Американская Армия – недемократический институт в демократическом обществе

Опубликовано: 9.07.2021

Круглый стол ТВ Клуба “Континент”

Что представляет из себя сегодняшняя американская армия? Этот вопрос далеко не праздный, потому что разруха в головах немалой части нашего общества может отразиться на армии, на ее боевом духе со всеми вытекающими последствиями.

Photo copyright: U.S. Air Force photo by Sarayuth Pinthong, CC BY 2.0

Посему было интересно провести дискуссию между ученым и публицистом Игорем Гиндлером, и капитаном первого ранга ВМС США в отставке Юрием Табахом. Чьи аргументы оказались убедительней, каков итог этого разговора человека гражданского и человека военного, можно узнать, прочитав стенограмму или же прослушав беседу на подкасте https://www.youtube.com/watch?v=jrxFwFDjqhU

ИГ: Кто в современной американской армии готов защищать американский флаг? Создается впечатление, что со времен Обамы вооруженные силы США, которые, как всякая армия, представляют собой микрокосм общества, направлены скорее на защиту радужного флага сексуальных меньшинств или черного флага БЛМ.

ЮТ: Я начал свою военную карьеру при президенте Рейгане. Мы гордились тем, что вооруженные силы Америки того времени были вне политики. Но со времен Обамы мы стали понимать, что вооруженные силы втягивают в политику – что является неправильным. В результате многие мои сослуживцы, генералы и полковники (включая меня) подали в отставку и ушли со службы. Мы не хотели поставлять своих солдат под удар.

При Обаме произошла потеря боеспособности. Трамп, как и Рейган, вернул в вооруженные силы боевой дух. Но сегодня мы возвращаемся обратно, во времена Обамы. Мы понимаем, что Байден – это третья каденция Обамы. Армия снова подвергается политизации – одних генералов снимают, других назначают, причем назначают “политически правильных”. Налицо потеря боеспособности – наши базы в Сирии и Ираке подвергаются обстрелам, но мы не отвечаем. При Трампе это было невозможно – противник боялся. Они знали, что будут сметены с лица земли и раздавлены.

ИЦ: Вернемся все-таки к вопросу – какие именно флаги вооруженные силы будут защищать?

ЮТ: Не будем паниковать: в вооруженных силах все дали присягу Конституции США. Конституция будет защищаться. Что касается прав меньшинств – их тоже надо защищать. Например, я был инициатором создания памятника первому американскому командору-еврею Урею Леви. Он расположен на Площади Независимости в Филадельфии. Командор Леви боролся с антисемитизмом на флоте – и тогда, и сегодня это актуально.

Лично я служил со многими ребятами, которые были гомосексуалистами. Они были хорошими воинами, и у меня никогда с ними проблем не было – наоборот, они сильно старались, чтобы доказать, что они такие же бойцы, как и все остальные. И мне, и другим командирам, и моему начальству было глубоко наплевать на их гомосексуализм. То, что они делали со своей задницей, нас не касалось, потому что то, что они делали в вооруженных силах, они делали правильно.

ИЦ: Видимо, чем меньше внимания этому уделялось, тем было проще. Для всех.

ИГ: Юра, мы знакомы много лет, и я внимательно слежу за твоими выступлениями в прессе. Но одна фраза засела у меня в голове. Ты сказал фразу, которая никому из гражданских неизвестна…

ЮТ: Я вообще не знаю, зачем Бог создал гражданских…

ИГ: ОК, шутки в стороны. Ты утверждал, что в Америке все офицеры до полковника включительно – это боевые офицеры, а все, кто выше рангом – это либо политики, либо политические назначенцы. Изменилась ли эта ситуация за последние годы?

ЮТ: Не совсем так. У нас командиры полков – подполковники. Полковники командуют бригадами. Стать полковником без командования полком невозможно. У нас считается, что стать подполковником – это очень удачная карьера, потому что большинство офицеров уходит в отставку майорами после 20 лет службы. Выбрать из ста подполковников, например, всего трех полковников, нереально трудно. Все подполковники – испытанные и хорошо проверенные в бою командиры.

Поэтому выбор полковника – это выбор уже по другим критериям, включая политические. Как выбрали меня из всей массы капитанов второго ранга? В тот момент понадобился боевой командир со знанием русского языка. Меня выбрали не потому, что я был лучшим, а потому, что я подходил к той схеме, которая вырабатывалась. Нельзя сказать, что кто-то является лучше других – все подполковники хороши, но на тот момент потребовалось нечто другое.

