Вернуть евреев в их историю
Отставка директора Берлинского еврейского музея не решила проблему.
Сообщение на «Твиттер»-аккаунте Центрального совета евреев в Германии (ЦСЕГ) многих удивило. «Сосуд нашего терпения переполнился, – значилось в нем. – Похоже, что Берлинский еврейский музей полностью утратил самоконтроль. В этих условиях следует подумать о том, насколько оправданно определение „еврейский“ в его названии».
Это была первая столь резкая публичная критика со стороны ЦСЕГ, хотя поводов для нее руководство музея давало немало. То устроит дискуссию об исламофобии с приглашением активистов антиизраильского движения BDS. То организует выставку «Добро пожаловать в Иерусалим», которая, по сути, пропагандирует нееврейский взгляд на еврейское государство и его столицу. Негативную реакцию вызвал и визит в музей советника по культуре иранского посольства Сейеда Али Мужани, использовавшего встречу для антиизраильской пропаганды и осуждения приравнивания антисионизма к антисемитизму.
Но переполнило чашу терпения ЦСЕГ не это, а «Твиттер»-сообщение музейной пресс-службы от 6 июня, в которой рекомендовалась в качестве достойной прочтения статья из газеты taz, ставившая под сомнение целесообразность принятой Бундестагом 17 мая резолюции, осуждающей движение BDS и признающей его антисемитским. Указывалось также на осуждение этой резолюции «240 израильскими интеллектуалами», заявившими: «Решение Бундестага не помогает в борьбе с антисемитизмом». Воспроизведя эту фразу, музейные работники не взяли ее в кавычки, тем самым превратив ее в мнение руководства музея.
Поднялся скандал. Посол Израиля в ФРГ Джереми Иссахаров назвал происшествие «постыдным», пояснив: «Еврейский музей должен быть учреждением культуры, но, поддерживая движение BDS и критикуя Бундестаг за осуждение им антисемитизма, превращается в учреждение политическое». В итоге 14 июня 75-летний профессор Петер Шефер, которому за месяц до этого продлили трудовой договор, подал федеральному министру по вопросам культуры Монике Грюттерс прошение об отставке, которое было удовлетворено с дежурными комментариями о значительных заслугах уходящего директора. При этом все прекрасно понимали, что главная забота Грюттерс и возглавляемого ей фонда «Берлинский еврейский музей» – вовсе не судьба Шефера, а попытка уйти от политической ответственности.
Ведь все упомянутые выше упущения руководителя музея – лишь симптомы давно развивавшейся болезни, которую политическое руководство сознательно или неосознанно (во что верится с трудом) игнорировало. Это в случае действий политически и административно неопытного ученого Шефера можно найти оправдания опасного крена Еврейского музея, эрозии его административных структур, исходу ценных сотрудников. Но нет оправдания бездействию (а может, содействию?) со стороны политического руководства.
Дискуссия о положении дел в музее должна была начаться несколько лет назад, когда оттуда стали уходить перспективные сотрудники. Как минимум тогда, когда всего через четыре месяца после назначения покинула свой пост программный директор Леонтине Мейер-ван-Менш, замена которой не найдена до сих пор. Молодой историк безуспешно пыталась превратить музей из собрания экспонатов в средство диалога с обществом о еврействе. В частности, ее удивляло, что музейное кафе не является кошерным (хотя возможности для этого имеются). Ведь это один из самых простых способов вовлечь посетителей в дискуссию о еврейских традициях. Но руководство музея больше интересовал контакт с левыми и исламскими критиками Израиля. О результатах подобных «странных сближений» сказано выше. В то время как новые «друзья» стали частыми и желанными гостями музея, представители иной – проеврейской и произраильской – позиции стали появляться там все реже. Моника Грюттерс и руководство фонда безучастно взирали на это. Возможно, даже с одобрением, поскольку, похоже, и сами разделяли подобный подход: «ЕП» уже писала о том, как давно готовившаяся израильская выставка в Германии сорвалась из-за того, что Грюттерс отказалась дать государственную гарантию признания кумранских свитков собственностью Израиля.
