В СТРАНЕ МАННЕРГЕЙМА И СИБЕЛИУСА

Эфраим Баух

В СТРАНЕ МАННЕРГЕЙМА И СИБЕЛИУСА

В страну Суоми – Финляндию – в ее столицу Хельсинки – я с женой прилетаем на очередной годовой съезд международного ПЕН - клуба – писателей, эссеистов и новеллистов в сентябре 1998 года. Из аэропорта везут нас через опустевший ночной город в отель «Скандик», расположенный напротив здания «Гранд Марина», прямо у причалов.  В нем и будет происходить съезд.
Просыпаемся при слабо проступающем рассвете, под сенью нависающей над гостиницей глыбы: огромный девятиэтажный, многопалубный, ярко окрашенный в белое и красное, корабль-город, с именем, звучащим, как нордический пароль — паром «Викинг» высится над словно бы осевшими перед ним и в миг постаревшими жилыми и административными  зданиями. К гиганту так и не может привыкнуть, слиться с ним, достаточно приземистое городское пространство Хельсинки, сбегающееся к нему улицами, портом, гостиницей.  Только дальний собор, высоко стоящий над площадью с памятником русскому царю  Александру Второму-освободителю, высится альтернативой, укором, быть может, и завистью  к этой махине, рожденной уплывать в вечно и обманно манящие морские дали. 
Ощущается здесь дыхание и иной махины – России, сухопутно налегающей с  северо-востока. По сути, у ног наших плещутся воды Финского залива, и если плыть прямо на восток, причалишь на противоположном берегу к Петродворцу, чуть севернее – к  Кронштадту, а там рукой подать Санкт-Петербург, бывший Ленинград. На юг совсем уж  недалеко — Таллинн, куда в выходные дни отчаливает каждый час теплоход с финнами: в  Эстонии спиртные напитки дешевы и без ограничения. Выйдя как-то из гостиницы, я чуть не был сбит потоком людей, идущих с детьми к морскому вокзалу, куда пристают корабли на Таллинн. Финны особенно ценят эти мягкие осенние дни на пороге  надвигающейся, чаще всего, суровой зимы.
Пространство этой северной страны, довольно плоской, поросшей лесами земли, на восток, к Ладожскому озеру, как единый ареал, и по сей день хранит глубокие раны двух войн –  Финской и Второй мировой. Финский писатель с лицом, изборожденным морщинами лет, неплохо знающий русский, ветеран обеих войн, со страхом вспоминает ледяные зимы  тридцать девятого и сорок первого года. Он был самым юным среди солдат-лыжников,  скользящих тайком через дикие бесконечные леса, полные советских войск. Почти вся  советская артиллерия с северной Карелии пыталась вырваться через Ладогу из кольца  финских войск. Русские надеялись погрузить всю конную артиллерию на корабли, чтобы выбраться на противоположный берег необъятно раскинувшегося Ладожского озера. Но все  их плавучие средства замешкались, и каждый час грозил катастрофой, ибо холод пробирал до  костей, озеро замерзало на глазах, а финны атаковали со всех флангов. И тут вспыхнул пожар, пожирающий лесное пространство, испепеляющий людей, коней. Финны же не давали  никому вырваться из огненного кольца. Более тысячи коней обезумело от страха. Они  прорвали огонь пожара и пулеметов, Те, кому удалось добраться до воды, бросались в озеро.  У берега воды были неглубоки, но в ста шагах обрывались в бездну. И кони сгрудились на  этой полосе, между пламенем и глубью, стоя на задних копытах, задрав головы над водой,  трясясь от холода, налезая друг на друга. В таком состоянии обрушился на них северный  ветер со стороны Мурманска. Мгновенно воды замерзли, издавая звуки тысяч лопающихся  стекол. Даже волны застыли стоймя. На следующий день лыжники-финны, выйдя к озеру,  и сами застыли перед страшной картиной, достойной кисти Иеронима Босха. Озеро представляло собой единый ледяной кристалл, и на гладкой, подобно хоккейному полю, поверхности, словно срезанные гильотиной замерзшей воды, торчали изваянные морозом головы лошадей, повернутые к берегу, и в раскрытых их мертвых глазах еще пылал белый страх гибели. 
С весной, когда Ладога начала размораживаться, пришла в страну Суоми эпидемия, больницы были переполнены, он, рассказчик, и сам едва выжил.
С другой стороны, призрачный, как химера, город Петра выпадает в кошмарную  реальность блокады, с трупами, валяющимися на улицах, людьми, сходящими с ума от голода: страшно глядеть на цифры, высеченные в камне на Пискаревском кладбище: во много раз  больше умерло от голода, чем от немецких снарядов.
В Питере, где я был недавно, потрескивающие неоном вывески без отдельных букв несут  в себе истинный смысл времени. Давно и напрочь из этой жизни выпали какие-то главные буквы. Вот уже десятилетие пытаются их восстановить, но настоящий текст забыли, главных его хранителей вывели в расход, а из оставшихся в живых выбили память. Лишь в каком-то  закоулке от Невского проспекта торчит обрывок вывески «сто ран», словно приоткрылся самый кончик  еще не вовсе отошедшей от ран гибельной эпохи.