То же самое – с генералами. Сегодня нужен такой, а завтра – другой. Выбирают не по принципу “кто лучше” или “кто хуже”, а того, кто нужен. Именно в этом состоял смысл моего высказывания. Если же дело касается высших должностей – таких, как Председатель Объединенного Комитета Начальников Штабов, то эта должность – политическая.

ИГ: Хорошо, давай поговорим о нынешнем Председателе Объединенного Комитета Начальников Штабов…

ЮТ: А матом можно?

ИГ: Без мата лучше.

ЮТ: Тогда мне нечего будет сказать…

ИГ: Давай попробуем. Мы давно, еще со времен Трампа, подозревали, что он является обычным бойцом идеологического фронта, а не Председателем Объединенного Комитета Начальников Штабов. Но конкретного подтверждения этому не было. А при Байдене мы такое подтверждение получили.

ЮТ: Это было видно еще при Трампе. Когда Трамп вышел из Белого Дома и пошел к этой церкви, которую сожгли, он потом извинялся. Он вышел со своим Главнокомандующим, со своим непосредственным начальником. Перед кем надо было извиняться и за что?

ИГ: Видишь, для военного человека эта лакмусовая бумажка сработала, а гражданские все еще сомневались. Теперь мы не сомневаемся. Мы также не сомневаемся в том, что его недавнее провальное выступление на слушаниях в Конгрессе привело к тому, что было решено, как это обычно делается в Вашингтоне, создать небольшой кризис где-нибудь далеко. Где-нибудь в районе Ближнего Востока, например. Отбомбить там кого-то, чтобы перевести внимание населения туда.

Так и было сделано – чтобы изменить неприятную для Милли тему, была организована бомбежка заброшенных складов вооружений в сирийской пустыне. Эта тактика – с точки зрения нас, гражданских – не выгодна во всех отношениях. Во-первых, стоимость сброшенных бомб и стоимость всей операции намного превысила стоимость уничтоженных боеприпасов террористов. Во-вторых, эта операция коренным образом – опять же с точки зрения нас, гражданских – отличается от стратегии Трампа – преследовать и уничтожать главарей террористов, а не склады. Какова твоя оценка этой операции – как с военной, так и с политической точки зрения?

ЮТ: Это очень сложно оценить – мы не знаем всех деталей. Такие решения принимаются не одним каким-то генералом, а начальниками штабов, ЦРУ, Госдепом. Это может иметь как политическое, так и стратегическое или тактическое значение. Мы не знаем, какова стоимость этих бомб. Не забывай – мы постоянно бросаем бомбы на учениях. Мы сейчас не можем утверждать, что стоимость сброшенных бомб в Сирии была большой, а, например, на учениях – небольшой. Это все гораздо сложнее. Эта критика является спорной.

То же касается и тактики уничтожения главарей террористов. Наша задача – уничтожать врага, а не только его главарей. Трудно оценить эффективность такого подхода. Но вот то, что мы отбомбились – это уже хорошо. Были обстрелы наших баз, но ответки не было. Здесь хоть какая-то ответка прошла. Я считаю, что это хорошо.

ИГ: Если Председателем Объединенного Комитета Начальников Штабов является не военным лидером, а лидером политическим (который, однако, маскируется военным, прячась за генеральским кителем), то как насчет идеологии? Ведь политики без идеологии не бывает.

ЮТ: Его начальником является Президент. Главнокомандующий. Он давал присягу исполнять приказы своих командиров (если они законны). Приведу такой пример. У нас был на этом посту генерал Колин Пауэлл. Он был левым. Он занимал этот пост при Буше, во время операции “Буря в пустыне”. Он должен был выполнять приказы своего президента – и я не думаю, что это ему нравилось. Я не думаю, что он был со всем согласен. Но он подчинялся.

Теперь на этом посту генерал Милли, и он должен подстраиваться под президента. Президент – его командир, и он обязан это делать, нравится ему это или не нравится. Проблема в том, что мы с тобой знаем, что ему это нравится, что он – на той же волне, что и Президент. Это не создает проблему между генералом и Президентом, между начальником и подчиненным. Но это создает проблему для страны в целом и для вооруженных сил в частности.

Армия – гораздо консервативней. Мы не хотим, чтобы из вооруженных сил сделали организацию по охране природы, либо организацию по защите каких-то меньшинств, либо какую-то правозащитную организацию. Наша задача – быть готовыми к бою, всегда и везде. Но если армия начинает слишком сильно концентрироваться на правах человека, охране окружающей среды (например, использовать только “зеленые бомбы”, чтобы не портить атмосферу), то боеспособность, безусловно, уменьшится.