Шефер стал всего лишь тем, кого (наряду с отстраненным от своих обязанностей пресс-секретарем Катариной Шмидт-Нарышкин) сделали крайним. Так что нет оснований полагать, что новый директор, которого назначенная Грюттерс комиссия должна определить по итогам международного конкурса, не попадет в ту же ловушку. Или еще хуже – продолжит совершать ошибки Шефера уже не по неопытности, а в силу своих политических пристрастий. Недаром же после отставки директора музея левая камарилья – в том числе и еврейская – зашлась в истерике по поводу «подавления свободы слова» и «диктата израильского руководства». Так что высказанное главой ЦСЕГ Йозефом Шустером пожелание, чтобы во главе Еврейского музея «не обязательно, но желательно» стоял еврей, не гарантирует изменение положения. Ведь евреи типа бросившихся на защиту Шефера экс-посла Израиля в ФРГ Шимона Штайна, профессора педагогики Моше Циммермана, главы германского отделения пропалестинского «Нового израильского фонда» и одновременно музыканта израильско-палестинского оркестра Даниэля Баренбойма Офера Вальдмана или редакции швейцарского левого еврейского издания Tacheles, даже не скрывают своей ненависти к нынешнему израильскому руководству (которое, в частности обвиняют в узурпации права решать, кто является евреем и что считать антисемитизмом) и готовности вредить ему любой ценой. Германские левые СМИ и политики придут им на помощь, так что заверения в политической нейтральности музея, в очередной раз данным Моникой Грюттерс руководству ЦСЕГ, скорее всего, так и останутся пустыми словами. Не бывает так, чтобы тот, кто на 75% финансирует деятельность подобного учреждения, не влиял на его политику. Несмотря на то, что в принятом в 2001 г. Бундестагом законе, определяющем основные положения функционирования Еврейского музея, в качестве его основной задачи названо информирование общественности о той значительной роли, которую играли евреи в самых разных аспектах жизни германского общества на протяжении всей его истории (и даже до нее, поскольку евреи появились на территории нынешней Германии задолго до того, как она стала Германией).
Германский историк еврейского происхождения Михаэль Вольфсон напоминает о том, что предшественником нынешнего Берлинского еврейского музея был еврейский отдел Берлинского музея, созданного в 1962 г. историком Эдвином Редслобом, который не уставал подчеркивать: «Евреи и иудаизм неотделимы от Берлина… Поэтому – не еврейский музей, а еврейский отдел в Берлинском музее». Но в середине 1980-х – не в последнюю очередь благодаря настойчивости Хайнца Галински – было решено, что евреям полагается отдельный музей.
«Для обоих подходов есть веские причины… – поясняет Вольфсон. – Но их смесь невозможна. В этом и заключается вопрос: разве отдельный еврейский музей не разграничивает евреев с Германии и ее обществом?.. До сих пор этот музей позиционировал себя как особый: „В отличие от всех других еврейских музеев в Германии, это не местный музей, а национальный музей истории, религии и культуры ашкеназийского еврейства в Германии“. Его особый статус закреплен Бундестагом 16 августа 2001 г. в Основополагающем акте фонда „Берлинский еврейского музей“: „Целью фонда является изучение и представление еврейской жизни в Берлине и Германии, ее влияния на другие страны, а также взаимосвязей между еврейской и нееврейской культурой и в создании места для общения“.
Как и положено, было учтено мнение „социально значимых групп“, прежде всего ЦСЕГ. Требовался консенсус, и он был достигнут. Но при этом, очевидно, не учли: юридическая дефиниция в качестве немецкого национального музея неминуемо должна была привести к конфликту с еврейским большинством как внутри страны, так и за рубежом, поскольку означает „деевреизацию“ еврейского. Это еврейское, само собой разумеющееся для еврейского музея, было заменено ни к чему не обязывающим общегерманским. Это было незаметно, пока все было спокойно. Сейчас, в бурные времена, это стало очевидным…
Проще говоря, немецко-еврейская история, включающая 6 млн убийств евреев, была расширена и теперь включает исламское и универсалистское измерение, что в конечном итоге привело к деиудаизации. Не продумав своих благих намерений до конца, германская политика и общество, равно как и музей переплели внутренние, ближневосточные и мировые проблемы политического ислама с еврейской темой и как бы „разбавили“ (намеренно?) евреев.
Слово „еврейский“ в названии музея породило противоположные ожидания у евреев и неевреев… Не заметив этого (правда?), участники законотворческого процесса забили гол в свои ворота. Они упустили из вида (действительно?) тот факт, что, деиудаизируя еврейскую историю, они отменили аксиому о всемирно-исторической уникальности убийства 6 млн евреев.
Насколько еврейским является Еврейский музей? За исключением еврейского мини-меньшинства в Германии, Израиле и мире, еврейское большинство говорит, что он „едва ли является еврейским“. Немецкое большинство и особенно его „элита“ растворили евреев и убийство 6 млн их собратьев в необязательности обобщений…
Проблема – не в Шефере, а в преобладающей в Германии универсализации еврейской истории и Холокоста. Ближневосточная политика способствует такому развитию, поскольку является политическим гермафродитом: на деле проиранской, на словах – произраильской.
Отсюда – вопрос: каким именно должен быть Еврейский музей? Национальным или местным? Музеем только для и про, но никак не против евреев и Израиля? Тот, кто персонализирует эти вопросы и сводит их лишь к личности Шефера, закладывает базис для будущих проблем…
Каждый кризис имеет свои положительные моменты. Теперь все узнают: нужно не только пересмотреть концепцию Еврейского музея, пришло время Германии и немцам вновь иудаизировать Холокост и еврейскую историю и не прятаться за ни к чему не обязывающими обобщениями».
Марк ГРИНБЕРГ, «Еврейская панорама»
Комментариев нет:
Отправить комментарий