Финский писатель, рассказывая, смотрит вверх, приподняв лицо, как слепой. Взгляд невидящ, ибо надо оцепенеть, чтобы сосредоточиться и увидеть сверстников, молодых, не вкусивших жизни, призрачной цепочкой теней уходящих в мертвые поля Аида.  Писательская молодежь подтрунивает над ним, не хочет слушать. Я же, приехавший из  Израиля, за медленным его рассказом слышу голос диктора, ледяной водой хлещущий в лицо: «Ихье зихрам барух! – Да будет память их благословенна!» Не может забыть человек, как шел по краю поля мертвых, видя сухими глазами застывшую графику «Апофеоза смерти» Верещагина.
Дискуссии по поводу свободы и равнодушия весьма интересны, длятся неделю. Свою  тему я обозначаю так: «Культурный разрыв между Западом и Востоком и его влияние на современную Европу». Предварив свое выступление словами о том, что индифферентность  может пикантно рядиться в элитарные одежды культуры западной Европы, но и может быть агрессивной, прикрывающей шапкозакидательством собственный комплекс  неполноценности в Европе восточной, говорю следующее: «Вопрос поставлен слишком  общо. Неясно, что мы подразумеваем под понятиями Запад и Восток. Существует формула Киплинга: «Запад есть Запад, Восток есть Восток». Но есть еще и стихи еврейского поэта средневековой Испании  Йегуды Галеви: «Тело мое на Западе, сердце мое на Востоке». Все  мы помним картину Поля Гогена «Кто мы? Откуда? Куда мы идем?» Вновь и вновь возникает вопрос: что такое культура? Образ жизни? Взгляд на жизнь? Извлечение уроков из истории? Выработка критериев временного и вечного? Мы знаем, насколько психоаналитические  учения людей Европы, Фрейда и Юнга, повлияли на европейскую культуру и литературу. Но  мы также знаем, насколько они, углубляясь в подсознательное, испытали влияние Востока:  учений индуизма, буддизма, не говоря уже о Библии, творении народа Израиля, пришедшей  с Востока и ставшей одной из основ европейской цивилизации.
Запад является колыбелью рационалистической философии, ведущей начало из древней Эллады и достигшей апогея в учении Декарта. Восток же — колыбель мировых религий и мистических учений. Но уже в конце Х1Х – начале ХХ века, совсем недавно отошедшего в прошлое, такие европейские философы, как Шопенгауэр и Ницше, отрицают этот  рационализм, обращаясь в своих учениях к Востоку. Особое положение занимают духовные поиски выдающихся людей северной Европы, где мы сейчас находимся.  И это мистические прозрения таких писателей, как Эммануил Сведенборг, Август Стриндберг, Генрик Ибсен,  Кнут Гамсун,  композиторов Эдварда Грига и Яна Сибелиуса, художника Эдварда Мунка. Датчанин Сёрен Кьеркегор в пророческом предчувствии приближающихся катастроф ХХ века отвергает рациональную спекулятивную философию Гегеля, строит свое понимание мирового духа и культуры на библейской книге Иова и жертвоприношении Авраама. Так возникает экзистенциализм –детище Запада, замешанное на мудрости Востока. До 1917 года с Востока  на Запад шли волны мощных духовных поисков человеческой сущности, справедливости и  добра в творчестве таких гигантов, как Достоевский и Толстой.
Нам кажется сейчас отошедшим в прошлое то, что разделяло Восток и Запад в течение  более чем семь десятилетий — железный занавес. Но феномены, рожденные им «под занавес», и сегодня действуют в культурном поле Европы. Любой непреодолимый барьер рождает ностальгию по тому, что происходит по другую его сторону. Культура восточной Европы, пребывая в глубокой депрессии под железной пятой диктатуры, бомбардировала Запад лозунгами о  светлом будущем, а сама тайком ловила малейший пробивающийся к ней намек культуры  Запада. Запад же, в силу своей открытости, и потому наивности, долго верил в эти лозунги,  видя в них спасение от язв капитализма. 
Рухнул барьер. Обе стороны увидели себя в истинном зеркале и устыдились прошлого. Излечение от этих комплексов будет еще долгим. Восточная Европа упивается давно подгнившими плодами западной свободы в виде комиксов и всей модернистской  машинерии, западная то распахивает объятия идеям с Востока вместе с массами людей, то пытается обороняться. Процесс, как говорится, пошел, и от того, как он будет развиваться,  зависит сокращение или расширение культурного разрыва между Западом и Востоком. Как  это произойдет, неизвестно, ибо, к сожалению, в наше время истинные пророки перевелись».
     В заключение встречи капитан парома «Викинг» устраивает всем участникам конференции роскошный обед в ресторане корабля-города. Огромный, как слон в посудной лавке, паром-лайнер «Викинг» осторожно пробирается узким проливом, оставляя по обе стороны шхеры Хельсинки, выходит прямо в небо, не ограниченное заборами, деревьями, домами, забывающееся в собственной бесконечности, мощно бездейственное и девственное. 
Закатывается солнце с царской медлительностью,  взрывчато выбрасывая столб пурпура, прожигает небо спиртовым пламенем: два-три облачка, более низких, насквозь прохваченных огнем заката, оранжевыми одиночками вкраплены в серую массу облаков.  В отличие от средиземноморских вод северные воды более тусклы, леденят взор. И, кажется, здесь в шуме вод человеческий голос более сиротлив и менее дерзок.