Напомню, что при Обаме существовали такие правила для вступления в бой – не стрелять первыми. Мы должны были сидеть и ждать, пока противник не начнет стрелять, и только после этого отвечать. Трамп это правило отменил – если вы считаете, что существует опасность, открывайте огонь.

ИГ: Последние годы – скажем, последние 4 президента – характеризуются тем, что американские вооруженные силы не выиграли ни одной войны. Выигрыши отдельных сражений были, но войны в целом оказываются без явных выигрышей. А без явных выигрышей мы не можем рассчитывать на то, что кто-то из генералов и адмиралов станет легендой вооруженных сил.

Например, во время Второй мировой войны появилось множество таких легенд. Они добились этого своими успехами и на поле битвы, и вне ее. Есть ли сейчас кто-нибудь на уровне генерала Лесли Гровса, который стоял во главе атомного Манхэттенского проекта, или на уровне адмирала Хаима Риковера – еврея, который создал современные ядерные флотилии (причем и подводные, и надводные)?

Кто в современной американской армии обладает достаточной храбростью, чтобы противостоять внедрению трансгендерных солдат? Кто имеет смелость пойти против как нынешнего Главнокомандующего, так и нынешнего министра обороны, которые приветствуют службу в вооруженных силах тех, кого во всех армиях мира признают психически ненормальными?

ЮТ: Мы слишком много внимания уделяем трансам. Например, сколько трансгендеров ты знаешь лично?

ИГ: Ноль.

ИЦ: Ни одного.

ЮТ: И я не знаю никого. Это – единицы. Они никакого влияния на боеготовность армии не имеют. И никто их не считает “психически ненормальными” и в других армиях мира. Например, в израильской армии есть ребята с синдромом Дауна, и всем находится работа. К ним относятся как к полноценным людям, им находят дело. Если они могут и хотят служить – я лучше буду иметь дело с трансгендером, который хочет служить, чем с обыкновенным ленивым парнем. Мне, как командиру, все равно, кто они, какого они цвета, молятся они дьяволу или еврейскому Богу. Если они воины, то это все, что имеет значение.

Насчет того, что мы не выиграли ни одной войны – это тоже неправда. Мы разбили все армии, с которыми мы воевали. Корейскую, вьетнамскую, иракскую, сирийскую – все армии мы разбили. Проблема здесь – не в вооруженных силах, не в генералитете, не в солдатах. Мы всех противников разбили в пух и прах. Очень быстро. Своим профессионализмом, своей дисциплиной, своим обучением. То, что потом политики не смогли этим воспользоваться – это другое дело. В войнах побеждают не воины, а политики. Солдаты выигрывают сражения, а политики способны уничтожить все то, что было завоевано нашей кровью и потом. Мы разбили всех, но политики не имели достаточно политической воли, чтобы этим воспользоваться.

Например, вьетнамскую армию уничтожали несколько раз. Наконец, чтобы всем было понятно – атомную бомбу на Хиросиму сбросили не военные, а политики. Это был жест политической воли.

ИГ: В современной Америке левые пытаются “демилитаризировать” американские вооруженные силы США. Но правильным подходом является прямо противоположное – необходимо “деполитизировать” вооруженные силы Америки. Какая задача представляется тебе более приоритетной – “деполитизация” системы образования, “деполитизация” науки, или “деполитизация” вооруженных сил?

ЮТ: Я считаю – все вместе. В науке не может быть политики. Наука не продвигается вперед методами демократического голосования. Если бы проводилось голосование по поводу теории относительности Эйнштейна, то его современники объявили бы теорию явной ерундой.

ИГ: Так, кстати, и было в Германии.

ЮТ: Да, наука так не работает. Но в Советском Союзе наука именно так и работала. Медицина так не работает. Конечно, образование тоже не должно быть политизированным. Но у нас оно до такой степени политизировано, что даже беженка из Северной Кореи подтвердила, что Колумбийский Университет политизирован сильнее, чем в Северной Корее. И, разумеется, армию мы не имеем права политизировать – это криминал.

Когда я служил в Польше, мы создали программу, по которой американские военные приезжали в Польшу, и им показывали нацистские концлагеря и лагеря смерти. Чтобы показать пример того, к чему может привести политизация армии – к военным преступлениям и трибуналу. Чтобы наши военнослужащие не поддавались на это.

