на свою историческую родину, ...!

Нет, правы все же кореша из "Памяти", ...! Не дремлют масоны, ох, не дремлют, ...! Но вернемся к фильму, ...!

Грудь-то секретаря Горкома ему чем не понравилась, ...!

Да любая Монро от зависти бы сдохла, ...! Типично нашенская грудь, ...!

Как и ее хозяйка, ...!

Которая, сразу по груди видно, из простых наших баб, ...!

А чего вот достигла, ...!

Совсем, как в песне, ...!

В царство свободы дорогу грудью проло­жим себе, ...!

И проложила, ...!

Об этом еще наш Ильич мечтал, ...!

Что каждая кухарка будет управлять госу­дарством, ...!

И ведь управляют, ...!

И не только кухарки, ...!

И дальше бы управляли, ...!

Если бы не эта перестройка, ...! Демократизация, ...!

Гласность, ...!

И этот, как его, плюрализм, ...!

А колбасы нет, ...!

И еще эти, ...!

Которые на чемоданах, ...!

Но мы,...!

С этим полковником из органов, ...!  Хороший мужик, ...!

Простой, крепкий. наш. сразу видно, ...! Что ни слово, то ...!

Вот с ним-то. ...!

Мы всем хвосты прижмём, ...!

Кому? ...!

А кто родину не любит, …!

Кто такое кино снимает, …!      

Потому, что в нем только одно название и правдивое, …!

Вот это наше народное, исконное – «…!»

Мы с этим словом всё и всех победим, …!

И коммунизм ещё во всём мире построим!

Бля буду!

Ефим ГАЛЬПЕРИН