Меня интересует эта страна Суоми, единственно в свое время входившая союз с нацистской Германией, своим отношением к евреям и, при всем при том, не поддавшаяся требованию нацистов – лишить еврейских граждан страны прав и свобод. Сотни финских евреев сражались в рядах армии Финляндии и были награждены орденами и медалями за отвагу в сражениях.

В Финляндии жило, примерно, две тысячи евреев. Вероятнее всего, отцы их были кантонистами, проходившими воинскую службу – двадцать пять лет – в "княжестве Финляндском", являющемся  частью Российской империи. После службы они остались жить в этой стране. Сыновья их проходили действительную службу в финской армии. Многие стали офицерами, членами гражданской гвардии (Шюцкор).

Финские евреи поддерживали ревизионистское сионистское движение. Группы их добровольцев действовали в еврейских боевых соединениях в стране Израиля. После провозглашения государства Израиль, значительное число финских евреев совершило репатриацию в молодое еврейское государство.

Евреи Финляндии ясно осознавали, чем грозило им, да и всей стране, подписание 23 августа 1939 года пакта с гитлеровской Германией, по которому Финляндия была включена в сферу интересов СССР. Именно, на основании этого пакта СССР и совершил нападение на Финляндию 30 ноября 1939 года: Красная армия атаковала финнов по всей протяженности общей границы – 1400 километров – от Баренцова моря до Финского залива. В нападении участвовали сухопутные войска, флот, авиация, части НКВД, всего, примерно, один миллион солдат и офицеров. По расчетам Сталина, война должна была продолжаться несколько дней, учитывая огромное превосходство в живой силе и технике, и завершиться триумфальным парадом в Хельсинки.

Однако, с самого начала войны все пошло не так. Воспеваемая на все лады "непобедимая" Красная армия неожиданно натолкнулась на ожесточенное сопротивление финской армии, отлично подготовленной к войне на суровом севере, да еще в зимнее время.

В финской армии сражалось 350 еврейских солдат и офицеров. Они, хорошо владеющие языком идиш, легко находили общий язык с евреями-добровольцами из Швеции Дании и Норвегии, приехавшими на помощь сражающейся Финляндии.

 Как пишет Александр Шульман – "В 10-м пехотном полку, состоявшем, в основном, из бойцов шведского происхождения, многими офицерами и сержантами были финские евреи. Полк оборонял районы Харанпаанниеми и Виланиеми на Карельском полуострове. Бои там были жестокие, многие офицеры погибли. Двое еврейских офицеров, лейтенанты Майзлич и Штейнбок, были командирами рот в этом полку. Особо отличился командир роты 64-го пехотного полка лейтенант Соломон Класс".