Ситуация весьма серьезная, потому что демократы хотят заставить армию служить своим политическим целям. Точно так же, как они политизировали медицину: в некоторых штатах губернаторы-демократы отбирали лицензии у врачей, которые посмели выписывать HCQ для лечения ковида, потому что Трамп обмолвился об этом лекарстве. Но сегодня мы понимаем, что этот препарат работал.

Из-за политизации медицины мы только сейчас начали осознавать, что коронавирус был создан в китайской лаборатории, что это биологическое оружие, и что мы находимся в состоянии войны. Подобного рода политизация – криминал. Кто ответит за гибель людей из-за того, что запрещали выписывать HCQ? Кто ответит за то, что Всемирная Организация Здравоохранения всячески препятствовала расследованию о возникновении коронавируса в Уханьской лаборатории?

ИГ: Углубимся в историю. Когда именно политическая лояльность американских военнослужащих стала рассматриваться выше их боевых заслуг? Не превратились ли подразделения американской армии к настоящему времени в Потемкинские деревни, которые играют чисто церемониальную роль? Кто был последним начальником штаба в американской армии, который выигрывал сражения, а не протирал до блеска кожаные кресла в Пентагоне?

ЮТ: Мы выигрывали все сражения. Последний пример – ИГИЛ был разбит. Аль-Каида была разбита. Конечно, полковники и генералы являются политиками, но не в том смысле, как это понимают гражданские. Они являются продуктом внутриармейской политики. Это в наполеоновские времена генерал Кутузов был назначен фельдмаршалом, потому что искусно подносил кофе императрице. В американских вооруженных силах это практически невозможно.

Политизация современной армии существует, но пока еще не достигла уровня паники – пока только недовольство. Дело в том, что служить в армию идут, как правило, люди консервативные. Но офицеры учатся в американских университетах, и многие выходят из них леваками.

ИЦ: А американские спецслужбы? Создается впечатление, что они укомплектованы практически одними левыми.

ЮТ: Это впечатления создает верхушка. Например, мне, молодому лейтенанту, не давали секретный допуск – на том основании, что мой отец был до эмиграции членом Коммунистической партии. А Бреннан, принявший ислам член Коммунистической партии США, был директором ЦРУ. Но это – верхушка. В основном ребята, которые идут добровольно служить – консерваторы.

Некоторые политически ориентированные чиновники от армии сидят на своих постах долго, и становятся коррумпированными. Поэтому им не выгодно, когда приходит такой человек, как Трамп, и начинает их тормошить.

Почему у нас Госдеп такой левый? Там много юристов, они являются выходцами из “элитных” университетов, а это все леваки. И когда приходит республиканский президент, он продвигает своих сторонников – и это вызывает недовольство.

ИГ: Если ли среди офицеров понимание того, что пропаганда Пентагоном Критической Расовой Теории подрывает армию? Есть ли понимание того, что разрезание подразделений по расовому признаку ведет к прямой потере боеспособности? Как остановить сползание генералитета к дегенералитету?

ЮТ: Когда я служил (около 30 лет), у нас не было никаких конфликтов на почве расы. Были некоторые конфликты, связанные с сексуальными меньшинствами и сексуальными домогательствами. Проводились даже уроки по поводу того, как вести себя по отношению в военнослужащему другого пола. У нас пресекались все попытки отношений между командиром и подчиненным, между офицером или сержантом и рядовым составом. Нельзя было даже ходить друг к другу в гости – можно было попасть под трибунал.

Что касается Критической Расовой Теории – просто замените расу на классы, и получится не что иное, как классический марксизм. Раньше было искусственное разделение на классы (на класс угнетателей и класс угнетенных), а сейчас производится разделение на две расы. Типичный большевистский маневр.

ИГ: Можно ли надеяться на то, что негативные процессы, которые мы затронули сегодня, могут быть остановлены? Можно ли остановить политизацию вооруженных сил?

ЮТ: Все будет зависеть от нашего общества. Будет зависеть от того, как мы проголосуем в 2022 году. Все будет зависеть от нашей активности. Если мы будем пассивны, то большевики власть не отдадут. Они буду продолжать истреблять нас поодиночке – сначала полицию, потом армию, а потом разоружат гражданское население.

Все это уже было проделано в истории, и не раз – в Германии, в России, на Кубе, Вьетнаме, Венесуэле… Это один и тот же сценарий.