О Классе я был наслышан еще ранее. До этой войны он более пяти лет сражался в Израиле против арабов и был прозван солдатами "Грозой Палестины".

В войну с СССР роту Клааса перебросили к Ладожскому озеру, где 10 января 1940 года попали в окружение две советские дивизии. Они отчаянно пытались прорвать кольцо. Роте Класса пришлось сдерживать их натиск. После боев, финны насчитали  293 погибших советских солдат: это были курсанты московского десантного училища.

Но мы не можем забыть о тысячах еврейских солдат Красной армии, образцово выполнявших свой воинский долг. Трое из них получили звание Героев СССР.

 Командир роты 212-го стрелкового  полка Красной армии  лейтенант Бубер, форсировав реку Тайполен-йоки, захватил плацдарм, чем содействовал форсированию реки другими подразделениями батальона. Был трижды ранен (в руку, шею и касательное в голову), но не оставил поля боя.

Еврейские солдаты финской армии понесли в Зимней войне тяжелые потери – 9 процентов членов еврейской общины Финляндии. Все еврейское население города Виипури (Выборга), более 250 человек, покинуло свой город, оставленный финскими войсками. В ходе ожесточенных бомбардировок Виипури советской авиацией и артиллерией была сожжена местная синагога.

 Зимняя война закончилась 13 марта 1940 года, когда был заключён мирный договор между Финляндией и СССР. Ценой огромных потерь – более  130 тысяч человек – СССР добился территориальных уступок от Финляндии. Потеряв около 30 тысяч человек – колоссальное число относительно небольшого населения Финляндии, она сумела отстоять свою независимость.

 22 июня 1941 на СССР напал "верный союзник", как писали советские газеты. Финляндия вновь оказалась между советским и германским жерновами, однако надеялась вернуть себе захваченные СССР земли, договорилась с Германией о совместных боевых действия  против СССР. Однако финны отказались подписать союзный договор с Германией и полностью вывели свои войска из подчинения германскому командованию. За военное сотрудничество они требовали гарантии независимости Финляндии, возвращения границ между СССР и Финляндией к состоянию на 1939 год. Важным пунктом соглашения было требование – не  считать Финляндию агрессором. То есть она готова была вступить в войну только после атаки со стороны СССР. Более того, в ходе наступления финны остановятся на старой границе с СССР, и ни в коем случае не примут участия в наступлении на Ленинград, находясь в обороне до политического разрешения конфликта.

 Финляндия не позволила немцам нанести непосредственный удар со своей территории, и немецкие части в Петсамо были вынуждены отказаться от атаки. Возможно, тем самым Мурманск был, спасен от нацистской оккупации.

 24 июня 1941 года советская авиация внезапно нанесла бомбовые удары по 18 финским городам. Собиравшаяся объявить о своем нейтралитете, Финляндия  объявила СССР войну.

30 июня 1941 года финская армия начала наступление. Маршал Маннергейм поставил перед своими войсками задачу выйти на старую финско-советскую границу. В период июля-августа 1941 финская армия захватила все территории, которые передала Финляндия СССР по результатам Зимней войны. 31 августа финские войска закрепились на старой финско-советской границе у Ленинграда, замкнув блокаду Ленинграда с севера. Заняв северный берег Ладожского озера и не допустив туда немцев, финны в значительной степени разрушили немецкие планы полной блокады Ленинграда. По Ладожскому озеру проходила "Дорога жизни", по которой доставлялось продовольствие и вывозились люди из блокированного Ленинграда. Маннергейм приказал своим войскам не атаковать этот единственный канал связи Ленинграда с Большой землей.

Финны также отказались перерезать Мурманскую железную дорогу, по которой всю войну шли поставки оружия и снаряжения от западных союзников для СССР.  1 октября советские части оставили Петрозаводск. В начале декабря финны отрезали Беломорско-Балтийский канал. С конца 1941 года линия советско-финского фронта стабилизировалась до лета 1944 года.