ИГ: Есть ощущение, что китайские и российские военные откровенно смеются над недавними американскими нововведениями – такими, как косметика, макияж, и маникюр в американской армии. Другое нововведение – отмена теста на физическую выносливость в ВВС (бег на длинные дистанции заменен прогулкой). Что думают американские военнослужащие об этих нововведениях администрации Байдена?

ЮТ: Ну, с американской армии смеются со времен Второй мировой войны. Они смеются, потому что каждый судит по себе.

В современной американской армии никто не воюет в редутах. Никто не марширует и не несет на себе снаряды, ружья, и копья. Сегодня у нас большинство вооруженных сил сидит за компьютером. Если девушка сидит за компьютером, почему она не должна выглядеть, как девушка? Почему у нее не может быть маникюра или прически? Ведь это не мешает.

Сегодняшние специалисты по обслуживанию самолета F-35 являются специалистами высочайшего класса. Они работают с высокими технологиями. Зачем им в полной выкладке бежать 10 км? Для чего? Если ты морской котик, если ты морской пехотинец, если ты зеленый берет – то да, ты должен это делать. Тут никуда не денешься. Если же ты сидишь за компьютером, то какую-то минимальную физическую форму надо поддерживать – просто для того, чтобы быть здоровым. Современной американской армии нужны не те, кто марширует по плацу, а люди с головой. Нужны люди, которые могут управлять дроном. Мы живем в другом мире. Война ведется по-другому.

ИГ: Достаточно ли в американских вооруженных силах геев, лесбиянок, и трансов, чтобы противостоять армиям Китая или России? Как отнесутся к пленным американским военнослужащим, которые будут обозначать свой пол не как мужчины или женщины, а так, как разрешает администрация Байдена – буквой Х?

ЮТ: Если они попадут в плен, например, к ИГИЛу, то им головы отрежут вне зависимости от того, какой у них пол. А как отнесутся в ИГИЛе к тем, кто обрезан? Мое мнение таково – если ты хочешь и умеешь воевать, если у тебя есть на это талант, если у тебя есть боевой дух и призвание – мне все равно, что у тебя между ног и что у тебя в голове.

ИГ: В Древнем Риме некоторые военачальники, которые выигрывали сражения на полях битв, а не в кулуарах Сената, зачастую свергали неугодных, немощных, и непопулярных правителей с помощью своих верных легионов. Возможна ли в Америке ситуация, когда верные Конституции США части восстанут против подразделений, верных Коммунистическому Манифесту?

ЮТ: Я надеюсь на то, что у нас этого не будет. Наша система построена так, что это невозможно. Дело в том, что необходимо различать гражданское общество и военных. Мы живем в демократическом обществе, а вооруженные силы – это не демократия. Вооруженные силы защищают демократию, но внутри армии демократия не практикуется. Поэтому, если какой-то генерал, адмирал, или полковник вдруг решит, что ему надо спасать эту страну, и начнет против своего народа боевые действия, то я надеюсь, что этого нет произойдет ни при каких обстоятельствах.

Почему? Потому что в нашем обществе есть другие рычали, другие механизмы – идите и голосуйте. Если же мы не может оторвать свою задницу и прийти на избирательный участок один раз в год, не можем отдать 10 долларов тому кандидату, которому доверяем, то мы будем иметь то, что имеем. Почему армия должна вмешиваться в этот процесс и решать за вас, что вам лучше?

Если вы решили, что вам лучше Байден, что вам лучше Троцкий вместо Вашингтона и Линкольна – это ваш выбор. При чем тут армия? Если народ сам не хочет, то и армия не должна это поддерживать, и мы будем иметь, что имеем и заслуживаем.

ИГ: Замечательный ответ! Дело в том, что мы проецируем гражданское общество на все вокруг нас. И когда мы проецируем демократическое гражданское общество на армию, мы предполагаем, что армия живет по тем же законам. Но ты верно отметил, что внутри армии демократия отсутствует. Поэтому армия не так сильно восприимчива к тому идиотизму, который происходит в гражданском обществе.

Армия отторгает это по ряду причин, а не только потому, что в армию идет соответствующим контингент. Это происходит потому, что демократия в армии невозможна, иначе армия перестает быть армией.

Вместо послесловия.

Постоянные ведущие и резиденты ТВ клуба Континент будут признательны за ваши отзывы и пожелания. Сообщите, пожалуйста, какие темы вас интересуют, и с кем из авторов русскоязычного интернета вы хотели бы встретиться в новых выпусках нашего клуба.

Редакция