Как пишет Александр Фурман – "Для большинства финских евреев неожиданное "товарищество по оружию" с гитлеровской Германией было тяжелой моральной дилеммой, с которой они должны были смириться, будучи лояльными гражданами Финляндии. Журнал финской еврейской общины "Маккаби" в декабре 1942 года писал, что еврейские солдаты сражаются "за свободу и независимость Финляндии". Но все же они оставались евреями и должны были выработать собственный взгляд на участие в войне на стороне Гитлера. В Финляндии немцы старались не поднимать "еврейского вопроса". Многие финские офицеры-евреи единодушно подтверждают, что офицеры вермахта относились к ним нормально. Не известно ни одного случая, когда немцы, узнав о еврейском происхождении финского офицера, отказались бы с ним сотрудничать. Финским евреям было известно об антисемитских акциях их могущественного союзника. Сведения об этом поступали в Финляндию еще перед войной. 40 лет спустя капитан Иосиф Левкович напишет: "Мы воевали за нашу свободу и человеческое достоинство, в то время как наших безоружных братьев по религии истребляли в соседних северных странах и в Европе".

Майор медицинской службы Лео Скурник получил приказ наладить медицинское обслуживание частей (в том числе дивизии СС), окруженных в августе 1941 года Красной Армией под Киестинки.  Скурник организовал эвакуацию раненых через реку Капустная, чем спас свыше 600 человек. По словам финского полковника Вольфа Халсти, Скурник не только оказывал медицинскую помощь раненым немецким солдатам, но и вытаскивал их с поля боя, подавая пример санитарам. Немцы отметили подвиг еврейского военного врача. После того как во время отступления он спас целый немецкий полевой госпиталь, его представили к

Железному Кресту второй степени. Через генерала Сииласвуо Скурник сообщил немцам, что, будучи еврейским офицером, отказывается от награды".

 Вопрос о том, принимать ли Железный Крест, встал и перед командиром пехотного батальона капитаном Соломоном Классом, упомянутым мною выше. Впоследствии об этом рассказывал сам Класс: "Полковник Пилгрим поблагодарил нас за наши действия. Я пригласил его сесть, угостил кофе и армейским черным хлебом. Мы стали беседовать и тут он спросил, не из Прибалтики ли я родом. Мое немецкое произношение напомнило ему тамошний выговор. Я ответил, что родился в Финляндии, немецкий выучил в школе. Но мои родители эмигрировали в Финляндию из Латвии, округ Латгалия. И, не удержавшись, добавил, что мы, евреи, дома говорили на идиш, который напоминает немецкий язык. Тут все на меня уставились. Полковник встал, пожал мне руку и сказал: "Я лично ничего не имею против того, что вы еврей". Затем он воскликнул "Хайль Гитлер", отдал нам нацистское приветствие и вышел из палатки".

Финские власти, и в первую очередь маршал Маннергейм, твердо и решительно противостояли попыткам "решения еврейского вопроса", которого настойчиво добивались немцы. В июле 1942 г. рейхсфюрер СС Гиммлер прилетел в Финляндию. Целью визита было добиться согласия финских властей на депортацию финских евреев в нацистские лагеря смерти. Сомнений у нацистов не было - ведь власти и население всех оккупированных и союзных с Германией стран – русские и литовцы, украинцы и белорусы, французы и венгры - с огромным желанием участвовали в геноциде своих еврейских сограждан. Однако, только в Финляндии нацисты натолкнулись на твердый отказ финнов соучаствовать в геноциде. Главнокомандующий финской армии маршал Маннергейм заявил членам правительства: "Из моей армии не возьмут ни единого еврейского солдата для передачи Германии. Разве что только через мой труп. Не может быть также и речи о выдаче родных и близких моих военных, поскольку подобные действия могут отрицательно отразиться на боевом духе армии."

 Личность маршала Густава Маннергейма, единственного государственного лидера в Европе, отказавшегося от сотрудничества с нацистами в деле "окончательного решения еврейского вопроса", заслуживает отдельного отношения. К сожалению, он до сих пор не признан "Праведником народов мира".  Маршал Маннергейм решительно выступал против антисемитизма еще в бытность свою генералом русской армии. Известен такой факт: во время 1-ой Мировой войны в 1915 году, когда русская армия несла тяжелые потери, русские антисемиты по традиции обвинили евреев в том, что, мол, они являются причиной разгрома русской армии в Галиции, Польше и Прибалтике. Русское командование отдало секретный приказ осуществить депортацию еврейского населения из прифронтовой полосы. Это был акт геноцида . В ходе депортации русские войска уничтожали тысячи евреев, шел грабеж еврейского имущества, совершались все возможные преступления против мирного еврейского населения. Генерал-майор барон Маннергейм, бывший в то время командиром 12-ой кавалерийской дивизии, отказался выполнять этот преступный приказ. Как свидетельствуют очевидцы, он велел старшему адъютанту дивизии положить "весьма секретную" директиву под сукно: "Это не приказ, а глупость. Спрячьте его подальше от глаз офицеров. Визировать его не будем"

 Аналогично действовал и премьер-министр Финляндии Ю. Рангель, заявивший немцам, что евреи являются верными финскими гражданами, и правительство не позволит кому-либо покушаться на их законные права.

 Вместе с тем известны два случая выдачи финскими властями евреев-граждан других стран и военнопленных немцам. В ноябре 1942 г. 8 еврейских беженцев, имевших австрийское гражданство Георг Колман , Франц Улоф Колман , его мать, Ханс Эдуард Szubilski Генрих Юппер, Курт Юппер, Ханс Мартин Роберт Корн были переданы финской тайной полицией Германии, где семеро из них были немедленно убиты. Этот случай вызвал взрыв возмущения финской общественности. В знак протеста ряд министров вышли в отставку, резко выступили против высылки еврейских беженцев лютеранский епископат, руководство Социал-демократической партии Финляндии. Германский посланник в Финляндии У. фон Блюхер, докладывая об этом случае, выразил свою озабоченность по поводу негативных последствий немецкой расовой политики на настроения финского народа, отказывающего принять антисемитизм.

 В 2000 году премьер-министр Финляндии Пааво Липпонен опубликовал официальное извинение еврейскому народу за эту депортацию 8 еврейских беженцев. Памятником 8-ми еврейским беженцам стала "финская деревня" Яд-а-Шмона (Памяти восьми), построенная финнами в окрестностях Иерусалима.

 Кроме того, в 1942 году был произведен обмен советских военнопленных между Финляндией и Германией . Примерно 2600-2800 советских военнопленных, находившихся в финском плену, были обменены на 2100 советских военнопленных угро-финских национальностей (финнов, карелов, ингерманландцев, эстонцев),

находившихся в немецком плену.

 Для военнопленных русской национальности не было никаких проблем - около 2000 из них вступили в вермахт. Но в списке переданных немцам военнопленных были 47 фамилий, похожих на еврейские. Если это были евреи, то эти люди были обречены на уничтожение в нацистских концентрационных лагерях, хотя они были выданы не как евреи, а как советские военнопленные.

 Удивительным фактом еврейской солидарности стала помощь, оказанная финской еврейской общиной советским военнопленным-евреям. Советские военнопленные находились в тяжелых условиях - 30% из их числа погибли в финском плену. Их использовали на тяжелых работах, за провинности они подвергались телесным наказаниям. Однако евреям-военнопленным было еще тяжелее: уже в 1942 году руководству еврейской общины Финляндии от военнослужащих-евреев, проходивших службу в охране лагерей для военнопленных, стало известно, что военнопленные-евреи подвергаются антисемитской травле и издевательствам со стороны других военнопленных. Руководство еврейской общины обратилось к финскому командованию и непосредственно к Маннергейму с предложением – направить евреев-военнопленных в отдельные лагеря, которые будет курировать еврейская община. Было получено положительное решение и вскоре открылись два лагеря для евреев-военнопленных. 19 сентября 1944 года в Москве было подписано Соглашение о перемирии  с СССР и Великобританией, действовавшими от имени стран, находящихся в состоянии войны с Финляндией. По условиям перемирия началась Лапландская война, в ходе которой финская армия развернула боевые действия против германских войск, действовавших в Северной Финляндии.

6 декабря 1944 года, в День Независимости Финляндии, синагогу в Хельсинки посетил президент республики Финляндии маршал Карл Густав Маннергейм. В дни, когда Третий Рейх уже находился на пороге гибели, визит Маннергейма в синагогу имел особое значение. Опытный государственный деятель, хотел, чтобы весь мир узнал: Финляндия не причастна к Катастрофе европейского еврейства..

 В синагоге Маннергейм почтил память финских солдат-евреев, павших во Второй мировой войне. Он также дал понять, что финские солдаты-евреи выполняли свой патриотический долг по защите независимости Финляндии.